Тангейзеру показалось, что, если турки сооружают военные машины, больше подходящие античной эпохе, чем современной, это означает, что осаждающая сторона на грани отчаяния. Но он оставил свои мысли при себе и сказал:

— А что Пиали?

— Капудан-паша Пиали более мудрый стратег, но страх за судьбу флота нашего султана направляет его разум. Он отчаянно жаждет завершения осады до того, как начнут дуть осенние ветра. Как только задуют ветра, флот окажется запертым здесь на всю зиму. Мы в тысяче миль от дома. А иногда кажется, что еще дальше.

Слова утешения и ободрения никак не выговаривались, несмотря на все попытки Тангейзера произнести их. Он предпочел промолчать.

— Мы победим, если на то будет воля Аллаха, — сказал Аббас. — Но цена победы будет велика. Особенно для янычаров.

— Для янычаров цена всегда велика.

— Таково их предназначение. — Аббас некоторое время смотрел на него. — На базаре тебя знают как торговца опиумом. Говорят, когда Мальта падет, ты собираешься заняться перцем, возить его из Александрии.

От Аббаса ничто не укрылось, но маскарад Тангейзера выдержал испытание. Он подумал о Сабато Сви и невольно улыбнулся. Сабато посмеялся бы, если б узнал, что его вера в процветание перца на рынке захватила даже верховное турецкое командование.

Вслух он сказал:

— Будущее империи в торговле. Я бы даже сказал — больше, чем в войне.

— Почему ты оставил янычаров?

Вопрос был задан без малейшего неодобрения или угрозы. Тангейзер выдал давно заготовленный ответ.