Хотела бы выразить свою признательность Международному фонду исследований и обменов (И1ЕХ) и Программе исследований за рубежом Фулбрайта-Хэйса за финансирование поездок в СССР и Россию в 1981-1982 и 1990 гг., Международному фонду исследований и обменов (П1ЕХ) и Национальному гуманитарному фонду (ИЕН) за финансирование исследовательской поездки в Россию в 1997 г., Национальному совету по русским и восточноевропейским исследованиям (ИСЕЕЕН) за поддержку исследовательского проекта в 2001 г., а также Летнему исследовательскому семинару (университет Иллинойса), Хиландарской исследовательской библиотеке (университет штата Огайо) и Университету Канзаса.

Предисловие

7

уверенностью) к привнесенным христианским или туземным языческим корням, то моей главной задачей все же не является установить различие между ними. Напротив, я исхожу из самоопределения средневековых русских людей, которые жили в культуре, казавшейся им целостной и называемой ими «христианской» и «православной». Это не мое дело, как человека постороннего для их времени, культуры и языка, оспаривать их самоопределение.

Хотя я и принимаю самоидентификацию средневековых русских как христиан, я не утверждаю, что под этим определением они подразумевали то же самое, что русские (пусть даже русские крестьяне) подразумевают сегодня. Даже «традиционная» крестьянская культура изменяется с течением времени. Например, характерные черты ведьм в XIX в., как их описывают этнографы, имеют мало общего с чертами ведьм XVII века, как они отражены в следственных делах о колдовстве [^\УогоЬес 1995:172-176; Zguta 1977:1205-1206]. По этой причине историки позднего Средневековья (до XVIII в.) не могут основываться в своих реконструкциях прошлого на крестьянских обычаях, зафиксированных в Новое время. Однако этнографические данные могут помочь восстановить контекст той обрывочной информации, которая имеется в источниках позднесредневеко-вого периода. Более того, поскольку многие из практик, описанных нами, продолжили свое существование без перерыва в XIX и даже в XX в. (см.: [БЬеугоу 1996; БЬеугоу 2000]), сравнение может обогатить наше понимание обоих периодов.

Хотя современная крестьянская культура и современное крестьянство не могут служить надежной основой для реконструкции религиозной культуры позднего Средневековья, к счастью, существует множество источников того времени. Некоторые из них, особенно летописные сообщения и поучения против «язычества», известны ученым уже более столетия. Однако другие типы источников позволяют лучше понять мен-тальность простых русских людей, чем произведения, созданные представителями церковной и светской элиты. Наиболее аутентичные, лишенные посредников голоса обычных людей дошли до нас через берестяные грамоты, сохранившиеся в их первозданном виде. Многое можно узнать также из рассказов