VIII. Заметим, что обряд, вызывающий ассоциации со славянскими зажинками (см. ниже в характеристике иностранных источников в связи с данными Малецкого), упомянут здесь в контексте иудейских праздников: при этом зажинкам имеется точное соответствие в ветхозаветной традиции (Шавуот — ср. Носенко Е.Э. «.. .Вот праздники Бога». М., 2001. С. 189).

IX. Традиционная интерпретация древнерусского обычая «драться по мертвецы», основьюающаяся на представлениях о тризне — языческом погребальном ристалище, не точна: речь идет об экзальтированном выражении траура— раздирании лица («драти ся»), одежд и т.п.: см. Страхов А.Б. Указ. соч.

X. А.И.Клибанов (Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1994. С. 48), обративший специальное внимание на этот вопрос, в частности, на использование крестов из лучины, за-

320 Комментарии

метил, что христианство русского средневекового «поселянина» — «не ортодоксальное, но это христианство». Смысл изготовления крестов заключался в стремлении «откреститься» от нечистой силы, которая покидает свое обиталище — воду — после водосвятия (ср. Чичеров В.И. Зимний период русского народного земледельческого календаря. XVI-XIX вв. М., 1957. С. 73-74). О святочных гаданиях см. Виноградова Л.Н. Гадания // СД. Т. 1; Она же. Девичьи гадания о замужестве в цикле славянской календарной обрядности (западно-восточнославянские параллели) // Славянскиий и балканский фольклор. Обряд. Текст. М., 1981. С. 13-43. Полоть, подать или палать, сеять снег — вид святочного гадания девушек о замужестве: набирали снег в решето или лукошко и трясли, прислушиваясь к звукам, при этом приговаривали: «Полем, полем беленький снежок, Залай, залай, собачка, где миленький дружок!» (Новые поступления в архив. 1976-1982. Календарные обряды. Часть 1. С. 33; Новые поступления в фольклорный архив Нижегородского университета. Календарные обряды. Нижний Новгород, 1997. С. 47-48).

XI. О скоморохах в древнерусской культуре ср.: Зимин A.A. Скоморохи в памятниках публицистики и народного творчества XVI в. // Из истории русских литературных отношений XVIII-XIX вв. М.; Л., 1959; Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ // Из истории русской культуры. Т. III. М., 1996 (глава: Скоморохи и древнерусская концепция веселья. С. 80-128).

XII. Упоминаемый в рассказе о «живом огне» библейский эпизод (4 Царств, 21,1-9) относится ко времени «языческой реакции» при царе Манасии, проведшем своего сына через огонь, волхвовавшем и вызывавшем мертвых, а также поклонившемся «воинству небесному» и поставившем истукан «царицы неба» Астарты. Эти деяния обличались в книгах Исайи и Иеремии, и, как уже было отмечено, отразились в древнерусских поучениях против язычников. О почитании и обрядовом применении «живого огня» см. Журавлев А.Ф. Из русской обрядовой лексики: «живой огонь» // Общеславянский лингвистический атлас. Материалы и исследования. 1976. М., 1978. С. 204-228; Он же. Домашний скот в поверьях и магии восточных славян. М., 1994. С. 113-119.