Дальнейший жизненный путь Рабле был достаточно типичен для многих гуманистов XVI в., не имевших сильных покровителей. Гуманистические идеи во Франции в 30-е гг. XVI в. оказались под запретом со стороны самого короля. Рабле вернулся в лоно церкви, продолжал медицинскую практику, издавал научные труды и приступил к написанию главного произведения своей жизни – «Пантагрюэля», издававшегося по частям начиная с 1532 г. Со временем научная деятельность Рабле обеспечила ему высочайшее покровительство – король Франциск I приблизил Рабле и дал ему пост при дворе.

Резкие антицерковные высказывания, которые Рабле позволял себе в книгах, вызывали ярость богословов из Сорбонны. Писателю пришлось бежать из страны – от угроз со стороны церкви его не смог бы защитить даже король, который сам не слишком тепло относился к гуманистам. После смерти Франциска, положение Рабле стало еще более шатким. Во Франции зарождалось движение за Реформацию, идеи Мартина Лютера получали все большее распространение. В этой напряженной обстановке, которая готова была вылиться в вооруженное столкновение между приверженцами двух церквей (что и случилось в 1562 г.), высказывать антикатолические взгляды было крайне небезопасно. Впрочем, Рабле успел почти закончить свой роман. Четвертая часть книги вышла в 1552 г. и была немедленно приговорена церковным судом к сожжению. Сам Рабле умер в Париже в 1553 г.

 Что же представляла из себя книга «Гаргантюа и Пантагрюэль», вызывавшая гнев церковных судей на протяжении двадцати лет при жизни писателя и продолжавшая раздражать их еще много лет спустя?

Рис. 233 [Илл. – «Гаргантюа». Гравюра 1532 г. (Renaissance, стр. 303)]

Рабле начал писать «Гаргантюа» как переделку старинных французских народных легенд о добродушных гигантах, обладающих неумеренным аппетитом и простым (порой – откровенно физиологическим) юмором. Весной 1532 г. в Лионе, центре гуманистической культуры Франции, вышла анонимная книжка «Великие и неоценимые хроники великого и огромного гиганта Гаргантюа». Книга имела оглушительный успех, и Рабле поначалу предполагал просто написать продолжение этих хроник – в таком же шутовском ключе, сделать стилизацию под народную культуру. Однако почти сразу невинная забава превратилась в нечто гораздо более серьезное. Уже первая часть, вышедшая из-под пера Рабле, представляла собой тонкую пародию на всю средневековую культуру – и на священное писание, и на куртуазную литературу (в первую очередь, на рыцарский роман). От пародийности был один шаг до прямой насмешки – прежде всего, насмешки над схоластической культурой и католической церковью.