Выдержки из записки барона К. К. Врангеля, составленной в начале 1924 года в Риме.

Скопирован с черновика , написанного рукой автора, и находящегося в архиве о. Абрикосова.

Несколько предварительных данных о бароне К. К. Врангеле и его сотрудничестве с о . Абрикосовым.
(записано со слов о. Абрикосова. Париж, июнь 1942 г.)

Барон Константин Константинович Врангель окончил Морской Корпус в Петербурге. Готовился быть моряком, но по состоянию здоровья был освобожден от военной службы. Поступил в Министерство Иностр. Дел и ко времени переворота 17-го года состоял при русском генеральном консульстве в Генуе. Не пожелав оставаться на службе при Временном Правительстве, вышел в отставку и поселился в Риме. - Примкнул к партии «легитимистов» и стал проводить кандидатуру Вел. Князя Кирилла Владимировича на российский престол. Впоследствии сделался его представителем в Риме.

Эта деятельность ставила его в соприкосновение с политическими и церковными кругами многих стран (между прочим был в сношениях с митрополитом Андреем Шептицким*). В Риме он завоевал авторитетное положение среди лиц, причастных к Правительству, а также у лиц, близких к Ватикану.
_______

*В архиве митр. Андрея Шептицкого сохранилась переписка его с Вел. Кн. Кириллом Владимировичем и бар. К. К. Врангелем.

_______

Первое - давало ему возможность облегчать участь русских беженцев (главным образом хлопоты по паспортам и визам), а второе - дало возможность через секретариат представить папе Пию XI записку Вел. Князя, в которой последний уведомлял о своих правах на престол и о своем благожелательном отношении к урегулированию вопроса Католической Церкви в России.

Бар. Врангель, сам православный, относился доброжелательно к католичеству, интересовался вопросом церковного единения и правильной постановки католической Церкви в России. Сотрудничество с о. Абрикосовым выработало у него правильный взгляд на дело.

О. Абрикосов, прибывший в Рим 6-го окт. 1922 г., как прокурор Экзарха, считал своим долгом входить в контакт с представителями различных политических групп в русской эмиграции. Не примыкая сам ни к одной партии и не касаясь их политических программ, он сходился с ними исключительно на почве чисто церковных интересов, нащупывая их настроение к католической Церкви и стараясь выяснить, что можно ожидать для католического дела в России, в случае, если после падения большевиков, та или другая партия окажется во главе управления.

Политические деятели в эмиграции, в то время, подразделялись на следующие четыре главные группы: «монархисты», выдвигавшие на престол Вел. Князя Николая Николаевича; «республиканцы», социал-революционеры, старые «кадеты» и «легитимисты». От первой группа ждать било нечего: старорежимное отношение к католичеству, не считавшее даже возможным допускать в России католичество восточного обряда.

Республиканцы «эсеры» и «кадеты», как и Временное Правительство, относились к вопросу равнодушно, не стали бы мешать, но не стали бы и поддерживать. Вопрос стоял вне их программ.

Только у представителя "легитимистов" К. К. Врангеля встретил о. Абрикосов интерес к вопросу о католичестве и желание узнать о настоящем его положении в России и об условиях необходимых для его нормального развития в будущем. О. Абрикосов ознакомил его с историей учреждения экзархата и объяснил, почему он (экзархат) является единственной формой, в которой католичество может быть принято в России: она разрешала вопрос с государственной точки зрения, Врангель вник в дело и в этом же смысле муссировал идею у Вел. Князя. Кирилл Владимирович спокойно и разумно отнесся к вопросу и пожелал быть специально осведомленном самим о. Абрикосовым; два раза вызывал его в Кобург; прием был радужный и назидательный.

Предполагалось в будущем дать русской католической Церкви, в форме экзархата, положение Церкви национальной, при чем латинские церкви были бы на положении организаций иностранных, обслуживающих только иностранцев, проживающих в России. Таким образом русская католическая Церковь восточного обряда была бы выдвинута на первый план, а латинская - поставлена в надлежащие рамки.

В деятельности барона Врангеля в Риме следует еще отметить, что одно время (годы 23-24) он состоял личным секретарем при о. М. d’Herbigny; пользовался его полным доверием, но сам ему не доверял, считал его деятельность вредной для интересов России. Д'Эрбиньи направил к нему свою креатуру - "фон дер Лаунитца"*, который держал его в курсе всех своих махинаций, направленных к преследованию отца Абрикосова. Таким образом Врангель был в курсе всей интриги, затеянной д’Эрбиньи против о. Абрикосова и счел своим долгом заступиться за о. Владимира, о чем и свидетельствуют прилагаемые при сем вписки из составленной им конфиденциальной записки, поданной "кому следует".
________
*См. о нем в № 515, Записка Mgr. Benini и предисловие к нему.

Копия с черновика, написанного рукой барона К. К. Врангеля

Converti au catholicisme en 1909 .... et imposé prêtre en 1917, 26, le P. Vladimir Abrikossoff se consacra entièrement à l'oeuvre de propagande de la foi catholique en Russie. Son activité fut très remarquée déjà sous le régime impérial et lui valut des persécutions, des... Mais fidèle à ses conceptions,il poursuivit son action sans se soucier des sacrifices personnels qu'elle pouvait lui imposer. C'est pourquoi, lors de la première révolution (1907, mars) russe, il réussit à donner a l'Eglise Catholique en Russie une importance suffisamment grande pour que le gouvernement provisoire Kerensky se trouva dans la nécessite de reconnaître formellement l'existence des catholiques russes,auxquels il dut accorder une situation indépendante dans l'Etat Russe.

Soutenu dans son oeuvre par l'Archevêque Szeptycky et par le Père Feodoroff,le P. Abrikossoff réussit à créer une église catholique russe de rite oriental, basé sur les principes papaux (Léon XIII), reconnue comme telle non seulement par le gouvernement provisoire russe, mais par le Saint Siège lui-même qui nomma le P. Feodoroff exarche de l'Eglise Catholique Russe.

A la suite de cette nouvelle situation, garantie légalement par des bulles pontificales et par le pouvoir laïque russe, l'oeuvre du père Abrikossoff put se développer avec le plus grand succès, dont le plus éclatant est constitué par la fondation d'une congrégation des soeurs dominicaines qui compte aujourd’hui plus de 20 âmes.

Hélas! le coup d'état bolchevik, effectue par les éléments nettement anti-chrétiens, se répercuta immédiatement sur toute la vie religieuse en Russie. Les Catholiques ne furent pas plus épargnés que les orthodoxes, et bientôt les persécutions devinrent d'une gravite exceptionnelle, ce qui pourtant ne pat arrêter ni diminuer le zèle de ceux ,conduits habilement et courageusement par le p. Abrikossoff, continuèrent à se dévouer pour la cause catholique.
C'est pourquoi,le p. Abrikossoff fut un point de mire pour les Soviets et dut subir de nombreuses perquisitions, arrestations, etc. Le même sort échut au père Feodoroff, qui fut bientôt définitivement arrêté et jeté en prison, ou il se trouve jusqu'à ce jour.

Les tribulations du père Abrikossoff ne furent pas moins graves: arrêté et jugé par les soviets, qui l'inculpèrent de "contre-révolution religieuse", il fut condamné à mort, avec commutation ultérieure de cette peine en exil perpetuel, sous peine d'être fusillé sans procès en cas de retour sur le territoire des soviets.

Ainsi expulsé en 1922 ,il arrivait à Rome au mois d'octobre 1922, ou en vertu des instructions et des documents a lui donnés par le P. Feodoroff, il assumait le titre de "procureur de l'Exarche de Russie", titre qui fut par la suite officiellement reconnu par le Vatican.

Hélas, le séjour dans le centre même et dans le berceau de l'Eglise Romaine ne lui procura pas l'apaisement et les consolations qu'il espérait.

La profondeur de son attachement au rite oriental, son refus absolu d'admettre la latinisation des catholiques russes et du clergé catholique russe, ainsi que le fait de ne pas admettre le biritualisme, valurent au père Abrikossoff l'hostilité, plus an moins bien cachée, de certains membres du clergé catholique occidental, et surtout de certains ordres; hostilité d'autant plus grande que l'argumentation du père Abrikossoff ne pouvait trouver de répliques valables, car elle ne s'appuyait que sur ce qui constitue des promesses solennelles su Saint Siège lui-même,faites à l'égard de l'Eglise catholique de Russie.

L'indépendance matérielle du p. Abrikossoff, qui vit du peu quilui reste (comme comptes courant à l'étranger après la révolution alors que jadis il était millionnaire) contribua également à l'hostilité de ceux qui voudraient le plier à leurs souhaits, par la voie dela pression financière.

C'est l'ensemble de toutes ces causes qui fat au fond de l'action entreprise par certains individus contre le p. Abrikossoff. Ni sa vie exemplaire, étalée à la lumière du grand jour, ni sa foi profonde, manifestée en tonte occasion, ni sa grande charité envers tous ceux qui se trouvent dans le besoin, ni lès mérites de son activité antérieure, ni enfin son rôle de procurateur, chargé de défendre de intérêts de l'exarchat russe, rien de tout cela ne pat sauver cette noble âme d'une campagne calomnieuse, sournoisement entre prise depuis son arrivée à Rome,et poursuivie aujourd'hui par des moyens à peine qualifiables, dont la honte devrait retomber, avec éclat, sur les auteurs.

C'est ainsi, que depuis le début de 1923 on répandit des bruits tendant à compromettre politiquement le p. Abrikossoff que l'on exposait comme un agent des Soviets, en oubliant les persécutions (que l'on peut facilement prouver) que lui infligèrent ces mêmes Soviets, et en ne voulant pas prendre en considération ses fréquents emprisonnements en Russie, et son expulsion finale, ainsi que la spoliation dont il fut victime.

De même, chercha-t-on a défigurer son attachement an rite oriental, en l'interprétant faussement, comme une soi-disant hostilité envers le Vatican et la foi catholique, bien qu'il ait à son actif des preuves d'un dévouement tout particulier, et qu'aucune personne de bonne foi ne pourrait et n'aurait voulu nier.

De même, la correspondance du père Abrikossoff avec ses filles spirituelles restées en Russie, avec son ex-femme, supérieure de la Congrégation doménicaine créée par lui tout cela fut défiguré par certains père de la Congr. de J., gui s'en servirent comme d'autant de prétextes, pour détruire la réputation d'un homme trop droit, trop indépendant, trop respectueux des statuts établis par des encycliques pontificaux et souvent combattus en Occident.

On finit par construire des échafaudages puérils et invraisemblables, que seuls la mentalité jésuite peut concevoir.

C'est ainsi que l'emprisonnement à Moscou de toute la congrégation des doménicaines, fut interprété comme une comédie habilement combinée entre les Soviets et "leur agent Abrikossoff"; pour le camoufler complètement, on aurait «fait mine» d'arrêter et d'emprisonner les religieuses; de son coté, le père Abrikossoff aurait "fait semblant" d'en être durement éprouvé dans son âme et dans son coeur,et de ne pas être capable d'obtenir leur mise en liberté. Toutefois, afin de frapper plus sûrement, on cherchait à adapter l'argumentation a la mentalité et a la logique des interlocuteurs auxquels on avait à faire.

C'est pourquoi, ceux qui ne seraient pas disposés, a croire aux divagation qui viennent d'être mentionnées, étaient informés au contraire, que le Père Abrikossoff avait été réellement très durement éprouvé, et que sa douleur doit le porter tout naturellement à servir les Bolcheviks, dans le but d'obtenir la libération des religieuses.

Toute cette honteuse campagne dure depuis le début de 1923 jusqu'à aujourd'hui. Cependant, bien que poursuivie avec méthode, l'action diffamante ne pouvait, à elle seule, atteindre les résultats désirés; la calomnie, bien que tenace et sans cesse enrichie, circulait trop lentement, et ses effets étaient trop maigres. Elle était dirigée contre une personne dont toutes les qualités, toute l'existence, tout le passé, démontraient le mensonge de ces accusations, constituaient un démenti trop éloquent. Il fallait donc entreprendre une action plus énergique; échafauder une affaire en bonne forme, tenter l'éloignement de l'homme gênant, et le tenter par tous les moyens.

Ce n'est qu'ainsi que s'explique l'arrivée inopinée à Rome en décembre 1923, aux frais de la Comp. de J. et sans motifs avouables, ou tant soit peu plausibles, d'un catholique russe le Baron Igor von der Launitz.

Cet individu, dont rien ne prouve l'authenticité, faisait profession de foi catholique», parce que, disait-il à ceux qu'il " honorait de sa confiance" " cela pouvait le pousser dans la vie." Se trouvant parmi on avec les émigrés russes à Constantinople (1920),il en fut expulsé par les autorités interalliées, comme escrocs, parait-il. Etabli à Francfort, il y eut quelques aventures galantes, qui furent dureste de courte durée, car, ainsi qu'il le disait lui-même" un homme doit savoir exploiter la sentimentalité féminine, et en tirer les ressources nécessaires pour une vie agréablement aisée." Certains assurent que le Baron dut quitter Francfort en toute hâte, ayant été compromis par une participation active aux émeutes des communistes, qui eurent lieu en octobre-novembre 1923, et lui aurait valu un mandat d'expulsion. Aucun russe à Rome ne voulut entrer en relation avec lui curant son séjour dans la ville éternelle: Russes orthodoxes ou catholiques le considéraient comme un être répugnant; quant à ses manières, elles apparaissaient à tous comme un démenti de l'authenticité du nom dont il s'était affublé.

Tel est l'individu,que certains pères de la C. de J. soudoyèrent en unissant leurs bourses, afin qu'il fasse la sale besogne dont ils avaient besoin.

Introduit auprès du père Abrikossoff. il s'en déclara l'ami et le fils spirituel. Il devint un assidu chez le père Abrikossoff, il en devînt le «pritchetnik» et l'ardent collaborateur; il se déploya en vue de l'organisation du corps des catholiques russes à Rome, et fit une campagne énergique pour faciliter la célébration solennelle et permanente de la Messe du rite Oriental; il ne ménagea pas ses efforts dans une tentative de constituer un choeur de Russes catholiques; rien ne pouvait l'empêcher d'assister à la messe quotidienne du p. Abrikossoff auquel il prêtait tout son concours.

Cette amitié et ce dévouement, qui furent remarquées par un grand nombre de personnes, n'étalaient en réalité qu'un jeu habile et n'avaient qu'un seul but; démontrer à tous ceux què cela pouvait intéresser, qu'il connaissait intimement le p. Abrikossoff, et que par conséquent en en parlant (bien on mal), il le faisait en parfaite connaissance de causer C'était une feinte indispensable an bon succès de la tâche dont l'avait chargé la C. de J.

Da reste ,il s'en acquittait très consciencieusement. Sa sympathie pour le P. Abrikossoff, valut à ce dernier un document écrit par le Baron avec force dates et paroles "textuelles» à l'appui; ce document décrivait " l'impiété du prêtre russe, son hostilité envers le Vatican, sa propagande anti-catholique, son habileté en tant qu'agent bolchevik" Tons ces faits devenaient évidents et indéniables, pour peu que l'on prit an sérieux les affirmations fausses ou sciemment déformées du rapport cousu de toute pièces sur l'ordres de certains pères jésuites. D'ailleurs,le document composé par (Launitz) ne saurait résistera une critique impartiale: et tout d'abord le nombre même des accusations portées contre le P. Abrikossoff les rend invrai¬semblables, car il est bien difficile d'admettre l'incarnation simultanée de tous les crimes en un seul homme. Il serait tout aussi ardu de concilier la grande simplicité du P. Abrikossoff, qui se serait livré, pieds et poings liés su premier venu,__avec l'intelligence supérieure, la finesse, la ruse, et l'habileté diabolique, que Launitz lui impute dans d'autres points de son rapport. De même, il est impossible d'admettre, qu'un homme, qui, dans certaines pages, est représenté comme très érudit, se trouve être ailleurs, d'une ignorance crasse quant aux questions mêmes, qu'il semblait posséder à fond, selon le témoignage rapporté quelques lignes plus haut.

Il est également difficile de prêter foi ai fait qu'un homme ayant un ascendant moral sur ceux qu'il approche, et qui possède des qualités d'âme et de coeur tout à fait exceptionnelles, et bien supérieure à la moyenne ___que ce même homme incarne l'immoralité, l'impiété la cruauté et la perfidie les plus profondes.

Il semble superflu de répéter que le document tout entier du Baron est un échafaudage de mensonges et d'absurdités __fruit d'un zèle exagéré et de directives "supérieures" par trop vigilantes.

Ce document plutôt rare, fut rédigé et mis en circulation dans la dernière huitaine de décembre 1923. Il fut dûment apprécié par ceux qui en avaient passé commande. Hélas! ce ne fut pourtant pas leur dernière cartouche. Les vrais instigateurs de l'infâme "dénonciation", s'appliquèrent non seulement à lui assurer une large diffusion dans les milieux ecсlesiastiques, mais n'hésitèrent pas à insister auprès de quelque haut prélat, voire même, d'un cardinal, afin que la calomnie fut appuyée par le concours d'un nom sans tache et d'une autorité indiscutée ... et ils furent naïvement surpris de se heurter à un refus catégorique.

Aussi, en attendant que la calomnie portât ses fruits infâmes, qui en font une arme des lâches, il fallait pourvoir autrement. On chercha alors le concours de la police, prête a prendre ombrage d'un "agent bolehevik" et à ordonner cette expulsion, si ardemment souhaitée par les pères Jésuites. Voilà pourquoi, toujours vers la fin de décembre, le Baron se présentait à la Questure de Rome. Du reste, il ne s'y rendit pas seul. Une brave femme dévote et bornée, dûment instruite par le père intéresse à ce jeu, voulut bien assurer le succès de la démarche du baron, en i'accompagnant personnellement à la questure, ou elle le présenta avec toute l'assurance que pouvait lui conférer son nom d'aristocrate romaine (marquise Mischiattelli). C’est ainsi, que le Baron s'acquitta, dignement de sa mission. Sous l'aile protectrice de la grande dame romaine, il apporta à la police des accusations très graves en ce qui concerne l'activité politique du père Abrikossoff... Heureusement que la police opère en se basant sur des faits, et non sur des divagations de mécréants soudoyés, ou de dévotes hystériques.

L’expulsion n'out pas lieu; au contraire, la dénonciation nuisit plutôt à ses auteurs; la police ne bronchait pas, mais fit habilement transpirer cette démarche là ou elle le crut opportun.

Désormais, le Baron pouvait partir. Venu à Rome, soi-disant pour suivre les cours de l'Institut Pontifical Oriental, il y fut instruit de bien autre chose, et fut renvoyé au début du mois de Mars, muni des meilleures recommandations pour des pères provinciaux à l'étranger, avant de recevoir son dernier cachet et les frais de voyage, il fut invite à couronner son oeuvre en la complétant d’une dernière dénonciation: il devait certifier que, en plus de tout le reste, le père Abrikossoff s'adonnait à la débauche et avait même des relations permanentes avec une dame russe à Rome. Ce dernier pas fut entrepris au vers la fin de Février.

Aujourd’hui, le Baron est parti. Les pères jésuites en rencontrant le père Abrikossoff gardent leur sourire amical...

Mais l'action sournoise continue. La calomnie a franchi les frontières de l'Italie; elle circule un peu partout. Le nom d'un homme et son honneur, la dignité d'un prêtre, l'intégrité d'un patriote sont bafoués impunément. Pour se réhabiliter, il doit combattre des fantômes...
Voilà comment on sert la plus grande gloire de Dieu. Voila la récompense que trouve aux portes même du Vatican un noble prêtre catholique qui s'est sacrifié à la cause de l'église de Rome, et qui n'a qu’un tort: celui d'être russe et de tenir aux promesses de la chaire romaine.

--------

Перевод

Обратившийся в католицизм в 1909 г. и рукоположенный в священника в 1917__ 26, о. Владимир Абрикосов полностью посвятил себя распространению католической веры в России. Деятельность его была весьма примечательна уже при императорском режиме и стоила ему преследований. Но верный убеждениям, он продолжил свое дело, не заботясь о личных жертвах, к которым оно могло его привести. Поэтому, в течение первой русский революции (1917, март), он дал понять, что Католическую Церковь в России имеет достаточно большую значимость; Временное правительство Керенского было вынуждено формально признать существование русских католиков, которым оно предоставило независимое положение в русском государстве.

Поддержанный в своих трудах архиепископом Шептицким и отцом Федоровым, о. Владимир Абрикосов сумел создать русскую католическую церковь восточного обряда, основанную на папских принципах (Льва XIII), признанную как таковой не только русским Временным правительством, но и самим Святым Престолом, который назначил о. Федорова экзархом Русской Католической церкви.

Вследствие этого нового положения, законно гарантированного папской буллой и российской светской властью, дело отца Абрикосова могло развиваться с большим успехом, из которого наиболее замечательным было основание конгрегации доминиканских сестер, которая насчитывает сегодня более 20 монахинь.

Увы! Большевистский государственный переворот, осуществленный явно антихристианскими силами, незамедлительно отразился на всей религиозной жизни в России. Католики не были избавлены от водоворота беспрецедентных преследований в большей степени, чем православные, но, однако, ни повальные аресты, и ни отход пасомых не помешали ему смело и уверенно продолжать начатое католическое дело.

Вот почему о. Абрикосов стал мишенью для Советов и подвергся многочисленным обыскам, арестам, и т.п. Та же судьба была уготована отцу Федорову, который вскоре был окончательно арестован и брошен в тюрьму, где он находится до сего дня.

Злоключения отца Абрикосова были не столь драматичны: арестованный и осужденный советами, которые обвинили его в «религиозной контрреволюции», он был приговорен к смерти с последовавшей заменой этого наказания бессрочной высылкой, под страхом расстрела в случае возвращения на территорию Советов.

После выдворения в 1922 г., он прибыл в Рим в октябре 1922 г., где в силу инструкций и документов, которые дал ему о. Федоров, он принял служение "прокуратора Экзарха России", которое было впоследствии официально признано Ватиканом.

Увы, пребывание в центре и колыбели Римской Церкви не доставило ему успокоения и утешения, на которые он рассчитывал.

Глубина приверженности восточному обряду, категорический отказ допускать латинизацию русских католиков и русского католического духовенства, так же как и недопущение биритуализма, вызвали враждебность к отцу Абрикосову, вначале несколько скрытую, со стороны некоторых членов западного католического духовенства, главным образом, членов некоторых орденов. Враждебность возрастала, ибо доводы отца Абрикосова не могли встретить действительных возражений, так как он опирался только на торжественные обещания самого Святого Престола, сделанные в отношении Католической церкви России.

Материальная независимость о. Абрикосова, который жил на остатки своего капитала (оставшегося на счету за границей после революции; ранее его состояние было миллионным), способствовало возрастанию враждебности к нему со стороны тех, кто хотел подчинить его своему влиянию, путем финансового манипулирования.

Все эти причины побудили к действию некоторых лиц против о. Абрикосова. Ни образцовая жизнь, проходящая при свете большого дня, ни глубокая вера, проявленная в драматичной ситуации, ни его большое милосердие по отношению ко всем тем, кто оказался в нужде, ни заслуги предшествующей деятельности, ни, наконец, роль прокуратора, защищающего интересы русского экзархата, ничего не могло спасти эту благородную душу от клеветнической кампании, которая началась исподтишка со времени его прибытия в Рим, и продолжается до сегодняшнего дня недостойными средствами, стыд за которые должен был бы упасть с позором на головы авторов.

Уже с начала 1923 г. распространялись слухи, стремящиеся политически скомпрометировать о. Абрикосова, они указывали на него как на агента Советов, не замечая того, что преследованиям (это можно легко проверить) его подвергли те же самые Советы, и не желая принимать во внимание неоднократные заключения его в тюрьму в России и его окончательное выдворение, так же как и конфискацию его имущества, жертвой которого он стал.

Его приверженность восточному обряду была ложно интерпретирована как враждебность по отношению к политике Ватикана и католической вере, хотя он имел в своем активе доказательства совершенной самоотверженности, и никакое лицо искренне не могло бы в этом усомниться.

Также, переписка отца Абрикосова с его духовными дочерями, оставшимися в России, с его бывшей супругой, настоятельницей доминиканской конгрегации, созданный им, все это было превратно истолковано определенным отцом из Конгр. Иисуса, который пользуется такими методами, чтобы разрушить репутацию слишком прямого, слишком независимого человека слишком почтительно придерживающего уставов, установленных папскими энцикликами, с которыми часто боролись на Западе.

Дошло до того, что строят совершенно неправдоподобные вымыслы,  до которых может додуматься только иезуитское мышление.

Таким образом, заключение в тюрьму в Москве всей доминиканской конгрегации, было интерпретировано как искусно сфабрикованная мистификация Советов и «их агента Абрикосова»: они фиктивно арестовали и заключили в тюрьму монахинь, чтобы полностью его прикрыть и чтобы отец Абрикосов «сделал вид», что тяжело страдает в своей душе и в своем сердце, и что он не может добиться их освобождения. Для того, чтобы ударить его больнее, они, конечно, пытались приспособить свои доводы к мышлению и логике собеседников, которым они это говорили.

Поэтому те, кто не был расположен верить всему, верили вариации, которую распространяли вышеупомянутые лица, что отец Абрикосов действительно очень жестко пострадал, и что его боль совершенно естественно используется большевиками, которые шантажируют его освобождением монахинь.

Вся эта позорная кампания длится с начала 1923 г. до нынешнего дня. Между тем, хотя, преследуемые цели с позорящими их методами не могли достигнуть желаемых результатов; настойчивая, безостановочно муссируемая клевета циркулировала слишком медленно, и ее результаты были слишком неощутимы. Ее распространяли лица, качества которых, все их существование, их прошлое, доказывали подложность этих обвинений и создавали слишком красноречивое опровержение. Надо было предпринять, таким образом, более энергичное действие; возбудить дело в хорошей форме, попробовать удалить неудобного человека, и сделать это всеми средствами.

Только этим объясняется неожиданное прибытие в Рим в декабре 1923 г. за счет Общ. Иисуса и без благовидных или сколько-нибудь правдоподобных поводов русского католика барона Игоря фон дер Лаунитца.

Эта личность, чья аутентичность ничем не доказана, сложила католическое исповедание веры, потому что, по его словам, он «удостоил своим доверием» и «оно могло протолкнуть его в жизнь». Оказавшись среди русских эмигрантов в Константинополе (1920 г.), он был выдворен союзническими властями как мошенник. Установлено, что во Франкфурте у него было несколько галантных приключений, которые длились недолго, так как он сам говорил «мужчина должен уметь использовать женскую сентиментальность, чтобы извлечь необходимые ресурсы для приятной жизни». Некоторые уверяют, что барон был вынужден оставить Франкфурт в спешке, компрометировав себя активным участием в бунтах коммунистов, которые произошли в октябре-ноябре 1923 г, и ему грозило требование о высылке. Никто из русских в Риме не захотел войти с ним в знакомство. Русские православные или католики считали его отвратительным человеком: ибо его манеры опровергали достоверность имени, которым он прикрылся.

Именно такая личность была подкуплена некоторыми отцами О. И., которые соединили свои средства, чтобы он сделал грязную работу, в которой они нуждались.

Представившись отцу Абрикосову, он объявил себя его другом и духовным сыном. Он стал подвизаться у отца Абрикосова в качестве «причетника» и активного помощника; он занялся организацией общины русских католиков в Риме, и начал энергичную кампанию за торжественное и постоянное служение мессы восточного обряда; но он не прилагал усилий к созданию хора русских католиков, чтобы ничто не могло ему мешать присутствовать на ежедневной мессе о. Абрикосова, которому он оказывал содействие во всем.

Это знакомство и кипучая деятельность напоказ, которую заметило множество лиц, в действительности являлись умелой игрой и имели единственную цель доказать всем, кого это интересовало, что он действительно знал близко о. Абрикосова, и что, следовательно, говоря о нем плохо, он делал это с совершенным знанием дела; это притворство было необходимо для успеха задачи, которую поставило перед ним О. И.

Воистину, все было продумано основательно. Симпатии к нему о. Абрикосова, стоили в последнем документе таких  «литературных слов», которыми барон описывал «неблагочестие русского священника, враждебность к Ватикану, его антикатолическую пропаганду, его ловкость в качестве большевистского агента». Подбор этих фактов делал очевидным и бесспорным, если только серьезно воспринимать ложные или тонко искаженные утверждения, что заказчиками их являются некоторые из отцов иезуитов. Впрочем, документ, составленный (Лаунитцем) не предполагал, что он будет подвергнут беспристрастной критике, и вначале само количество предъявленных обвинений против о. Абрикосова сделало их неправдоподобными, ибо трудно предположить чтобы все пороки могли воплотиться в одном единственном человеке. Трудно сопоставить наивную простоту о. Абрикосова, которая связывала его по рукам и ногам, и которая была открыта всякому первому встречному, __ с высшей проницательностью, тонкостью, хитростью и дьявольским коварством, которые Лаунитц ему приписал в других местах своего доноса. Также, невозможно допустить, что человек, который на некоторых страницах представлен как очень ученый, оказывается в другом месте крайне невежественным в тех же самых вопросах, которыми, казалось, он должен владеть основательно, согласно полученному свидетельству от высоких лиц.

Также трудно принять на веру, что человек, обладающий духовным влиянием на окружающих, и у которого абсолютно исключительные качества души и сердца, гораздо выше среднего ___, что этот же самый человек воплощает безнравственность, безбожие, коварную жестокость и вероломство.

Кажется излишним повторять, что документ барона представляет собой полное нагромождение лжи и абсурда __ плод преувеличенного усердия и "высших" директив слишком бдительных лиц.

Этот редкий документ был составлен и пущен в обращение на последней неделе декабря 1923 г. Он был должным образом оценен теми, кто его заказал. Увы! Это не стало, однако, последним ударом. Настоящие подстрекатели предприняли все бесчестные "разоблачения", не только чтобы широко распространить его в церковных кругах, но и не сомневаясь, довели его до сведения некоего высокого прелата, и даже кардинала, чтобы клевета была поддержана содействием незапятнанного имени и неоспоримой власти, и были наивно удивлены тем, что столкнулись с категорическим отказом.

Также, пока клевета не проявила свои бесчестные плоды, которые делают ее оружием трусов, они решили действовать иначе. Они прибегли к помощи полиции, обращая ее внимание на "большевистского агента", настаивая на его удалении, чего горячо желали отцы иезуиты. Вот почему, в конце декабря, барон отправился в управление полиции Рима. Впрочем, он сделал это не один. Бравая женщина, несколько ограниченная девотка, должным образом проинструктированная заинтересованным отцом, решила на деле обеспечить успех хода барона; она сопровождала его лично в квестуру, она его лично представила со всей уверенностью, что ему может помочь имя римской аристократки (маркизы Мишьяттелли). То, что барон сделал, было достойно его миссии. Под защитой крыл знатной римской сеньоры он подал заявление с рядом очень серьезных обвинений относительно политической деятельности отца Абрикосова.... К счастью, полиция действует, основываясь на фактах, а не на откровениях подкупленных доносчиков или истеричных девоток.

Высылки не произошло; напротив, разоблачение навредило скорее своим авторам; полиция ничего не предпринимала, но заставила проявиться этому демаршу самому там, где она считала благоприятным.

Наканец, барон мог уехать. Приехавший в Рим, чтобы, так сказать, пройти курс Папского Восточного института, он был обучен там заданию или чему-либо иному, и был отправлен прочь в начале марта, снабженный наилучшими рекомендациями для провинциальных отцов за границей; прежде чем получить последнюю печать и дорожные расходы, он был приглашен увенчать свои произведения, дополнив их последним разоблачением: он должен был засвидетельствовать, что, кроме всего прочего, отец Абрикосов предавался дебошам и имел даже постоянные отношения с одной русской дамой в Риме. Этот последний шаг был предпринят в конце февраля.

Сегодня барон уехал. Отцы иезуиты, встречая отца Абрикосова, демонстрируют свою дружескую улыбку... Но тайное дело продолжается. Клевета уже преодолела границы Италии; она циркулирует почти везде. Имя человека и его честь, достоинство священника, безупречность патриота безнаказанно осмеяны. Чтобы оправдаться, он должен бороться с призраками...

Вот к чему проводит стремление к наибольшей славе Бога. Вот вознаграждение, которого у врат Ватикана удостоился благородный католический священник, который жертвовал собой во имя церкви Рима; вся вина которого в том, что он русский и дорожит обещаниями римской кафедры.

Машинописная копия из Архива князя П.М. Волконского (личный архив автора сайта)
Перевод на русский язык, С. Голованов, 2006 г.