открывается главным образом из того, что твое достоинство и приветливое и радостное лицо, воспитатель, таковыми видятся всегда, кроме ...тех случаев..., когда ты входишь в святилище и приносишь жертвы богам; тогда твое лицо представляется мне мрачным и несчастным; отсюда я заключаю, что эти боги, которым ты поклоняешься, властвуют над мраком; по этой причине я твердо решил никогда им не поклоняться; потому же я не причиняю им никакого оскорбления, чтобы не возбудить твоего негодования'*.

... Тогда Олав вернулся в царство городов и там возвестил святую веру... сперва царь стойко противился, царица же была более склонна <слушать>... "Надеюсь, господин <мой> царь, что при помощи своей мудрости ты поймешь, что лучше веровать в Единого, Истинного Бога, творца, который создал небо и землю и все видимое и невидимое, чем блуждать в великой тьме и верить в ложных богов, которые тем не менее могут подать какую-либо помощь, что сами не способны сдвинуться с места, если их не несут или не везут другие. Как я тебе говорил много раньше, когда ничего еще не знал о Боге; тем не менее, мне казалось безрассудством им служить"» (лат.).

409 Antiquités russes I, 414 и след.; см. Jônsson. Указ. соч., 394 и след.

410 Antiqutés russes I, 394, прим. и след.; Flateyjarbok. Christiania 1860, I, Fornmannasôgur.

411 Jônsson. Указ. соч. 400 и след., Mogk. Указ. соч. С. 117.

252 вЖМансикка

ознакомившись с новой верой, принимает, по назначению свыше, роль ревностного миссионера, посланного к Владимиру для обращения его в христианство. Само собою разумеется, что все это лишено исторической достоверности412. Что же касается описания русских бытовых явлений, в частности, язычества, то оно может иметь реальную подкладку. При частых сношениях с Гардарикией, скан-динавцы должны были иметь некоторые представления о русской религии, тем более, что религиозные обряды первых русских правителей-норманнов, несомненно, носили следы скандинавского влияния. Признавая поэтому данные саги в общих чертах достоверными, мы все же должны напомнить, что детали культа могут быть переданы неточно. К сожалению, невозможно решить, какие из них зиждутся на исторических фактах, и какие, наоборот, являются домыслом составителей саг.

Польский священник в Луцке Ян Малецкий [Jan Malecki-Maele-tius (Menecius)] написал в 1551 г. посвященное ректору Кенигсберг-ского университета Георгию Сабину сочинение-письмо, в котором он описывает языческий культ и народные обычаи у «пруссов, ливов и других соседних племен». Небольшое сообщение Малецкого вызвало заслуженный интерес. Появившись в печати, «Libellus de sacrificiis et idolatria veterum Borussorum, Livonüm aliarumque vicinarum gentium» издавался и перепечатывался несколько раз 13. Хотя автор уверяет, что он передает только то, что он сам видел и слышал от достоверных людей (partem ipse vidi, partem ab hominibus fide dignis audivi), исследователи все же склонны думать, что в его руках были и литературные источники414. Во всяком случае, рассказ о литовско-прусских богах почерпнут из более древнего литературного источника. Относительно же другой части сообщений, посвященной суеверным обычаям, имеется полное основание думать, что она основана на непосредственных наблюдениях или самого автора, или современных ему очевидцев. В числе vicinarum gentium автор упоминает и племя восточнославянское (Rutheni), хотя, к сожалению, он не всегда указывает, к какой из перечисленных народностей относится описываемое явление. Черты западнорусского быта могут так или иначе проглядывать в следующих строках сочинения Малецкого415: