Людовико предоставил ему некоторое время предаваться безмолвной скорби.

После чего продолжил:

— Этого жида вы забудете. Точно так же, как должны забыть леди Карлу.

Тангейзер принял необходимый сейчас бездушный вид.

— Моя женитьба на Карле должна была стать платой за оказанные услуги. Я мечтал сделаться графом. Речь никогда не шла здесь о делах сердечных.

— Но с ее стороны, кажется, все иначе.

— Женщины склонны к пылким увлечениям, особенно по отношению к своему защитнику. А уж защитник ее ребенка обладает в глазах женщины особенной притягательностью.

— Я рад слышать, что вы сами сказали это, — произнес Людовико. — Эти слова подтверждают мои собственные наблюдения, но вы более умудрены в подобных вопросах.

— Я и сам был некоторым образом монахом.

— Но вы никогда не влюблялись.

— Этой пропасти я никогда не преодолевал. Моя слабость относится к сфере телесной, а не духовной.

— Эта испанка, Ампаро, без ума от вас.

— С ней все хорошо?

— Как и Карле, ей обеспечено уважение и максимальные удобства.

— Мне бы не хотелось узнать, что ее каким-нибудь образом обидели, — произнес Тангейзер.

— Ведите себя рассудительно, и ни одна рука не коснется ее, кроме вашей собственной.

Тангейзера беспокоила змеиная изворотливость, звучащая в его ответах, но он не чувствовал за ними никакой лжи. Но лгал он или нет, все козыри все равно были в руках инквизитора.

— Почему вы вообще вернулись в Эль-Борго? — спросил Людовико.

Людовико рассчитывал, что этот вопрос приведет его в замешательство. Тангейзер только пожал плечами.

— Я оставил здесь небольшое состояние, заключенное в опиуме и драгоценных камнях. Достаточное, чтобы основать какое-нибудь прибыльное дело, будь то в Италии, Тунисе или на побережье Стамбула. Кроме того, мысль о том, что моих товарищей турки в итоге закуют в цепи, не давала мне покоя, я воображал, что смогу уберечь их от подобного конца.

Людовико подался вперед.

— Карла ненавидит меня?

Вопрос вырвался у него так, будто мучил всю его жизнь.

— Она никогда не говорила мне об этом, — ответил Тангейзер, — и не потому, что не представилось такой возможности или не было повода. Просто в ее душе нет той почвы, на которой может прижиться ненависть. Она просто не в силах постичь твоей жестокости. Женщины в основном считают дикость неразрешимой загадкой. Сомневаюсь, что она оценит, если ты попытаешься отправить меня на костер. Но, должен признать, она ощущает скорее скорбь, глядя, как человек, которого она когда-то любила, творит злодеяния.