Вечерний воздух за порогом был так сладостен, что все ее чувства оцепенели, голова закружилась, она остановилась и закрыла глаза из опасения упасть. Пушки все еще грохотали на севере, громче, чем раньше. Когда она смогла вдохнуть полной грудью, она различила в воздухе запах от полевых костров и готовящегося мяса и ощутила голод. Голод, которого никогда не знала. Заслуженный голод. Как странно чувствовать себя такой живой посреди всех этих смертей. Как ужасно. Во всем мире не было места более трагичного, чем это, но она не захотела бы сейчас оказаться ни в каком другом месте. Жизнь, которую она вела, женщина, которой она была, — все это казалось сейчас бесконечно далеким. Что же с ней будет, когда все это закончится?

Она ощутила на плече чью-то руку.

— Карла…

Открыла глаза и увидела Ампаро, глядящую на нее. Глаза ее ярко сияли, это любовь светилась в них. У нее в волосах был гребень слоновой кости, прекрасной работы. Карла обнаружила, что этот подарок больше не выводит ее из себя, и ощутила огромное облегчение. Ампаро просто светилась. Или же это Карла видела мир в новом свете и замечала свечение в тех вещах, к которым была слепа до сих пор? Чувства снова захлестнули Карлу — радость, смешанная с печалью. Ничего не говоря, Ампаро обняла ее, Карла прижалась к ней, вдруг ощутив себя ребенком, больше всего потому, что в руках Ампаро была сила — сила, о которой она никогда не подозревала, поскольку не интересовалась. Мир Карлы перевернулся вверх дном. Но она почему-то ощутила себя свободной. Ампаро погладила ее по волосам.

— Тебе грустно? — спросила она.

— Да. — Карла подняла голову. — Нет. Грустно, но от этого хорошо.

— От грусти никогда не бывает плохо, — сказала Ампаро. — Грусть — это то зеркало, в котором отражается счастье.

Карла улыбнулась.

— А я счастлива. Особенно счастлива видеть тебя. Я по тебе соскучилась.

Ампаро сказала:

— Я хочу познакомить тебя с моими друзьями.

Ампаро никогда раньше не говорила, что у нее есть друзья, но и она сильно изменилась за последние дни. Не привязанная больше к одной только Карле, она была похожа на вырвавшуюся из клетки птицу. По духу она была ближе этим людям, чем могла когда-нибудь стать Карла. Она бродила по улицам и верфям, пользуясь свободой безымянности, какой Карла не знала никогда. Карла посмотрела на госпитальную лестницу, под которой стояли, ожидая, два юных мальтийца. У старшего, наверное лет двадцати, на месте правой руки была недавно перебинтованная культя. Она помнила его по госпиталю. Его привезли прошлой ночью и отпустили этим вечером. Его лицо до сих пор было серым от боли, глаза до сих пор пустые и застывшие от пережитого ужаса битвы.