Источники
Главный массив документальных источников – Архив Конгрегации восточных церквей - практически закрыт для исследователей из России. Специфика допуска к документам такова, что те должностные лица, от которых зависит получение допуска к документам (префект и секретарь Конгрегации), не знают об их содержании, поэтому на всякий случай разрешения не дадут. А те, кто знает о содержании документов (клерикальные исследователи из Папских университетов и институтов), не обладают правом предоставления к ним допуска. В феврале 2004 г. автор очерка, пребывая в Риме, убедился в этом на собственном опыте.
Ценный массив исторических источников того времени - архив священника Владимира Абрикосова - остается практически недоступным исследователям. Этот архив включает в себя статьи и переписку автора с различными деятелями апостольства с 1922 г. по начало 1960-х. После смерти Абрикосова в 1966 г. его архив оказался невостребованным, судьба его неизвестна. Отдельные документы из собрания Абрикосова можно встретить в собрании Славянской библиотеки (Лион).
Князь Петр Волконский переписывал и перепечатывал, полностью или фрагментарно, документы из архива Абрикосова в 5-6 экземплярах, при необходимости делая переводы на русский, и рассылал заинтересованным лицам, присваивая порядковый номер. Всего Волконскому удалось собрать около 600 документов по истории воссоединительного движения в России и эмиграции. После его смерти архив, по сведениям А. Юдина, был передан в доминиканский центра «Istina» в Париже, где из-за недостатка финансирования самого центра практически недоступен.
Один экземпляр каждого документа до 1943 г. он посылал митрополиту Андрею Шептицкому. Архив митрополичьего ординариата (епархиального управления) во Львове находился на закрытом хранении в эпоху СССР. В 1989 г. он был открыт и работу с ним начала комиссия по прославлению митрополита Шептицкого во главе с епископом Михаилом Гринчишиным. В течение ближайших лет ожидается обширная научная публикация документов по истории взаимоотношений митрополита Шептицкого с русскими католиками в эмиграции после 1917 г. Более ранние документы уже изданы под редакцией отца Георгия Аввакумова.
Документы из архивов Конгрегации восточных церквей, Генеральной курии иезуитов, посвященных управлению апостольством цитирует в своих трудах профессор Папского Восточного института Константин Симон SJ, имеющий к ним доступ. Наибольшее собрание русской католической периодики, рукописей и других документов по истории апостольства находится в библиотеке Восточного института. Реальный доступ исследователей туда затруднен особенностью академической деятельности института. В его библиотеке работал игумен Ростислав Колупаев, которому удалось описать некоторые имеющиеся там материалы. Собрание «Славянской библиотеки», переехавшей в 2002 г. из Медона в Лион, носит фрагментарный характер по описываемой теме. Большую ценность представляют папки по истории русских католиков. Иезуиты, владеющие библиотекой, в течение многих лет собирали биографические материалы деятелей русского католического апостольства, а также газетные и журнальные публикации на тему унионального движения. Протоиерей Виктор Рихтер, трудившийся в Интернате Св.Георгия (Намюр-Медон), тщательно собирал всю переписку со священниками апостольства. В течение нескольких лет работу в архиве вела супруга автора очерка Ирина, благодаря которой был получен основной массив документов, на основании которых и было написано настоящее исследование. Хранитель библиотеки отец Рене Маришаль SJ предоставил широкий доступ к документам и возможность их копирования.
Интересным является архив в Экуменическом центре Мюллиярви (Финляндия), созданном протоиереем Робертом де Калуве, который за время своего более чем 60-летнего служения собирал и систематизировал печатные материалы на тему русского христианства и переписку со священниками, выпускниками семинарии «Руссикум».
Практически при каждом русском католическом приходе было собрание периодики и документов. Но со временем, в связи с трудоемкостью хранения и угасанием самих приходов эти документы уничтожались, либо передавались на хранение в местные церковные или государственные архивы, где следы их затерялись.
С падением СССР в Европу стал возможен выезд исследователей из России. В начале 1990-х г. в архиве издательства «Жизнь с Богом» (Брюссель) работал А. Юдин из Москвы, которому удалось копировать многие интересные документы, использованные в последующей исследовательской деятельности. После смерти последнего сотрудника центра протоиерея Кирилла Козины в мае 2004 г. весь архив Русского католического очага в Брюсселе был передан на хранение в бенедиктинский монастырь Шевтонь, который обладает собственным обширным собранием документов, собранных с начала 20-х гг. по настоящее время. Многие документы из архива прихода св. Троицы (Париж) настоятель прихода протоиерей Бернар Дюпир передал католическому историку традиционалистского направления А. Крысову из Москвы.
Историография
Многие исторические статьи по истории унионального движения были опубликованы в русскоязычной католической периодике того времени. Следует иметь в виду, что католическая печать до середины 60-х гг. находилась под надзором официальной церковной цензуры. Цензорами были священнослужители, связанные с миссионерским направлением апостольства, поэтому они осуществляли фильтрацию публикуемых материалов в выгодном для себя направлении. Последователи экзарха Леонида Федорова распространяли свои материалы методом частных рассылок, их мнения часто не находили себя места на страницах официальных католических изданий. Крупнейшим издателем периодической литературы был иезуитский орден (Общество Иисуса), которое было заинтересовано в формировании собственного положительного образа среди русских эмигрантов, что отражалось на достоверности публикуемых материалов. Князь Петр Волконский пытался на основе своего собрания написать труд по истории воссоединительного движения, как в России, так и в эмиграции. Впоследствии его материалами воспользовался иеродиакон Василий фон Бурманн OSBM, который написал исторический «Леонид Федоров: Жизнь и деятельность», главным образом, методом компиляции источников. Труд фон Бурманна, изданный при личной поддержке митрополита Иосифа Слипого и украинских студитов в 1966 г. стал своеобразной энциклопедией русского католичества на долгие годы.
В 1950 году вышла работа «Восточный обряд» бывшего юрисконсульта Православной митрополии в Варшаве Николаева, который описал униональную деятельность, в период между мировыми войнами на основании газетных публикаций, которые он анализировал по собственному усмотрению. Работа представляет большой интерес из-за практической недоступности сейчас эмигрантской периодики того времени.
В 1987 году вышел фундаментальный труд Антуана Венжера (Венгера) «Рим и Москва 1900 - 1950», написанный на основе документов из архива конгрегации ассумпционистов в Риме, в котором впервые приводятся некоторые папские документы относительно миссии среди русских. Эта книга была неудачно переведена на русский язык и опубликована в России в 2000 г. в издательстве «Русский путь» в качестве доказательства некорректной деятельности Ватикана протии русского православия, поэтому научная ценность этого перевода невелика. Кроме того, в переводе отсутствуют многие части научно-справочного аппарата. В 1990 году в Вюрцбурге вышла докторская диссертация Леона Третьякевича о епископе д'Эрбиньи «Епископ Мишель д'Эрбиньи и Россия: до-экуменический подход к христианскому единству», которая пролила свет на некоторые стороны личности и деятельности, главного идеолога миссионерского направления русского католического апостольства.
С началом политики либерализации в России возрождается интерес к католичеству восточного обряда и делу экзарха Леонида Федорова. В современной русскоязычной католической периодике появляются биографические статьи Е. Герфа и А Юдина. Последний исследователь опубликовал ряд статей в периодике и сборниках по истории русского католичества в эмиграции. Кроме того, в настоящее время он сотрудничает в издании «Католической энциклопедии», где его перу принадлежит большинство биографий деятелей апостольства.
Уже упоминавшийся профессор Константин Симон в начале нового тысячелетия написал исследование в двух книгах о первых годах семинарии Руссикум и деятелях русского апостольства, которое изобилует цитированием важных источников Римской курии, биографическими сведениям о многих малоизвестных деятелях русского апостольства с приложением множества фотографий. Одновременно его собрат по иезуитскому ордену Казимир Михулец опубликовал докторскую диссертацию о взглядах одного их видного функционера апостолата Станислава Тышкевича.
ГЛАВА 1: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ДОСТИЖЕНИЮ ЦЕРКОВНОГО ЕДИНСТВА
Деятельность Римской курии в русском направлении
В 1917 г. в России произошли огромные изменения, на которые обратила внимание в т.ч. и Римская курия. 1 мая 1917 г. папа Бенедикт XV преобразовал отдел по делам Восточной церкви при Конгрегации распространении веры в самостоятельную Конгрегацию по делам Восточной церкви (КВЦ) во главе с секретарем кардиналом Николо Марини (1843-1923). Ближайшим консультантом Марини по делам в России стал прелат Жюль Тибиргиен, который специально не изучал русские вопросы, но собирал информацию, пользуясь советами русских римлян: сотрудника Государственного секретариата отца Александра Евреинова, настоятеля русского храма св. Лаврентия-в-горах протоиерея Сергия Веригина и мирянина Владимира Забугина. Русским делами также занимался секретарь Римской курии прелат Джузеппе Пиццардо.
Декретом Бенедикта XV был учрежден Восточный институт для специализации выпускников папских университетов по христианской ориенталистике. В институте преподавали французские востоковеды из конгрегации ассумпционистов, которая имела опыт создания учебных заведений на Ближнем Востоке. Кроме того, в работе института участвовали бенедиктинцы, преподававшие в Греческой коллегии Св. Афанасия. Помощь в комплектовании библиотеки оказало василианское аббатство Гроттаферрата, обладавшее огромным собранием литургических книг христианского Востока.
Чиновники Римской курии, столкнувшись с мирянами, ранее присоединившимися к католичеству в Экзархате Российской Греко-кафолической церкви, основанной митрополитом Андреем Шептицким, придумали неологизм «византийско-славянский обряд» (rutus byzantino-slavicus) для отличия московского обряда от обряда галицких украинцев и закарпатских русинов, наследие которых определялось как «ritus ruthenus»[1]. Богослужения по византийско-славянскому обряду совершалось по литургическим книгам, которые одинаковы для русских, сербов и болгар. Эта богослужебная редакция получила название «общераспространенная рецензия». Вариант для русинов и украинцев назывался «русинской рецензией». Позже, когда выяснилось, что обряд Русской церкви сильно отличается от обряда в Сербии и Болгарии, был введен в употребление усовершенствованный неологизм «ritus byzantino-slavicus sinodalis», т.е. обряд, который был выработан Священным Синодом в XVIII-XIX вв. и несколько отличавшийся от обряда до реформ патриарха Никона. Ранее русские, вступившие в общение с Римом, именовали себя «православными кафоликами», но этот термин не нравился чиновникам Римской курии из-за своей двусмысленности для западного восприятия. В слове «православие» католикам слышалось «восточная схизма». Получившийся в результате дефиниций термин «католик византийско-славянского синодального обряда» выглядел чересчур громоздко для понимания простого русского человека.
В 1920 г. Конгрегация по делам Восточной церкви (КВЦ) в результате совещания с кардиналами Римской курии приняла «Доклад о практических средствах облегчения возвращения русских схизматиков к католическому единству», разработанный префектом по делам монашествующих кардиналом Рафаэлем Скапинелли де Легиньо[2]. Доклад предполагал разработку миссионерских мероприятий в отношении русских православных общин и отдельных лиц с целью приведения их в иерархическое подчинение Римскому престолу. Предполагалось, что методом миссионерского давления на русское православие удастся склонить многих его членов к переходу (конверсии) в католичество и создать в России русские католические общины византийского обряда, руководимые священнослужителями, прошедшими подготовку (формацию) в католических семинариях. Русским кандидатам в католическое священство византийского обряда предписывался обязательный целибат, либо вступление в латинские ордена. Это заложило основу формированию официального, т.е. миссионерско-прозелитического подхода к достижению единства Рима с Русской церковью.
Полемика в католической периодике
После высылки из Петрограда глава российской римско-католической иерархии митрополит Могилевский Эдуард фон Ропп проживал в Варшаве, часто общаясь с нунцием Акилле Рати, будущим папой Пием XI. В 1920 г. журнале «Civilta Cattolica», издаваемом в Риме иезуитами, митрополит опубликовал программу обращения России в католичество с помощью польских ксендзов, обученных служению византийской литургии. Он надеялся, что в дальнейшем удастся подготовить поколение этнически русских священников-биритуалистов, которые будут служить одновременно по латинскому и византийскому обряду в состоянии обязательного целибата. Фон Ропп предполагал, что по мере развития миссии среди русских православных, будет назначен викарий к латинскому ординарному епископу, который будет руководить католиками византийского обряда в условиях единой католической иерархии. План фон Роппа основывался на традиционных польских воззрениях на Россию как на отсталую восточную деспотию, которую польскому гению надлежит привести в подчинение Риму и привнести западную культуру.
Эта идея несколько месяцев спустя была раскритикована отцом Кириллом Королевским в журнале «Roma e l'Oriente», издававшимся василианским монастырем Гроттаферрата около Рима. В будущем русском апостольстве Королевский видел четкое разделений иерархий на византийскую для коренных русских и латинскую для этнических поляков, немцев и литовцев в России. В византийском апостолате должны работать только русские либо, в крайнем случае, иностранцы, глубоко вжившиеся в русскую национальность; категорически не рекомендовалось участие представителей тех наций, которые находились в состоянии этнического конфликта с православными народами (например, поляков и хорватов). Экзарх Леонид Федоров, узнав о полемике по поводу путей русского апостольства, сумел мобилизовать своих единомышленников Дмитрия Кузьмина-Караваева и отца Глеба Верховского на опровержение идей митрополита фон Роппа.
В результате полемической кампании идеи фон Роппа были отвергнуты, а большой вес в Римской курии приобрели проекты французских русистов: отца Кирилла Королевского (Жана-Франсуа Шарона) и иезуита Мишеля д'Эрбиньи, который изучал русские вопросы под руководством своего собрата по ордену Павла Пирлинга в Брюсселе. Кирилл Королевский рекомендовал для России традиционные миссионерские методы, применяемые латинскими орденами на Ближнем Востоке и Северной Африке в районах, контролируемых французской колониальной администрацией: учреждение католических образовательных школ и семинарий, руководимых западными орденами, создание реабилитационно-фильтрационных домов для схизматических священнослужителей, желающих приступить к католическому единству и т.д. Мишель д'Эрбиньи развивал идеи основоположника подхода к проблеме обращения России князя Ивана Сергеевича Гагарина (1814-1882). Гагарин предполагал, что Римско-католическая церковь на территории России должна создать из себя квази-церковь во главе с латинскими монахами, выучившими русский язык и принявшими византийско-славянский обряд. Получившаяся в результате структура будет заниматься миссионерством среди русских и в условиях культурной отсталости и пассивности православного духовенства будет обречена на успех в первую очередь среди образованных слоев русского общества.
В феврале 1922 г. на Римский апостольский престол взошел Пий XI , бывший нунций в Варшаве. Из всех ватиканских ориенталистов он сразу же выделил отца Мишеля д'Эрбиньи и поручил ему целиком сосредоточиться на русских вопросах. Вскоре Восточный институт перешел в ведение иезуитского ордена, а д'Эрбиньи назначен его ректором.
Роль духовенства Российского экзархата в апостольстве
В 1921-1922 гг. в Европу из советской России разными путями выехали священники экзархата Глеб Верховский, Трофим Семяцкий, Диодор Колпинский, Владимир Абрикосов и многие миряне.
Глеб Верховский служил духовником украинских сестер-василианок в Галиции, пока его бывший наставник Мишель д'Эрбиньи не устроил ему назначение через КВЦ в иезуитскую миссию в Константинополь, где ему удалось проработать полгода. По возвращении из Константинополя, Верховский преподавал русский язык в Восточном институте и написал меморандумы для КВЦ: «Некоторые наблюдения о том, что представляется необходимым в смягчении нынешнего церковного устава в отношении Востока и в частности в России» и «Краткое рассмотрение относительно того, что необходимо для правильного понимания состояния католицизма в России и для правильной организации католического дела в России и среди русских». В 1924 г. он получил назначение настоятелем в русский католический приход в Праге, но двумя годами позже в знак протеста против разворачивания политики прозелитизма против русского православия покинул апостольство и переехал в США для пастырства среди украинских греко-католиков.
Трофим Семяцкий не смог найти себе место в католических структурах в Европе и вскоре уехал в Южную Америку, где его следы затерялись[3]. Диодор Колпинский, покинул католичество и, некоторое время служил в православной митрополии Евлогия Георгиевского, но потом вновь вернулся.
Отец Владимир Абрикосов был выслан на «философском пароходе» в 1922 г. и сразу же приехал в Рим[4]. 26 октября он был принят папой Пием XI на полуобщей аудиенции, в ходе которой он передал письмо православных мирян сенатора Арбузова[5] и князя Урусова[6] относительно русской католической миссии, в котором содержался призыв: «Не передавайте священное дело объединения Церквей в России в руки чуждых нам людей и наций, с которыми у нас существуют враждебные настроения и разногласия, не забытые до сих пор ни нами ни ими. Их культура чужда русскому народу, а их религия носит на себе мрачный и даже враждебный оттенок»[7]. Папа заверил Абрикосова, что Святой Престол уже принял действенные меры в отношении сближения с русским православием и надеется на их успешное осуществление. Абрикосов поддерживал постоянную переписку с экзархом Леонидом Федоровым до его ареста в марте 1923 г. Федоров ориентировал его на активную политическую игру в Ватикане, к чему Абрикосов был совершенно не подготовлен. Федоров посылал ему адреса и фамилии римских чиновников, с кем ему предстояло встречаться и то, что следовало говорить. В первую очередь Абрикосову следовало блокировать участие иностранцев в русских делах, противостоять проекту биритуалистического служения, предложенный митрополитом фон Роппом и отговорить иезуитов от активного участия в русском апостольстве[8]. Матушка Екатерина Абрикосова, напротив, в письмах советовала мужу дружить с иезуитами, особенно с генеральным настоятелем Владимиром Ледуховским, и воспользоваться их методами и возможностями для русского апостольства.[9]
Абрикосову удалось получить поддержку главного эксперта КВЦ по русским вопросам епископа Жюля Тибиргиена, который выдал Абрикосову документ о подтверждении его полномочий как прокуратора (представителя) экзарха Федорова при Святом Престоле и получить пособие для проживания в Риме. Абрикосов создал «Комитет русских католиков» и информировал Святой Престол о гонениях на католиков и православных в России.
Позже Абрикосов горько разочаровался в настроении настоятелей латинских монашеских институтов, которых Россия интересовала не сама по себе, а только как новое поле их деятельности в целях стяжания славы для орденов и решения собственных проблем. Абрикосов переориентировался на переговоры с православным духовенством, с целью понять, на какие принципы соединения с Римом оно готово согласиться.
Благодаря полному отсутствию дипломатических способностей, Владимир Абрикосов настроил против себя большинство клерикальных чиновников, с которым он встречался. Понимая, что Римская курия находится под влиянием навязчивой идеей обращения русских, он пытался развеять иллюзии относительно гибели православия в России, что привело к обвинению его в нелояльности к политике Святого Престола.
В мае 1923 г. в Лозанне бывший белогвардейский офицер Мориц Конради застрелил советского представителя Вацлава Воровского в качестве акта мести за Красный террор. Покушавшийся был арестован полицией и предан суду. Широкие круги русской эмиграции попытались использовать дело Конради, чтобы привлечь внимание европейской общественности к преступлениям большевиков в России. Один из лидеров белой эмиграции Гучков написал письма отцу Владимиру Абрикосову и Дмитрию Кузьмину-Караваеву с просьбой выступить на процессе и рассказать о гонениях на католиков в России. Несмотря на их отказ, вызванный боязнью спровоцировать новые репрессии в СССР, в эмигрантской прессе были названы их имена в качестве обвинителей большевизма. После оправдания Конради швейцарским судом органы ОГПУ арестовали в Москве в качестве заложников матушку Екатерину Абрикосову и сестер ее общины.
Через барона Константина Врангеля Абрикосов завязал контакт с партией монархистов-легитимистов, поддерживающих права великого князя Кирилла Владимировича на русский престол. Абрикосов дважды выезжал в Кобург на переговоры великим князем. Ему удалось договориться, что в случае падения большевизма и воцарения Кирилла Владимировича в России, Русский католический экзархат византийского обряда получит все права национальной в церкви, в то время как Римско-католическая церковь и далее будет считаться иностранным исповеданием в России и поставлена в определенные рамки. Абрикосов в Риме встречался с одним из авторитетных православных интеллигентов философом Николаем Бердяевым, жена которого была его прихожанкой в Москве[10].
Наибольший конфликт у Абрикосова произошел с ректором Восточного института Мишелем д'Эрбиньи, который, благодаря своим блестящим организаторским способностям, претендовал на единоличное руководство русским апостольством. В 1923 г. в Рим прибыл барон Игорь фон дер Лауниц, бывший белый офицер, конвертировавшийся в католичество в иезуитской миссии во Франкфурте. Лауниц поселился в клерикальном общежитии при Восточном институте и изредка посещал библиотеку. Он познакомился с Владимиром Абрикосовым и участвовал в его литургиях как псаломщик. Вскоре в префектуру полиции и Римскую курию поступили доносы фон дер Лауница о том, что Абрикосов является агентом советской политической разведки, засланным в Рим с целью сбора шпионской информации. За благонадежность Абрикосова поручились кардинал Франц Фрювирт и прелат Умберто Бениньи, который написал письмо премьер-министру Бенито Муссолини с критикой политики д'Эрбиньи по отношению к России. В результате произведенного расследования из Рима был выслан сам фон дер Лауниц.
Мишель д'Эрбиньи лично заверил Абрикосова в своей непричастности к инциденту. В 1924 г. секретарь нунциатуры в Праге прелат Антонино Арата (1883-1948) конфиденциально сообщил отцу Глебу Верховскому, что одновременно с доносами фон дер Лауница ректор Мишель д'Эрбиньи посетил многих влиятельных римских иерархов и сообщил им о своих подозрениях в адрес Абрикосова.
В 1925 г. некто Денисов, сын бывшего члена Государственного совета, выкупил иконостас русской православной церкви во Флоренции с разрешения митрополита Евлогия для перевоза в Париж. К Евлогию иконостас так и не поступил, зато в русских газетах появились сообщения, что иконостас попал в руки к католикам. Митрополит Евлогий написал письмо Владимиру Абрикосову как прокуратору экзарха, чем очень обидел Мишеля д'Эрбиньи, с просьбой расследовать пропажу иконостаса. Абрикосов установил, что Денисов обманул как Евлогия, так и приходской совет флорентийского храма, и переправил иконостас в парижскую нунциатуру. При этом секретарь Римской курии прелат Джузеппе Пиццардо, увидевший Денисова первый раз в жизни, составил сопроводительную бумагу на неизвестный ему груз. Благодаря письму Пиццардо большие ящики с иконами без досмотра пересекли итало-французскую таможенную границу и прибыли в Париж. Абрикосов сообщил митрополиту Евлогию о судьбе иконостаса. В дальнейшем ни православная, ни католическая сторона не были заинтересованы в оглашении обстоятельств «дела Денисова».
Дмитрий Кузьмин-Караваев по высылке из Москвы создал в Берлине кружок ревнителей церковного единения, куда вошли сенатор Арбузов, барон Таубе, князь Николай Оболенский, князь С.Е. Трубецкой, профессор Пузина. Члены кружка принимали первенство Римского престола как хранителя церковного единства, но не желали индивидуально присоединяться к католичеству, а только в составе всей Православной церкви.[11] Кузьмин-Караваев выступал на собраниях русского национального студенческого союза и других русских эмигрантских организациях, ему удалось найти взаимопонимание с видными монархистами Н.Д. Тальбергом и Н.Е. Марковым, которые были настроены негативно против союза с Римом из-за случаев враждебной православию пропаганды в католической печати. Кузьмин-Караваев встречался также с митрополитом Евлогием, который выразил сочувствие попыткам русских католиков способствовать соединению церквей. Он через него поблагодарил папу за поддержку, которую католические иерархи оказали русским эмигрантам за границей, но выразил опасение, «как бы приближение к Риму не повлекло за собой ущерба для традиционного русского восточного благочестия»[12].
Представители православной эмиграции поняли, что ни Абрикосов, ни Кузьмин-Караваев при их убежденности в необходимости примирения православия и католичества не имеют никакого влияния на политику Римской курии.
В октябре 1923 г. Кузьмин-Караваев по совету экзарха Федорова поступил в Греческую коллегию Св. Афанасия в Риме. Кроме него там обучалось еще 3 русских кандидата Николай Братко, Василий Кайдалов и Роман Киприянович. Ректором коллегии был бельгийский бенедиктинец Плакида де Местр, а основной контингент составляли греки, итальянцы, албанцы и арабы. По указанию экзарха Федорова Абрикосов попытался влиять на подготовку будущих священников для России, что привело к конфликту с ректором де Местром и проживавшим в коллеги протоиереем Сергием Веригиным.
На имя Абрикосова поступил запрос с просьбой сдать грамоту о его назначении прокуратором экзарха Федорова «для проверки» в Конгрегацию по делам Восточной церкви, где она была утеряна.
В апреле 1924 г. Владимир Абрикосов и Глеб Верховский участвовали в очередном Велеградском съезде, который собрал богословов и славистов из многих стран, как католиков, так и православных. В своих выступлениях они подчеркивали недопустимость католического прозелитизма среди русских эмигрантов, особенно в условиях тяжелых испытаний для России. В 1926 г. после сообщения д'Эрбиньи об увольнении экзарха Федорова, отец Владимир Абрикосов закончил служение его представителя и оставил Рим. Он отправился в Париж, где находилась самая большая русская эмигрантская община. Д'Эрбиньи продолжал его преследовать, пытаясь добиться его запрета в священнослужении.
К 1928 г. официальное русское апостольство покинули почти все священники экзархата, оказавшиеся за рубежом.
Стратегия Мишеля д'Эрбиньи
После смерти епископа Жюля Тибиргиена на его место советника по русским вопросам в КВЦ не было другой кандидатуры кроме ректора д'Эрбиньи, который развил энергичную деятельность по сбору сведений о положении русской эмиграции в Европе. Он лично объехал главные европейские города, где от имени папы Пия XI советовал латинским иерархам оказывать материальную помощь беженцам из России. Благодаря аристократическому воспитанию и личному обаянию д'Эрбиньи имел большой успех у русских эмигрантов. Даже враги католичества говорили о нем как о «друге русских»[13].
В Риме д'Эрбиньи сблизился с князьями Волконскими, авторитетнейшими людьми русской эмиграции, которые увидели в нем защиту от польского влияния на апостолат. Волконские доверяли апостольскому горению и искренности д'Эрбиньи, не допуская и мысли, что французский дворянин может вести двойную игру. Они не верили слухам, что внешность д'Эрбиньи обманчива; что, несмотря на эффектные жесты, его помощь не бескорыстна, и он занимается тайной деятельностью, в т.ч. причащением болящих православных в бессознательном состоянии с целью их причисления к католичеству «на смертном одре».
В 1924 году д'Эрбиньи познакомился в Брюсселе с Александром Пушкиным, прямым потомком великого русского поэта. Под влиянием красноречия д'Эрбиньи, Пушкин формально подписал документ о переходе в католичество. Д'Эрбиньи ликовал, но все сохранил в глубокой тайне. Сам Пушкин был и оставался до своей смерти образцовым членом русского прихода юрисдикции РПЦЗ. Бельгийский славист д-р Вим Куденис, обнаруживший сведения о конверсии Пушкина, встречался с его сыном, который с удивлением узнал об этом[14].
В 1924 г. на IV Велеградском съезде, проходившем под председательством нунция Мармаджи, д'Эрбиньи зачитал список казненных православных и католических священнослужителей в России. Все собравшиеся пропели «Вечная память». В глазах участников д'Эрбиньи предстал главным борцом с советским коммунизмом.
В 1925 г. Пий XI создал при КВЦ специальную Апостольскую комиссию по русским делам, получившую по-латыни название «Pro Russia». Президентом ее стал секретарь КВЦ кардинал Луиджи Синчеро, секретарем прелат Карло Марготти. Все практические дела шли через докладчика (релятора) комиссии отца Мишеля д'Эрбиньи, который единолично решал, какие документы будут рассматриваться комиссией и что докладывать папе. В работе комиссии участвовал асессор (заседатель) епископ Исайя Пападопулос. В 1927 г. в состав комиссии были дополнительно введены протоиерей Сергий Веригин, отец Кирилл Королевский и генеральный настоятель ассумпционистов отец Жерве Кенар. В ведение комиссии были переданы вопросы духовного окормления католиков всех обрядов в СССР. Мишель д'Эрбиньи сформулировал концепцию: в случае падения большевистского режима и открытия границ СССР, католический апостолат будет осуществляться главным образом в византийском обряде под водительством нового поколения священников, которые будут подготовлены для этого в специальной семинарии в Риме. Комиссия указала перейти в византийский обряд апостольскому протонотарию Евреинову и прелату Сипягину, которые приняли сан архимандрита и протоиерея соответственно.
В 1925 г. Мишель д'Эрбиньи ездил в Москву в качестве наблюдателя на православный съезд обновленческого направления. На основании своих впечатлений он сделал личный доклад Пию XI и опубликовал несколько статей в ведущих мировых газетах. Он описывал состояние полного развала Русской православной церкви и советовал ее членам присоединиться к Риму как гарантии канонического порядка. В конце он восклицал: «Московский Кардинал был бы самым деятельным органом восстановления духовной и национальной жизни дорогой России».[15] Григорий Трубецкой подверг резкой критике злорадный тон статей д'Эрбиньи и указал, что только верные сыны Православной церкви имеют моральное право указывать на язвы и предлагать пути исцеления.[16]
В апреле 1926 года он совершил вторую поездку в Россию, по пути получив тайное посвящение епископский сан в Берлине. Во время этой поездки он по личному заданию Пия XI посвятил французского ассумпциониста из Макеевки (Донбасс) Пия Эжена Невё в епископы и назначил главой экстраординарной католической иерархии. По возвращении он сообщил князю Петру Волконскому, что экзарх Федоров арестован по собственной неосторожности.[17]
Во время третьей поездки в августе-сентябре 1926 года д'Эрбиньи поручил передать экзарху Федорову в тюрьму, что он уволен с должности экзарха, а экзархат упразднен. Епископ Болеслав Слосканс сообщил об этом экзарху в Соловецком лагере в сентябре 1928 года[18]. Все поездки д'Эрбиньи происходили под надзором агентов ОГПУ, которым, благодаря наблюдению за его контактами, удалось вскрыть католическое подполье в СССР и в течение нескольких лет отправить всех активных католиков в лагеря.
В 1928 г. участвовал в подготовке папской энциклики «Moralium Animos», посвященной вопросам диалога с некатоликами. Смысл энциклики сводился к тому, что во всех экуменических контактах, католики не должны поступаться католическими принципами[19]. Д'Эрбиньи использовал эту энциклику, чтобы инициировать расследование деятельности бенедиктинского монастыря Аме-сюр-Мёз в Бельгии, аббат которого Ламбер Бодуэн отказался участвовать в планах католической экспансии против русского православия. В результате несколько бенедиктинцев из «католических народов» вообще покинули Католическую церковь, присоединились к различным православным юрисдикциям и начали действовать в духе «уния наоборот», т.е. создавать общины латинского обряда вне общения с Римом.
Из-за ухода русских священников из официального апостольства и неуверенности в лояльности оставшихся д'Эрбиньи нашел новый духовный ресурс: он привлек к сотрудничеству с русской комиссией небольшую конгрегацию мариан (MIC), практиковавшую биритуализм. Марианам было трудно служить в Польше из-за подозрений в белорусском и литовском национализме. Д'Эрбиньи решил поручить марианам руководить миссией в Китае, где под влиянием православных священников, присоединившихся к католичеству, образовалась община русских мирян, лишенных пастырского попечения.
В 1928 г. д'Эрбиньи подготовил инструкцию о порядке приема русского духовенства в Католическую церковь, утвержденную кардиналом Луиджи Синчеро. Священников и диаконов следовало принимать в состоянии мирян. Затем кандидат на вступление должен был прожить некоторое время в специальном реабилитационно-фильтрационом доме под наблюдением католических духовников, которые должны были вынести заключение о каноничности женатого состояния кандидата и решить признавать ли его священнослужителем в Католической церкви. Вскоре для целей конверсионной реабилитации было открыто т.н. «Русское католическое общежитие» при генеральной курии марианской конгрегации. Сведений о том, что там кто-либо проходил курс реабилитации нет.
11 февраля 1928 г. кардинал Луиджи Синчеро освятил угловой камень для закладки специальной семинарии для русского апостольства в Риме. Епископ д'Эрбиньи сказал речь, в которой практически объявил крестовый поход не только против русского Православия, но и против мирового коммунизма. Он нацелил выпускников семинарии на 1/6 часть суши и далее на Индию и Китай, после чего Руссикум стал мишенью советской пропаганды и объектом наблюдения органов ОГПУ[20].
В 1930 г. КВЦ создала комиссию по кодификации восточного канонического права, куда вошел прелат (протоиерей) Сипягин. В 1930 г. при КВЦ была создана русская литургическая комиссии в составе Швайгля, де Режиса и Королевского (Шарона), которая спустя десятилетие начала выпуск книг византийско-славянского обряда в василианской типографии Гроттаферрата. Комиссия издала месяцеслов без русских святых, канонизированных позже XV в., и не допустила включения латинских праздников Сердца Иисуса, Тела Христова и Христа Царя, привычных для греко-католиков Восточной Европы.
В 1930 г. комиссия «Pro Russia» разработала и подготовила специальное богослужение, направленное на прекращение гонений на веру в России. 19 марта 1930 г. в день св. Иосифа папа Пий XI совершил богослужении по особому чину: в латинскую мессу были вплетены византийский песнопения в исполнении хора русской семинарии. Богослужение закончилось воззванием: «Спаситель мира, спаси Россию!», которую папа указал читать всему католическому миру. Покровительницей католического апостолата в пользу России была провозглашена французская монахиня Св. Тереза от Младенца Иисуса. На мессу не пришли послы держав, имевших отношения с СССР. После богослужения папа принял епископа д'Эрбиньи и семинаристов на частной аудиенции. В результате комиссия «Pro Russia» была выведена из состава КВЦ, и ее президентом был назначен сам д'Эрбиньи. Пользуясь огромными полномочиями, д'Эрбиньи продвинул к рукоположению в священство без формальностей своего сподвижника князя Александра Волконского, которому было предложено место преподавателя Восточного института. Волконский проживал в «Руссикуме» и был вдохновителем русской партии в апостолате, которая противостояла напору польских миссионеров, не понимавших религиозной глубины русского православия. Волконский придумал слова «вселенство» и «вселенник», которыми он заменял понятия «католичество» и «католик», имевшими в русском языке, по его мнению, западнический привкус.
Специально для русского апостольства был посвящен в титулярного епископа византийского обряда литовский марианин Петрас Бучис, который не получил реальной юрисдикции и целиком зависел от Русской комиссии. После посвящения в сан владыка Бучис в базилике Св. Климента возле гроба просветителя славян Кирилла (Константина) Философа заявил о возрождении Брестской унии в границах Великого княжества литовского, что шокировало латинский епископат в Польше и Литве.[21] Бучис был известен русским эмигрантам, как почтенный петербургский патер, профессор католической теологии. Его переодевание в облачения русского владыки было воспринято крайне неоднозначно. На все трудные вопросы своих оппонентов д'Эрбиньи неизменно отвечал: «Такова воля Святого Отца!». В ноябре 1930 г. д'Эрбиньи созвал съезд русского католического духовенства в Риме, который формально прошел в Руссикуме под председательством владыки Петра Бучиса. Д'Эрбиньи не участвовал в съезде, ограничившись вывешиванием в зале своего портрета. Согласно его хронологии, это был первый съезд русских католиков, ибо каноничность собора Русской греко-католической церкви 1917 г. в Петрограде он не признавал. В документах съезда имена экзарха Леонида Федорова и митрополита Андрея Шептицкого не были упомянуты ни разу. В качестве обращения к русской эмиграции Бучис благословил издание апологетического труда Александра Волконского «Католичество и Священное Предание Востока». Большинство постановлений касалось соблюдения обрядовой чистоты.
Пункт 19 гласил: « Обсудив вопрос о способах, применяемых в работе по возвращению русских в лоно Вселенской Церкви, Съезд выражает убеждение, что подготовка почвы для цельного присоединения русского народа к католической церкви весьма желательна и похвальна, но, на ряду с этим, находит необходимой и самую серьезную работу по ознакомлению отдельных русских с католической верой в видах единичных и безотлагательных присоединения к истинной Церкви»[22]. Это означало принятие стратегического курса на прозелитизм среди русской эмиграции.
Д'Эрбиньи безуспешно пытался добиться канонического упразднения экзархата в России и исключения его из списков «Папского ежегодника». Однако, он не смог добиться этого в Государственном секретариате.
В 1931 году д'Эрбиньи разработал фантастический план заочно избрать русского патриарха среди симпатизировавших Риму православных епископов, который выедет на Запад и заключит унию с Римом. За это Русской церкви будут переданы мощи Св. Николая Мирликийского.[23]
В 1933 г. д'Эрбиньи был назначен ассистентом Папского трона и чаял кардинальского достоинства, но неожиданно Пий XI распорядился начать расследование его деятельности из-за многочисленных жалоб. В октябре 1933 г. д'Эрбиньи был выслан в Бельгию и освобожден от всех постов. Его портрет был вынесен из «Русскиума». Дальнейшее расследование привело к извержению его из епископского сана и ссылке в иезуитский дом в Провансе, где он и умер.
Тем не менее, д'Эрбиньи заложил основы стратегии официального русского католического апостольства, которое далее развивалось без него, но по его сценарию.
В ноябре 1933 г. после удаления д'Эрбиньи в Риме состоялся очередной съезд русского апостольства, который прошел с участием уже 3 епископов: Петра Бучиса, Николая Чарнецкого и латинского епископа Болеслава Слоскана.
В следующем году папа Пий XI реформировал Русскую комиссию и перевел русский католический апостолат в ведение Восточной конгрегации. В дальнейшем комиссия уже ни играла никакой роли в судьбе русских католиков до ее реорганизации в 1993 г.
Участие митрополита Андрея Шептицкого в русском апостольстве
В феврале 1921 года греко-католический митрополит Андрей Шептицкий ЧСВВ прибыл в Рим, где добился официального подтверждении полномочий экзарху Леониду Федорову в Римской курии. Главным противником участия митрополита в русских делах был Государственный секретарь кардинал Пьетро Гаспарри[24], который потребовал документального обоснования его действий. После того как Шептицкому удалось предъявить бумаги, подписанные собственноручно Папой Пием X, кардинал Гаспарри в личной беседе потребовал от Шептицкого добровольно отречься от этих полномочий, чего митрополит не сделал.
18 февраля 1921 года и прочитал доклад «Роль монашества в вопросах унии» в Папском Восточном институте, призывая западные ордена создавать у себя филиалы византийского обряда, а западных монахов изучать исихазм и принимать облик восточных подвижников благочестия.[25]
Сам митрополит происходил из древнего русинского рода князей Шептицких, которые в условиях Австро-Венгрии превратились в польских графов. Родным языком митрополита, вероятно, был французский, а личным молитвенником был латинский бревиарий.
Ранее Андрей Шептицкий прошел новициат (послушнический искус) в василианском чине Св. Иосафата, под руководством польских иезуитов, которые временно управляли украинскими монахами в ходе т.н. «Добромыльской реформы». В результате нее василианский чин сильно изменился и был сориентирован на активное миссионерское служение среди греко-католиков в Австро-Венгрии и диаспоре. Шептицкого всю жизнь связывала переписка и духовное общение генеральным настоятелем иезуитов Владимиром Ледуховским. Митрополит надеялся, что иезуитам с их огромным умственным потенциалом удастся успешно перевоплотиться в русских монахов так же, как им ранее удавалось принять облик украинских василиан. Во время нахождения в заключении в Суздальском Спасо-Евфимиевом монастыре, митрополит познал русское монашество только с негативной стороны. Он считал, что оно находится в духовном упадке и нуждается в привитии к живоносному древу латинских орденов.
Проживая в Львове в условиях домашнего ареста в 1923-1924 гг. Шептицкий получал корреспонденцию от членов русского экзархата и хорошо ориентировался в происходящем. 10 декабря 1925 года он отправил письмо секретарю КВЦ и главе русской комиссии кардиналу Луиджи Синчеро с критикой римского подхода к униональной работе. Он писал о том, что все миссионерские мероприятия среди русской эмиграции дают только отрицательные результаты, из-за которых Католическая церковь привлекает к себе только худшие элементы православия, в то время как порядочных русских она отталкивает. Он упомянул случаи повторного крещения и миропомазания русских православных в римско-католических церквях Рима и Берлина с формальным отречением от «секты схизматиков» (т.е. Русской православной церкви). Он указал на плохое знание деятелями официального апостольства православного богословия и выпуск некорректных агитационных брошюр католическими издательствами.
В 1930 г. в разгар попыток д'Эрбиньи упразднить русский экзархат, митрополит Шептицкий попросил князя Петра Волконского написать очерк его возникновения и развитии и издал его в Львове, что привело д'Эрбиньи буквально в ярость.
В результате своих попыток влиять на русских католиков Шептицкий стал крайне нежелательной персоной в Римской курии, и д'Эрбиньи пытался изолировать его в Галиции от влияния на русскую эмиграцию. Тем не менее, до своего последнего часа митрополит вел переписку с русскими католиками и неформально координировал их деятельность.
Восточные проекты Общества Иисуса
Еще в 1912 году по указанию ассистента иезуитского ордена Владимира Ледуховского в бельгийском городе Ангиене на базе философского факультета французских иезуитов отец Мишеля д'Эрбиньи создал маленькую семинарию для русских конвертитов. Для их проживания был отведен дом с капеллой. Д'Эрбиньи считал, что при малом количестве русских студентов нет смысла читать лекций, а следует применять семинары и индивидуальные собеседования. После начала I Мировой войны и оккупации Бельгии, проект прекратился.
После избрания Владимира Ледуховского генералом ордена, при курии открылась часовня византийского обряда, посвященная его небесному покровителю Св. Владимиру Великому, крестителю Руси. В 1922 г. в ведение Обществу Иисуса был вверен Папский Восточный институт, а в 1929 году – Папская Русская коллегия. Иезуит Мишель д'Эрбиньи, назначенный релятором комиссии «Pro Russia», пытался выдвинуть свой орден на главную роль в русском апостольстве, вопреки воле генерального настоятеля Ледуховского, который сдержанно оценивал способность иезуитов к продвижению на христианском Востоке. Иезуитский орден сформировался в эпоху Контрреформации в контексте проблем Западной церкви. Ядро иезуитской духовности составляют т.н. «Духовные упражнения св. Игнатия Лойолы», которые принципиально несовместимы с византийским духовным деланием. Для иезуитов характерно стремление к литургической импровизации и коррекции обряда, который они считали второстепенным по сравнению с содержанием вероучения.
В 1930 г. Ледуховский создал в ордене Manipulus Russipetarum (манипул руссипетов)[26] для работы среди русских эмигрантов[27]. После учреждения Руссикума д'Эрбиньи решил с ректором Яворкой поселить иезуитских схоластиков из числа «руссипетов» в коллегию для дисциплинирующего влияния на остальных студентов. Генерал же считал, что схоластикам полезнее изучать духовность св. Игнатия Лойолы, чем византийский обряд. Д'Эрбиньи, как обычно, сослался на волю Папы. После падения д'Эрбиньи схоластиков вернули в иезуитский дом. Для них была устроена особая церковь византийского обряда при Григорианском университете, где они ежедневно участвовали в Литургии, а по воскресеньям посещали богослужения в Руссикуме. Летние каникулы они проводили также вместе с воспитанниками «Русскиума».
Филипп де Режис и другие французские иезуиты стремились целиком вжиться в русскую национальность и византийский обряд. Они отращивали длинные бороды, носили клобуки и ширококрылые рясы. Станислав Тышкевич и его единомышленники, напротив, считали, что выделяться нужно интеллектом, а не внешним обликом, и стремились развивать те направление духовной деятельности, которые не получили развития в русском православии: воспитание детей и молодежи, религиозную журналистику и духовничество.
Из-за того, что орден иезуитов контролировал единственную русскую семинарию, в православной историографии сложилось представление о руководящей роли иезуитов в русском апостольстве, что бросало тень на само апостольство. В действительности, Апостольский престол никогда не издавал декрета об особой роли иезуитского ордена в сфере просвещения русских.
Из-за доминирующей роли выпускников «Руссикума», в апостольстве в 40-е гг. сложилась неканоническая практика, что настоятели русских католических миссий и приходов посылали отчеты о деятельности ректору коллегии, а не прямо в Конгрегацию Восточной церкви, которой они были подчинены. В 1951 г. подобная практика была официально осуждена[28].
Константинопольская миссия иезуитов
В 1920 году генеральный настоятель иезуитов послал в Грузию миссию в составе Жана-Батиста Янссенса, Луи Бэлля и Станислава Тышкевича, которые из-за военных действий надолго остановились в Константинополе, оккупированном странами Антанты. Они обратились к апостольскому делегату Чезарано и военным властям с предложением помочь в организации помощи русским беженцам, наводнившим город.
Римская курия посылала им субсидии, которые иезуиты распределяли по своему усмотрению среди эмигрантов. Французская оккупационная администрация выделила несколько зданий, где они разместили детский приют во главе с патером Александром Сипягиным, ранее работавшем в саратовской семинарии для немецких колонистов. Приют получил имя святого Георгия и принимал мальчиков без различия вероисповедания. В другом здании Тышкевич создал общежитие русских католиков, которые делились на катехуменов и конвертитов. Ежедневно патер Сипягин служил для них мессу и говорил вдохновенные проповеди на тему «Страдания России за грех раскола от Рима». Обитатели получали небольшое пособие и должны были слушать лекции по католическому богословию, которые читал Тышкевич. После нескольких месяцев лекций следовал экзамен, после которого происходило присоединение (конверсия) в католичество. Катехумены торжественно перед крестом и евангелием каялись в грехе нахождения в схизме (т.е. в Российской православной церкви), отрекались от схизматических заблуждений (православной веры), читали Тридентский символ веры и причащались на мессе. Всех неженатых конвертитов мужского пола ориентировали поступать в католические семинарии.
Одновременно Тышкевич и Бэль в местной типографии наладили выпуск католических книг, которые распространяли среди эмигрантов. Сипягин написал брошюры «У скалы Петровой» и «История миссий Вселенской церкви». Книга Забужного «Православие и католичество», написанная в духе доказательства католических истин и оправдания Рима, выдержала в Константинополе 3 издания.
Для деморализации православного духовенства Тышкевич написал т.н. «Открытое письмо русских католиков митрополиту Анастасию Грибановскому», дал подписать его конвертиту Калмыкову и другим получателям пособий и опубликовал в католической печати. В результате от католичества отшатнулись даже те эмигранты, которые в России ему симпатизировали.
Чтобы формально соответствовать папским инструкциям, требовавшим в католических учреждениях на христианском Востоке совершать богослужениям по восточному обряду, иезуиты пригласили через КВЦ священника экзархата Глеба Верховского для сотрудничества. Верховскому удалось прослужить в миссии полгода. После того, как он начал регулярные богослужения по византийскому обряду, его отношения с иезуитами расстроились. Тышкевич материально стимулировал принятие русскими латинского обряда, Верховский же настаивал на византийском обряде.
В Константинополе Тышкевич встречался с симпатизирующим католичеству протоиереем Булгаковым и Николаем Афанасьевым[30]. Булгаков был разочарован разговором с Тышкевичем, который увещевал его конвертироваться в католичество. Булгаков был удивлен, что из вселенского замысла Петрова служения, католическая идея свелась к банальному уловлению душ.
Апофеозом миссии стало отправка русской молодежи для обучения в университеты Бельгии и Франции на католические стипендии, организованная Тышкевичем. Из-за чрезмерного доверия к аристократии, он назначил куратором группы бывшего камергера Бурдукова, известного в Петербурге под скандальным прозвищем «княгиня Мещерская», что привело всю русскую колонию в состояние гомерического хохота. Весной 1923 года иезуитская миссия эвакуировалась во Францию и Бельгию.
Доминиканская семинария в Лилле
Из Константинополя несколько конвертитов отправились в Лилль, где французские доминиканцы в 1923 г. по договоренности с советником КВЦ епископом Жюлем Тибиргиеном основали семинарию Св. Василия Великого для русских кандидатов. Семинаристы совместно проживали под наблюдением доминиканцев и посещали лекции по богословию в местном католическом университете.
Литургию служил болгарский священник Николов[31]. Утренние и вечерние службы вначале совершались по латинскому обряду, но затем доминиканцы пытались самостоятельно изучить произношение церковно-славянских слов и служить по византийскому обряду. Первый ректор семинарии доминиканец Дюссошуа не знал ни слова по-русски. Он пытался совершать византийские богослужения, читая православный молитвослов и сокращая по своему усмотрению[32]. Его собрат Реджинальд Омез также специально не готовился к миссии среди русских. Доминиканцы ходили в русский православный приход и изучали там службу. Это было тем более легко, что приход находился в помещении, предоставленном местной иезуитской общиной по просьбе д'Эрбиньи. Вскоре ректором был назначен аббат Христофор Дюмон OP, который был более подготовлен для этого служения.
Семинаристы носили латинские сутаны и были обязаны придерживаться ориентации на безбрачие. Знакомство с девушками и женитьба означали исключение из семинарии.
Всего за 6 лет существования в стенах семинарии побывало 26 русских семинаристов, трое из них: Александр Спасский, Виктор Рихтер и Владимир Длусский стали священниками; остальные ушли, освоив французский язык, благополучно вступили в брак и пропали из поля зрения Католической церкви. Выпускники были посвящены в сан по латинскому обряду местным епископом с условием византийского обряда. Спасский вскоре после посвящения скоропостижно скончался от туберкулеза. Длусский и Рихтер активно служили в апостольстве, страдая раздвоением духовности. Длусский всю жизнь пытался перейти в латинский обряд, а Рихтер выглядел как типичный немецкий патер: брил бороду и носил сутану.
Кроме русских в семинарии по направлению д'Эрбиньи обучался француз итальянского происхождения Сколярди, которого звали в семинарии по-русски «Сколярдовым». Он стал четвертым семинаристом, посвященным в сан в этой семинарии.
В связи с основанием русской семинарии в Риме, обучение студентов было прекращено. В семинарском помещении был открыт доминиканский исследовательский центр «Istina», который занимался систематическим изучением православия и изданием периодики. С центром сотрудничала монахиня русского Экзархата Юлия Данзас, которая после высылки из СССР не смогла найти себе места в латинских монастырях. В 1936 г. доминиканцы во главе с аббатом Дюмоном переехали в Париж, где занялись идейной борьбой с парижским православным богословием, позже перешедшей в экуменизм с представителями этого богословия.[33]
«Новая уния» и «Восточная миссия» в Речи Посполитой
В границах Польской республики после мирного договора с Советской Россией оказалось большое количество православного населения. Подавляющее большинство из них составляли белорусы, которые в царские времена считались неотъемлемой частью русского народа и должны были говорить на великорусском языке. Их родной белорусский язык иногда называли «униатским наречием». После Революции 1917 года на белорусов стали смотреть как на отдельную нацию, они смогли развивать свою культуру. В Польше проводилась политика способствования перехода белорусов в римское католичество и польскую национальность. Кроме белорусов во многих городах восточных районов Польши жило множество этнических великороссов, переселившихся в правление Николая I и Александра II в результате мероприятий по усмирению поляков. Во время I Мировой войны по приказу командования церковная администрация была эвакуирована и многие православные приходы оказались без настоятелей.
На пустующие приходы обратил внимание митрополит фон Ропп и в 1922 году основал в Люблине при содействии местного епископа Марианна Фульмана Миссионерский институт. Для доказательства серьезности своих намерений фон Ропп отрастил длинную бороду. При институте были устроены два храма: латинский и византийский. Институт предназначался для выпускников польских семинарий, желавших получить знание о «восточном обряде» и работать для обращения «схизматиков» в католичество. В работе института принимали участие священник экзархата Диодор Колпинский и прелат Александр Сипягин. В 1927 г. Колпинский совместно с прелатом Антонием Около-Кулаком начали издавать униональной журнал «Китеж», в котором проводилась необходимость корректного отношения к национальному достоинству русских. Колпинский по собственному проекту построил иконостас для восточной церкви и написал все иконы; для латинского храма он разработал проект престола в романском стиле. В 1933 году институт был закрыт по указанию комиссии Pro Russia.
В начале 20-х годов на Волыне группа православного духовенства обратилась к Луцкому латинскому епископу Генриху Пшездецкому с просьбой принять их как униатских священников. Они симпатизировали митрополиту Андрею Шептицому и ожидали, что он восстановит униатские епархии, ликвидированные в эпоху царского правления. Их ожидания не оправдались: по условиям конкордата с Ватиканом 1925 года греко-католическая церковь получила право на полноценное существование только в Галиции. Луцкий греко-католический епископ Иосиф Боцян, рукоположенный митрополитом Шептицким, был вынужден покинуть Волынь и вскоре умер.
Епископ Пшездзецкий послал нескольких ксендзов, наскоро изучивших византийский обряд, на тяготевшие к унии православные приходы, откуда они были со скандалом изгнаны прихожанами. Для более глубоко изучения обряда в городке Дубно, в реквизированном у православной церкви помещении, Пшездецкий основал епархиальную семинарию византийского обряда для подготовки биритуалистов. Ректором был назначен каноник Леопольд Шуман, мало знакомый с византийским обрядом, философию и теологию преподавали галицкий редемпторист Николай Чарнецкий и ксендз Адольф Кукурозинский. Семинария не получала никакого содержания, библиотека была пуста, не удалось устроить даже часовню византийского обряда. Семинаристов было не более десяти.
В 1923 году в Польшу приехал первый иезуит византийского обряда Василий Буржуа, который основал в Альбертыне иезуитский дом и положил начало т.н. «Восточной миссии». В 1929 г. к нему присоединился о. Филипп де Режис и другие собратья, которые изучали византийский обряд, посещая богослужения в православных приходах. Иезуитский костел был перестроен в византийском стиле, его колокольню увенчал восьмиконечный московский крест. Миссия протекала отдельно от миссионерства епископа Пшездецкого, пока в 1931 году декретом Римской курии семинария в Дубно получила статус Папской семинарии восточного обряда. Деньги на содержание выделила комиссия «Pro Russia». Воспитание семинаристов было поручено отцам иезуитам. В ритуальные епископы без юрисдикции был посвящен редемпторист Николай Чарнецкий, который проживал в семинарии и рукополагал кандидатов, половина из которых была поляками. В 1939 году семинария снова была реорганизована в межепархиальную и подчинена непосредственно святому Престолу. 20 сентября 1939 она была занята советскими войсками и распущена.
Миссионерский замысел епископа Пшездецкого, курировавшийся КВЦ и лично Мишелем д'Эрбиньи условно получил название «Новая уния», а среди белорусов, естественно, назывался «польская уния». Один из священников экзархата Донат Новицкий, высланный в Польшу, писал о. Владимиру Абрикосову относительно этой миссии: «Восточное дело шло бы хорошо, если бы работали в Вашем духе, а не по рецептам византийствующих французов ».
Епископ Пшездецкий построил несколько храмов византийского обряда за счет собственной епархии и сам их освятил по латинскому обряду при стечении многочисленных православных. Несмотря на это, «Новая уния» себя скомпрометировала в глазах православного населения в 1929 году, когда Пинский римско-католический епископ Сигизмунд Лозинский, направил послание к православным иерархам с предложением добровольно переписать в собственность Римско-католической церкви бывшие костелы, конфискованные царской администрацией в эпоху польских восстаний XIX в. и переосвященных в православные храмы. Год спустя правительство Речи Посполитой начало реституцию церковной собственности. Опасаясь лишиться храмов и средств к существованию несколько десятков православных священников выразили желание присоединиться к «Новой унии». Они были приписаны к юрисдикции местных латинских епископов.
Де Режис отказался от материальных претензий к православным и не принимал конфискованную собственность, несмотря на то, что иезуитам в начале XIX в. принадлежало множество костелов и коллегий в «восточных крессах». В сейме послышались голоса с просьбой расследовать деятельность «Восточной миссии». Польские журналисты установили, что иезуиты разговаривали с этническими белорусами на русском языке и служили среди них по московскому обряду. Были напечатаны памфлеты против русификации польских граждан, среди которых следовало пропагандировать латинский обряд и говорить по-польски. Филипп де Режис, чтобы засвидетельствовать уважение к Речи Посполитой, даже пытался перейти в польское гражданство, но безуспешно. В 1933 г. он покинул дом в Альбертыне по требованию польских властей.
К началу II Мировой войны «Новая уния» насчитывал в своих рядах 46 священников, 4 диаконов, 23 тысячи прихожан[34]. После вступления Красной армии в «восточные кресы» Польши в сентябре 1939 года «Новая уния» практически распалась. В первую очередь ее покинули ксендзы-биритуалисты и вернулись в свои костелы. Большинство белорусских и украинских священников ушли из «польской унии» юрисдикцию митрополита Московского Сергия. Митрополит Шептицкий немедленно назначил ритуального епископа Николая Чарнецкого экзархом Волыни со всей полнотой юрисдикции. Чарнецкий застал верными Риму только 15 священников.
После окончательного присоединения к СССР Западной Белоруссии и Волыни большинство православных священников оказались в юрисдикции Русской Православной церкви. Некоторые из них получили благословение переехать в другие православные епархии СССР, где ощущалась нехватка священников. Оказавшись в новых приходах, уроженцы Волыни и Полесья распространяли среди прихожан неподдельную ненависть к католичеству.
После окончательной демаркации границы между СССР и Польской республикой в конце 40-х гг. польские католические власти предложили женатым греко-католическим священникам добровольно уйти в Польскую православную церковь, обещая не обвинять их в схизме. Лишь благодаря мужеству престарелого отца Николая Шиманского, решительно отказавшегося уходить, с его точки зрения, в раскол, от «Новой унии» остался единственный приход в Костомлотах, подчиненный непосредственно Примасу Польши и окормляемый ныне отцами марианами.
В письме кардиналу Синчеро митрополит Шептицкий заметил, что ожидать плодов от «Новой унии», это все равно, что «ожидать великого религиозного воодушевления во Франции с помощью немецкого духовенства[35]».
Униональная работа среди эмигрантов в Западной Европе
Потоки эмигрантов из России направлялись в Берлин, Прагу, Париж и другие города Западной Европы. Их положение было крайне тяжелым из-за последствий Мировой войны. Тем не менее, одновременно с обустройством, русские эмигранты создавали православные приходы в местах нахождения. Главную роль в духовной жизни играл митрополит Евлогий Георгиевский, который сумел установить контроль над большинством бывших посольских церквей и устроить при них священников-эмигрантов. Сам Евлогий пытался установить контакт с католической духовной властью, главным образом, чтобы попросить помещения для богослужений. Посещая приход в Бари, Евлогий обратился к местному епископу с просьбой разрешить совершить богослужение в базилике у мощей Св. Николая. Просьба была передана в Рим. После напрасного двухдневного ожидания Евлогий ощутил сильное унижение и навсегда потерял интерес с к общению с католиками[36].
Другая церковная группировка собралась вокруг митрополита Антония Храповицкого в Сремских Карловцах (Югословия). Его последователи считали Католическую церковь еретической и безблагодатной, поэтому игнорировали католическую иерархию в местах нахождения. Обе юрисдикции взаимно не признавали друг друга. В дальнейшем число независимых православных иерархий среди русских эмиграций возросло, что привело к каноническому беспорядку, взаимным анафемам и частому переходу приходов и священнослужителей из одной юрисдикции в другую.
Эксперты КВЦ насчитывали в Европе около 50-ти русских православных епископов и несколько сотен священников. Ожидалось, что в условиях потери социального статуса и материальных средств существования, эмигрантское духовенство будет обречено на поиск сближения с католической иерархией. В католической периодике появились статьи, в которых русским православным предлагался союз с Римской церковью, как гарантом канонического порядка. Православная интеллигенция сразу поняла, что речь идет о новой унии. С гимназической скамьи в России преподавалась следующая простая мифологическая схема объяснения унии: враги России, пользуясь слабостью православной церкви в Украине, навязали ей унию, чтобы оторвать от русского народа его неделимую часть. Поэтому само слово «уния» вызывало подсознательную негативную реакцию у любого русского. В 1923 г. группа интеллигентов, принадлежащая к течению «евразийцев», издала в Берлине сборник «Россия и латинство», который быстро разошелся по всему православному миру, попав в т.ч. и в СССР. Эта была последняя книга, прочитанная патриархом Тихоном. Эту книгу Петр Струве назвал «актом необходимой религиозной самообороны» и в рецензии написал о невозможности примирения православия и католичества в условиях навязывания новой унии: «Католик не может и не хочет дать православному то, что обещает (волевую силу религиозного бытия), а православный не может взять у католика то, чего ищет, ибо искомое он может найти только в самом себе, только извлечь из самого себя. Зато католик непременно постарается сообщить православному все вековые недуги своей религиозности (для того и замышляет и унию), а православный актом унии предаст всю глубину и чистоту своих древних достижений».
Благодаря сотрудничеству с Англиканской церковью и другими протестантскими организациями русским православным общинам удалось получить большую финансовую помощь на приобретение помещений для богослужений и издательскую деятельность. В 1925 г. благодаря помощи организации IMCA в Париже был учрежден Православный богословский институт Св. Сергия. Протестанты не требовали от православных заключать с ними унию или поступаться вероучительными принципами. В результате этого русские православные получили возможность свободно развивать свою деятельность в Европе и перестали искать поддержки Католической церкви.
В 1922 г. викарный епископ Эммануил Шапталь, ассистент Парижской епархии по иностранным приходам, издал специальный циркуляр, в котором подчеркивалось необходимость уважения к византийскому обряду русских эмигрантов. Он категорически запретил использовать слово «схизматики» по отношению к русским православным. В случае обращения русских в католичество по брачным делам, он рекомендовал сообщать им о необходимости сохранения византийского обряда.
В 1927 г. для духовного окормления русских католиков в Париже был создан приход Св. Троицы во главе с бывшим секретарем нунциатуры прелатом Александром Евреиновым. Ранее Евреинов служил только по латинскому обряду, среди его знакомых было большинство французов, чем русских. В 1928 г. он был удостоен звания апостольского протонотария, что было квалифицировано как архимандрит в византийском обряде. Первоначально приход помещался в подвале латинской церкви Св. Марии Магдалины, но позже для него было куплено большое помещение на рю Франсуа Жерар на средства епископа Шапталя. Большая часть прихожан этой церкви были французами, вступившими в брак с русскими и воспринимали этот приход как нечто среднее между католичеством и православием. Иногда при приходе происходили совместные собрания с православными на тему соединения церквей. Отец Александр советовал русским прихожанам изучать латинскую духовность. Часто на приходе служил отец Дмитрий Кузьмин-Караваев, благодаря проповедям которого в церковь стали приходить русские православные.
Со временем к приходу присоединились видные деятели русской эмиграции: барон Таубе, писательница Лаппо-Данилевская, профессора Пузина и Маклаков. В 1936 г. после переезда Евреинова в Рим, настоятелем был назначен аббат Христофор Дюмон, который ввел новый стиль, что привело к недовольству и жалобам. В помощь к нему был послан первый выпускник Русской коллегии отец Михаил Недточин, который чувствовал себя среди французских священников лишним. В приход стало ходить множество французов, почитателей личности аббата Дюмона и доминиканской духовности.
16 июня 1939 года в церкви на рю Франсуа Жерар Михаил Недточин отпевал писателя Ходасевича, римо-католика по рождению. На отпевание присутствовали все видные представители русской эмиграции, включая православное духовенство. На гроб были возложены живые цветы и венки, из которых выделялся большой венок из роз от Объединения русских писателей и поэтов в Париже.[37]
В 1923 г. по завершении мисси в Константинополе в Париж приехал Станислав Тышкевич и, поселившись в иезуитском доме, начал энергичную издательскую деятельность и распространение брошюр среди русских эмигрантов. Он основал униональное «Общество Св. Иоанна Златоуста» и журнал «Вера и Родина», где помещал свои статьи под псевдонимом «Серж Босфорофф» содержащие критику современного ему православия и восхваление католичества. Тышкевича сильно раздражало, что благодаря помощи протестантов и масонов православные издают большое количества журналов и богословской литературы, многократно превосходящие тиражи русскоязычной католической прессы. Кроме того, Тышкевич несколько раз вывозил студентов Св. Сергиевского института за счет иезуитского ордена на летних отдых, в качестве жеста доброй воли. Ректор Свято-Сергиевского института протоиерей Булгаков сердечно благодарил Тышкевича за его благодеяния[38]. После того, как его попытки пропагандировать католичество стали чересчур навязчивыми, православные отказались от его приглашений. Тышкевич выезжал в Лион, где заводил знакомства с православными.
В 1932 г. в Лилль переехала Юлия Данзас. Ее монашеские обеты, которые она дала перед экзархом Федоровым не были признаны. Она работала доминиканском центре под руководством аббата Христофора Дюмона. Она обнаружила, что в своей деятельности доминиканцы прибегают к отсеиванию невыгодной для латинян информации, например, затушевыванию конфликта между латинянами и русскими в России, вместо того, чтобы пытаться его изучить. Данзас включилась в полемику с православным «парижским богословием» (Булгаковым, Бердяевым, Зеньковским и Флоровским[39]).
Аббат Дюмон специально изучал состояние русской эмиграции во Франции и отсылал свои наблюдения в Рим. Он писал о том, что в Париже проживает, главным образом русская богема и интеллигенция, представители Серебряного века, для которых характерны беспорядочные многократные браки и беззаконные сожительства, что делает невозможным интеграцию этой группы в Католическую церковь. В других городах проживали бывшие офицеры, которые ожидали скорого возвращения в Россию. Совершенно непостижимым для Дюмона был тот факт, что с началом гражданской войны в Испании несколько десятков русских офицеров поехали воевать на стороне республиканцев. Дюмон оправдывал трудности миссии среди русских их недисциплинированностью и непредсказуемым поведением[40]. В результате католической агитации среди русской эмиграции резко возрос интерес к родному православию и посещение литургии по воскресеньям, празднование праздников по Русскому календарю стало демонстрацией русской идентичности.
В 1928 г. в Ницце, традиционном месте пребывания русских эмигрантов во Франции, была создана небольшая домовая церковь византийского обряда, куда были посланы с миссией бенедиктинец Лев Жилле и отец Александр Дейбнер, сын священника экзархата Иоанна Дейбнера. В 1930 г. они оба покинули место служении, приехали в Париж и перешли в юрисдикцию митрополита Евлогия. При приеме митрополит Евлогий не требовал от них отречения от католической веры. Они оба были допущены на сослужение Литургии. На службе присутствовал протоиерей Сергий Булгаков, Николай Бердяев и другие. Это вызвало воодушевление среди русских эмигрантов, которые увидели в этом провал политики «восточного обряда». Митрополит Евлогий поручил им создать франкоязычный православный приход в помещении, предоставленным реформатской церковью.
На юге Франции осело множество русских, эвакуировавшихся из России через Константинополь и Средиземное море. Для помощи русским беженцам в Лионе в 1924 году была создана организация «L'union française d'aide aux russes»[41], в работе которой активно участвовали иезуиты во главе с Филиппом де Режисом. В Лионе жило несколько тысяч русских беженцев, преимущественно бывших белогвардейцев. Многие вступили в брак с француженками и интегрировались во французское общество. В 1930 г. в Лион прибыл для основания русского католического прихода отец Лев Жеденов. Лионские иезуиты занимались только распределением помощи среди русских и не хотели обструкции с православными из-за униатского прихода. Жеденов пожаловался епископу д'Эрбиньи, который распорядился несмотря ни на что основать приход в Лионе для тех русских, которые конвертировались в католичество в Константинополе.
Весной 1923 г. в Намюр, по приглашению примаса Бельгии кардинал Жозефа-Дезире Мерсье прибыли влспитанники Интерната Св. Георгия из Константинополя во главе с директором Александром Сипягиным. Содержание приюта производилось, главным образом, за счет Общества Иисуса. В Бельгии количество детей, принимаемых в приют возросло. Одновременно с организацией учебного процесса директор приюта Сипягин пытался активно проповедовал католичество среди учащихся и способствовать их формальной конверсии. В связи с тем, что родители, как правило, за обучение и содержание не платили, то протесты и жалобы были весьма вялыми. Тем не менее, патер Сипягин зарекомендовал себя одиозной личностью среди эмигрантов. Деятельность Сипягина, по мнении Евлогия, представляла такое же препятствие для диалога Рима и православия, как и притеснение православных польским правительством. В 1923 г. Сипягин, бывший восторженным латиноманом, по указанию КВЦ неожиданно стал служить по византийскому обряду. В следующем году ему был дарован титул прелата, который приблизительно соответствовал протоиерею в православии. Сипягин отрастил бороду и переоделся в рясу. Эмигранты насторожились и восприняли переодевание новым тактическим приемом против православия. В 1929 г. Сипягин, к его неудовольствию, был смещен с должности директора и отозван в Рим. На его место был назначен бельгийский иезуит Поль Кюипер SJ, который по-русски совсем не говорил, но хорошо разбирался в финансах и вывел приют из состояния нужды. Интернат кроме обучения организовывал бесплатный летний отдых для воспитанников в живописных местах Бельгии.
В начале 20-х гг. в Бельгии была создана организация «Oeuvre de Secours Enfants russes en Belgique[42]», поддерживаемая либералами и социалистами[43]. Организация поставила задачей обеспечить доступ русских детей в бельгийские школы, многие из которых находились под контролем Католической церкви. Архиепископ Брюссельско-Малинский кардинал Мерсье немедленно создал организацию «Aide Belge aux Russes[44]» с целью сохранить контроль над католическими школами, которые либеральное правительство пыталось национализировать. Мерсье по совету Мишеля д'Эрбиньи занялся проблемой русских беженцев и сделал доступными для них католические учебные заведения, чтобы интегрировать русских в бельгийской общество. Д'Эрбиньи считал, что тем самым будет взято под контроль воспитание будущей русской элиты. По его замыслу, русские дети через несколько лет обучения в католических школах, придут в восторг от западной культуры, конвертируются в католичество и после падения большевиков вернуться в Россию, где составят русскую католическую общину.
В Лувенский католический университет приняли много русских студентов, для них выделили отдельное общежитие и место под домовый православный храм. Русские жили закрытой группой и показывали полное равнодушие к католичеству. Тогда по совету д'Эрбиньи в общежитие направили двух валлонских священников братьев Дарсей, которые должны были пропагандировать ценности западного христианства. Узнав об этом, для противодействия католической пропаганде православный священник Петр Извольский юрисдикции Евлогия Георгиевского, основал «Comité de Patronage des Enfants russes en Belgique[45]». В результате идеологической атаки католиков у русских студентов вспыхнул интерес к родному православию. Извольский был вхож к кардиналу Мерсье и просил его прекратить приставать к русским с католичеством. Вскоре после своего посвящения в сан в Лувен был направлен отец Дмитрий Кузьмин-Караваев, который основал небольшую церковь византийского обряда при университете. Любопытно, что там же находилась его бывшая супруга – мать Мария Скобцева, которая содержала большой детский приют в помещении, предоставленном иезуитами.
Священники Карловацкой юрисдикции (Русская Православная церковь за границей) обвиняли евлогиан в попустительстве католической пропаганде среди студентов, измене православию и инфильтрации приходов советскими агентами. Поэтому, когда настоятель православного прихода в Лувене Цебриков конвертировался в католичество, восторгу карловчан не было предела.
Многие русские католики и православные могли приезжать в бенедиктинский монастырь в Аме-сюр-Мез, а позже в Шевтонь, где они могли присутствовать на уставных богослужениях византийско-славянского обряда и общаться с бенедиктинцами, которые были крайне осторожны в своих суждениях. Несколько русских поступили в общину послушниками.
Несмотря на то, что кардинал Мерсье и Мишель д'Эрбиньи действовали сообща, в православной историографии существует противопоставление доброго и великого кардинала Мерсье коварному иезуиту д'Эрбиньи. Благодаря большой материальной помощи кардинал Мерсье вызвал бурный восторг у всех русских эмигрантов, особенно у митрополита Евлогия. Тем не менее, это не привело к поиску сближения на религиозном уровне между католичеством и православием.
В 1931 г. к католичеству присоединился протоиерей Павел Гречишкин, принадлежавший к Константинопольскому патриархату. Гречишкин происходил из потомственного священнического рода Харьковской епархии и был учеником митрополита Антония Храповицкого. Гречишкин получил назначение в Вегу, где ему был выделен подвал в латинском храме. Он сделал иконостас своими руками, создал церковный хор и начал регулярное совершение служб. Так как Гречишкин не учился в католической семинарии, то он не занимался доказательством католических истин, а аккуратно воспроизводил уставные православные службы и на проповедях раскрывал православное учение о первенстве Св. Апостола Петра. Вскоре к нему присоединилось несколько десятков русских эмигрантов, и создался жизнеспособный приход.
Миссия в Китае
По окончании Гражданской войны в Китае оказалось множество русских. Только в Манчжурии проживало около 150 000 русских, из них 75 000 в Харбине, который выглядел практически как русский город. В 1923 г. в Харбине к Католической церкви присоединился через апостольского делегата Константини один из священников Харбинской православной епархии Константин Коронин и часть его прихожан[46]. Коронин был тяжело больным и вскоре скончался от рака желудка. Через некоторое время за ним последовал его отец зашатанный протоиерей Иоанн Коронин вместе с группой прихожан, который тоже вскоре скончался. Присоединившиеся священники служили некоторое время в местном костеле, где им позволил латинский настоятель. На литургии они поминали патриарха Тихона и папу Пия XI, что шокировало латинян. После смерти священников, прихожане остались без попечения. Они обратились к известному харбинскому священнику игумену Николаю Алексееву с просьбой служить для них православную литургию с поминовением имени папы Пия XI. Алексеев обратился к епархиальному архиерею о возможности подобной практики. Епископ Нестор немедленно перевел Алексеева в Пекин и возвел его в сан архимандрита. В Пекине Алексеев пришел к апостольскому делегату Кельсио Константини и спросил его о возможности совмещать православие и верность Престолу Рима. Константини отправил его в миссию немецких францисканцев для изучения католического богословия. В 1928 г. Алексеев был принят «в сущем сане» в католичество и отправлен в портовый город Шанхай, находившийся далеко от Харбина для основания там католического прихода для русских эмигрантов. Под влиянием Алексеева к католичеству присоединились его знакомые священник Захария Ковалев и диакон Георгий Гиц. В Шанхае Алексееву удалось найти небольшое помещение, где он создал церковь византийского обряда. Численность его последователей составляла до 200 человек.
Для духовного окормления русских верных в Китае Апостольский престол 20 марта 1928 г. учредил Ординариат (епархию) византийского обряда с центром в Харбине. 31 марта 1928 г. был назначен ординарий (иерарх), которым стал архимандрит марианской конгрегации Фабиан Абрантович. Руководящую роль были призваны играть польско-белорусские мариане, изначально римские католики. Для работы в Харбине мариане приняли византийско-славянский обряд и объявили себя русскими патриотами. В Харбине мариане создали курию (епархиальное управление), храм святого благоверного князя Владимира и свой монастырь.
Кроме религиозной деятельности мариане немедленно начали заниматься воспитанием детей. В Харбин они основали лицей Св. Николая, аналогичный интернату Св. Георгия в Намюре. Кроме того, были создана школа для русских девочек, где работали польские монахини из ордена францисканок и урсулинок. Деятельность финансировалась комиссией Pro Russia и восточной конгрегацией.
В средине 30-х гг. в клире епархии состояло: 5 священников, 1 иеродиакон, 4 монаха, 12 монахинь ордена урсулинок, 14 монахинь ордена францисканок. Количество мирян католиков исчислялось в 150 человек[47], которые были в большинстве своем бывшими прихожанами Корониных и Алексеева.
Дальнейшая миссия мариан среди русской колонии шла главным образом через сферу образования. Среди выпускников лицея Аполлон Катков и Георгий Брянчанинов конвертировались в католичество и вступили в конгрегацию мариан.
В 1929 г. в Харбин прибыл Диодор Колпинский из Польши. Он преподавал в Лицее св. Николая до своей неожиданной кончины в 1932 г.
После того, как Николаю Алексееву удалось создать приход в Шанхае, туда приехали иезуиты византийского обряда - «руссипеты», которые, опираясь на ресурсы иезуитского дома в Шанхае, стали искать новые подходы к русским эмигрантам. В 1939 г. руководство миссией в Шанхае официально перешло в руки иезуитов во главе с Венделином Яворкой[48].
Коллегия в период ректорства Яворки
30 апреля 1929 года релятор Комиссия «Pro Russia» епископ д'Эрбиньи сообщил генералу иезуитов Ледуховскому, что папа намеревается поручить руководство русской коллегией его ордену и назначить первым ректором словацкого иезуита Венделина Яворку. 6 мая 1929 года на аудиенции Ледуховский после некоторых сомнений в духе послушания воспринял пожелание Пия XI. На второй аудиенции 11 мая 1929 года папа окончательно отклонил все его аргументы против и категорически настоял на своем плане[49].
15 августа 1929 года буллой Пия XI была основана Папская Русская коллегия Св. Терезы от Младенца Иисуса, которая была подчинена ведению Комиссии «Pro Russia». Коллегия предназначалась для подготовки католических священников византийско-славянского обряда в состоянии обязательного безбрачия (целибата) для миссии в России, либо, по крайней мере, среди русской диаспоры. Папа выразил пожелание, что эта семинария предназначается в первую очередь для русских.
Несколькими днями позже в коллегию приехал отец Венделин Яворка, второй иезуит принявший византийский обряд. Духовником коллегии стал хорватский иезуит Стефан Сакач, преподаватель Восточного института. Главным помощником Яворки стал австрийский иезуит Йозеф Швайгль, специалист по византийской литургике. Из-за того, что все трое говорили с сильным немецким акцентом Руссикум стали за глаза называть «пруссикумом».
Мишель д'Эрбиньи надеялся, что в первый год удастся набрать достаточно русских кандидатов, что заполнить все места и исполнить пожелания папы, который предназначал семинарию для русских. В Руссикуме было 65 комнат, в первый учебный год 1929-1930 гг. было принято всего 10 кандидатов, большинство из которых были иностранцами. В дальнейшем доля русских кандидатов неуклонно падала, пока к середине 50-х гг. не сошла на нет. Руководство Русскиума на протяжении всей своей истории было вынуждено искать жильцов от римских конгрегаций, чтобы оплачивать содержание большого и дорогого здания.
Русских кандидатов принимали бесплатно и даже выделяли им карманные деньги, в то время как иностранцы, как правило, должны были оплачивать обучение и содержание в семинарии. Сумма была достаточно большой и была по силам семьям с доходом выше среднего. В качестве клерикального одеяния был аизбрана черная латинская сутана с широким матерчатым поясом и белым круглым воротником, а головным убором – широкополая римская шляпа.
Студенты жили в Руссикуме и ежедневно посещали лекции по философским и богословским предметам на латинском языке в Григорианском университете наряду с воспитанниками других римских коллегий. Курс состоял из 2 лет философии и 4 лет схоластического богословия, заканчивающихся защитой диссертации. По окончании основного курса желающие могли изучать христианскую ориенталистику в Восточном институте, где изучались восточные Отцы церкви и восточное каноническое право. Венеделин Яворка познакомился с византийским обрядом в Закарпатье (Карпатской Руси), где участвовал в иезуитской миссии против влияния русских православных эмигрантов на местных русинов. Поэтому Яворка ввел в семинарии русинский чин служения литургии методом простого чтения. Специальным распоряжением Римского престола было разрешено служение обычной литургии (т.е. св. Иоанна Златоуста) по средам и пятницам Великого Поста.
После открытия церкви Св. Антония для общественных богослужения, русские эмигранты были удивлены подобной манерой служения. Кирилл Королевский немедленно сообщил об этом д'Эрбиньи, который распорядился унифицировать обряд с московским чином, несмотря на то, что латиноманов шокировал великий поклон после эпиклезиса, который у них ассоциировался со схизматическим учением о времени пресуществления.
Вице-ректор Йозеф Швайгль занимался литургическими изысканиями, его стараниями для «Руссикума» были приобретены полные комплекты богослужебных книг российской и сербской печати. После освоения кириллических книг, Швайгль увлекся глаголической письменностью и описанием глаголических рукописей. После изучения средневекового хорватского глаголического миссала, он предлагал ввести в программу семинарии обязательное изучение глаголицы, чтобы выпускники при необходимости умели служить мессу на славянском языке по древним глаголическим книгам, но одобрения не получил. Швайгль был большим почитателем специфически латинских культов: Сердца Иисуса и Сердца Девы Марии. Он рекомендовал их почитание семинаристам и изыскивал возможности адаптации к условиям византийского обряда.
Дисциплина в Руссикуме
Учебный день в Руссикуме начинался в 5 утра. После пробуждения и утреннего туалета все спускались в семинарскую церковь Св. Терезы, где участвовали в ежедневной литургии, предварявшейся размышлением на тему духовника. Вечером семинаристы вместе посещали Св. Тайны, испытывали совесть и слушали конференцию на тему размышления завтрашнего дня. Вечерни служились лишь накануне великих праздников. Исповедоваться студенты были обязаны каждую субботу.
Во время обучения в коллегии семинаристы вели закрытый образ жизни, отпусков домой не предполагалось, каникулы они должны были приводить вместе на загородной вилле. Выход в город был возможен только раз в месяц группой не менее двух человек, с условием возвращение не позже 6 часов вечера. Ни одной ночи нельзя было проводить вне стен семинарии. Хранение денег в комнате не допускалось. За посещение кинотеатров, кафе и некатолических церквей следовало отлучение от церкви «в силу факта».
Через год после поступления в Руссикум все семинаристы должны были давать торжественное обещание посвятить себя миссии среди русских в состоянии целибата. Присягу редактировал лично генерал Ледуховский, на основе присяги воспитанников Греческой коллегии. В присяге был пункт о том, что если латинский католик хочет участвовать в русском апостолате, то он может это делать только в состоянии целибата. Смысл оговорки не понятен, ибо в то время все римские национальные семинарии были ориентированы на целибат[50].
Русские семинаристы находились в необычном для латинян положении: у них не было ни поддержки своего епархиального епископа, ни заботы своих семей. Поэтому по окончании семинарии, их предполагалось послать на миссии в распоряжение местных латинских ординарных епископов с опорой на инфраструктуру латинских епархий.
Во время учебы в Руссикуме не разрешалось вступать в ордена, включая иезуитский.
Основанием для отчисления из Руссикума считалось: отсутствие священнических или сверхприродных добродетелей, необходимых для миссии в Россию; обман, высокомерие, критицизм и неоднократное нарушение братского милосердия; неуспеваемость в учебе; непригодность к работе среди русских; нарушение распорядка дня и режима проживания. Константин Симон приводит случай из жизни Руссикума. В 1947 г. трое семинаристов пропустили занятие, чтобы побывать на богослужении в русской православной церкви на виа Палестро (юрисдикции Константинопольского патриархата). За это они были наказаны 3 днями канонического молчания и изоляцией от общины.[51]
Яворка считал, что нужно придерживаться латинского способа поста как более приспособленного к учебной деятельности. Из-за интенсивной программы было трудно совмещать латинский курс теологии с длинными византийскими службами. Акцент был поставлен на усвоении богословских дисциплин и владения русским языком. Согласно папской привилегии воспитанники Русскиума были освобождены от совместного чтения Розария, который читался в других римских восточных коллегиях.
В 1930 году Венделин Яворка совершил паломничество в Лизье, чтобы помолиться у мощей Св. Терезы, и, вероятно, попросить денег на содержание семинарии. Сестры подарили Руссикуму мозаику Св. Терезы, которая была установлена в вестибюле[52]. В 1933 г. Яворка был переведен в иезуитскую миссию в Китай.
Ректорство де Режиса
Вторым ректором стал французский иезуит Филипп де Режис, потомок старинного графского рода. Он, как и Яворка, носил широкую лопатообразную бороду и слыл большим знатоком русской души и синодального обряда. За многие годы общения с русскими, он научился практически без акцента говорить по-русски и читать русскую беллетристику. Он приехал в Руссикум в 1933 г. в качестве духовника и в октябре 1934 г. был назначен ректором.
При нем в коллегии произошли большие перемены. Он постановил сделать Руссикум более русским. В первую очередь, были восприняты многие русские православные обряды и традиции. Накануне великих праздников и воскресенья стало совершаться всенощное бдение (правда, без 1-го часа), которое требовало большого литургического напряжения. В Великий Четверг совершался чин омовения ног. При де Режисе в Руссикуме появился обычай становиться на колени во время Великого входа и молитвы «Отче наш». Даже знаток византийского обряда Королевский не понимал происхождения этого обычая. На всех богослужениях пел хор из семинаристов, которому для спевок требовалось ежедневно дополнительное время. В результате на богослужения времени отводилось в несколько раз больше, чем в православных семинариях. Де Режис поставил невыполнимую задачу перед «Руссикумом»: достичь такого уровня литургического совершенства, которое восхитит православных так, что они, потрясенные благочестием, начнут массово обращаться в католичество. Поэтому после труднейших многочасовых лекций и семинаров, все семинаристы были вынуждены допоздна участвовать в спевках, отработках литургических приемов и зубрежке церковно-славянских текстов. Наиболее выдающиеся семинаристы выучивали тексты богослужений наизусть. Де Режис пытался наряду с партесным пением освоить древнерусское монотонное пение по крюкам из старообрядческих рукописных книг.
Духовник коллегии Станислав Тышкевич был против чрезмерного ритуализма, ибо понимал, что, несмотря на огромное напряжение студентов и преподавателей Руссикума, православные служат лучше и естественней, чем католики. Большинству иностранцам никогда не удавалось выйти даже на уровень простых русских батюшек.
Де Режис приблизил постный устав к русскому, что негативно отражалось на физическом и душевном здоровье студентов, которые ежедневно занимались тяжелой умственной деятельностью. Он распорядился шить русские подрясники и рясы вместо сутан. Семинаристы отращивали волосы и длинные бороды, священники надевали серебряные кресты, ректор носил монашеский клобук. В комнатах семинаристов появились «красные углы» с иконами и лампадами. В день ангела семинаристов торжественно возглашалось многолетие.
С каждым годом иностранцев в Руссикуме становилось все больше и больше, поэтому де Режис решил их научить жить по-русски. В рефектории (трапезной) был установлен огромный самовар с заварочным чайником сверху. Семинаристов учили пить чай по-русски: из блюдечка и с сахаром вприкуску. На масленицу пекли блины со сметаной. На Пасху красили яйца и устраивали разговение, где иногда к столу подавалась водка. На Рождество устраивали рождественский утренник с концертом художественной самодеятельности. Семинарский хор исполнял русские народные песни, воспитанники поставили спектакль собственного сочинения «Святая Русь».
В вечернее время в Русскиуме стали проводиться семинары по русским вопросам, которые вели духовник Тышкевич, преподаватель литературы Вячеслав Иванов и протоиерей Сипягин, которые рассказывали иностранным воспитанникам об особенностях психологии русских, религиозной философии и тайнах «русской души». По приглашению ректора в 1937 году в Руссикуме выступал квартет известного русского церковного композитора Кедрова (1871-1981) и тенор Дмитирий Смирнов (1882-1944). Кроме того, в Руссикуме побывали писатель Дмитрий Мережковский с женой поэтессой Зинаидой Гиппиус.
Многолетний настоятель русского католического прихода в Риме протоиерей Сергий Веригин, участия в деятельности Руссикума не принимал и проживал в Греческой коллегии. В 1937-1939 гг. обязанности министра (эконома) Руссикума исполнял иезуит Виктор Новиков, который установил связи с русской православной общиной. Сравнивая богослужение в православном приходе со служением в Руссикуме, Новиков указывал на тяготение иностранных священников к упрощению и сокращению обряда. Новиков настаивал на том, что торжественность является существенной частью синодального обряда. Подобный подход вызвал недовольство духовника Станислава Тышкевича, который считал, что русских из-за их недисциплинированности, критицизма и склонности к пьянству не следует назначать на ключевые посты в семинарии. После посвящения в сан при Руссикуме проживал отец Сергий Оболенский, который часто иронизировал по поводу декоративной русификацией коллегии в стиле французских представлений о России. Де Режис, обидевшись, написал письмо кардиналу Тиссерану с просьбой выселить Оболенского из Руссикума, чтобы оградить студентов от его влияния. Оболенский защитил докторат по богословию в Григорианском университете и претендовал на место профессора русской философии в Восточном институте, на которое был назначен австрийский иезуит Густав Веттер, вероятно лучше знавший предмет.[53]
На последнем этаже Руссикума проживали иезуиты, мариане и украинские студиты, готовящиеся к участию в русском апостолате. Студиты, не имевшие в Риме своего монашеского дома, произносили свои обеты перед ректором Руссикума. Их часто навещал архимандрит Климент Шептицкий, родной брат митрополита и ректор Львовской семинарии Св. Духа отец Иосиф Слипый.
В 1937 году известный православный богослов Николай Сергеевич Арсеньев (1888-1977) по приглашению Тышкевича посетил Руссикум. Де Режис решил в честь него отслужить всенощное бдение и экстренно созвал всех семинаристов и преподавателей в церковь. Арсеньев постоял на службе несколько минут и пошел в келью к Тышкевичу. Позже в бенедиктинском журнале «Irenikon» он опубликовал открытое письмо к папе Пию XI с просьбой прекратить бессмысленный эксперимент в Руссикуме, ибо увиденное им было посредственной имитацией православного богослужения и преградой к единству[54]. Тышкевич описал это происшествие генералу и предлагал изъять «Irenikon» из иезуитских библиотек.
Всего к середине 50-х гг. в стенах Руссикума побывало 172 студента, 81 из них был посвящен в сан, только 22 из них были русскими. Константин Симон, проанализировав их биографии, пришел к выводу, что большинство «русских» семинаристов происходили из Западных и Юго-Западных регионов бывшей Российской империи и фактически являлись украинцами или белорусами. Остальные происходили из этнически смешанных семей, имевших родство с т.н. «католическими национальностями». Мало было выходцев из центральных областей России.
Кроме стационарного обучения при Руссикуме периодически проходили повышение квалификации римско-католические священники, желавшие получить разрешение на биритуализм. Они проживали в общине Руссикума, учились совершать византийские богослужения в церкви Св. Терезы и слушали лекции по литургике в Восточном институте. В середине 30-х годов из Венской римско-католической архиепархии был направлен австрийский священник, заинтересовавшийся византийским обрядом. После нескольких месяцев подготовки, восточная конгрегация дала разрешение на служение по византийскому обряду. По возвращении в Вену, он хотел служить в русском приходе протоиерея Гречишкина, но последний не допустил его даже до сослужения из-за совершенной профессиональной непригодности.
Духовное влияние Станислава Тышкевича
Огромную роль в формировании характеров новых священников апостолата сыграл обрусевший польский иезуит Станислав Тышкевич, который в 1937 г. официально принял византийский обряд с именем Евлампий. Несмотря на это, он слабо ориентировался в восточном богослужении и обычно служил мессу в латинской капелле. В «Руссикуме» он курировал вопросы пастырской этики и эстетики. Он написал руководство «О пастырском благоприличии», в котором подробно описал как священник должен принимать пищу, какую одежду носить, как выглядеть опрятным и т.д. Ему принадлежит несколько афористических фраз, которые позже передавались студентами коллегии из поколения в поколение:
1. «Перед тем как выпить воды из стакана, губы следует вытереть салфетку губы, облизывать губы языком – привилегия собак и кошек, лучше оставить ее им».
2. «Не пейте некипяченую воду перед тем, как поесть фрукты».
Конфиденциальные донесения Тышкевича генералу ордена, проанализированные Константином Симоном в своем труде, дают фактический материал о жизни и умонастроении обитателей коллегии в 30-40-е годы. Тышкевич сигнализировал руководству о том, что ректор де Режис и преподаватель Восточного института иезуит Иоанн Кологривов не достаточно убеждены в исключительности Католической церкви, тайно симпатизируют русскому православию и не считают его схизматическим сборищем. Поэта Вячеслава Иванова Тышкевич уличил в том, что его взгляды не вполне совпадают с официальной доктриной Католической церкви.
Прекрасным источником является доклад Тышкевича с критикой методов де Режиса, который был поглощен обрядовым благочестием и мало времени уделял воспитательной работе. По мнению Тышкевича, большинство семинаристов было профессионально непригодны для служения в русском апостольстве, что явилось следствием плохой педагогики и самоустранения ректора от решения насущных проблем. В коллегии во времена де Режиса царил дух воинственного византинизма, не почитались западные святые, прославленные после разделения Церквей, и не уделялось должного внимания духовности Св. Игнатия Лойолы. Тышкевич иронически сравнивал церковь Сан-Антонио с театром, священников с актерами, богослужение с оперой, а экклезиарха с администратором театра[55].
В приватных разговорах с епископом Болеславом Слоскансом, проживавшим при Руссикуме, Тышкевич жаловался, что многие священники апостольства разуверились в главной цели – обратить русских в католичество и перешли на литургические «гастроли» - служение византийских служб по латинским церквям. Он называл подобную практику – сатанинским искушением.[56]
Тышкевич не боялся указывать де Режису, что ничто так не раздражает православных, как переодевание латинян русскими батюшками. Тышкевич был хорошо знаком с парижской интеллигенцией и понимал, что ее переодеванием не проймешь. Он считал, что иностранные семинаристы должны не оттачивать православные литургические приемы, а проникнуться истинностью католичества и нести эту истинность русским. Анализируя деятельность апостольства, он заметил, что обращения русских в католичество прекращаются, как только среди православных начинает развиваться воссоединительные настроения, в то время как подлинным критерием эффективности апостольства он считал возрастание конверсий среди русских.
Позже Тышкевич углубился в изучение русской духовности и написание фундаментальных богословских трудов. В своем «Духовном завещании он писал: «Подлинное процветание православия возможно только в единении с Католическою церковью. Это единение следует смиренно вымолить, жертвенно выстрадать и сверхприродно вылюбить. Вымолить постоянно теплящейся в сердце детской молитвой; выстрадать всеми посылаемыми Богом физическими и особенно моральными страданиями; вылюбить чистою все возрастающею благодатною любовью к Господу нашему Иисусу Христу, к Его Пресвятой Матери, к Его единственной Церкви, к Его подвижникам.»»[57]
Храм Св. Антония в Риме – литургический центр апостольства
Папа Пий XI своим документом «Nostra animarum»[58] провозгласил церковь Сан-Антонио на Эсквилине духовным центром русской католической общины в Вечном Городе. Епископ д'Эрбиньи считал, что должно быть проведено четкое размежевание между приходской церковью и семинарией. На место настоятеля русского прихода он планировал поставить своего сподвижника князя Александра Волконского. Ректор Яворка, напротив, настаивал на том, что иезуиты должны руководить также и церковью, как это принято в других римских коллегиях. Это был один из немногих случаев, когда д'Эрбиньи не удалось провести свою линию. В результате ректор Руссикума словацкий иезуит Венделин Яворка стал настоятелем Сан-Антонио, который был самым грандиозным храмом апостолата. Это решение стало источником конфликтов: русские прихожане были недовольны манерой служения в церкви. Храм, несмотря на свое великолепие, зиял пустотой все время своего существования.
Церковь находилась под двойной юрисдикцией Комиссии Pro Russia и Римского викариата, как филиальная церковь Базилики Св. Марии Великой. В этой церкви служилось всенощное бдение накануне великих праздников. По пятницам – Акафист Иисусу Сладчайшему. Сначала богослужения совершались по русским дореволюционным изданиям литургических книг, из которых изъяли день памяти Св. Григория Паламы. В примечаниях к Служебнику было указано, что пресуществление совершается согласно латинскому богословию после тайноустановительных слов, несмотря на великий поклон после эпиклезиса. Студенты Руссикума издавали для церкви литургический календарь по новому стилю, в то время когда вся русская эмиграция жила по старому «русскому» календарю.
Согласно папского документа в церкви должны праздноваться праздники неведомые русскому православию: Иисуса Сладчайшего (Сердца Иисуса), Христа – Царя (последнее воскресенье Октября), Св. Терезы Младенца Иисуса 17 мая (в латинском обряде ее память приходит на 1 октября). Все русские священники и епископы при посещении Вечного Города должны были сослужить в этой церкви. Комиссия Pro Russia оплачивала все расходы на содержание храма.
30 октября 1932 года церковь была торжественно освящена епископом Петром Бучисом, по пятам которого в литургической процессии следовал епископ д'Эрбиньи в повседневном облачении. Освящение продолжалось 4 с половиной часа по чинопоследованию, составленному Йозефом Швайглем, ставшим первым экклезиархом храма. Были сшиты прекрасные облачения из французской парчи по эскизам русского иконописца Григория Мальцева, им были написаны все иконы для храма в неоклассическом стиле. Храм имел три престола и три жертвенника. Яворка хотел поставить в храме латинские исповедальни для паломников, но д'Эрбиньи запретил. После освящения в Сан-Антонио ходили, в основном, местные латиняне, которым нравилась помпезность служб. В то время в Риме жило около 300 русских, из них 50 было католиками, формальными прихожанами Сан-Антонио. Де Режис пытался активизировать деятельность русского католического прихода в противовес православному, но безрезультатно. Большинство русских продолжало ходить в маленькую и бедную русскую церковь, расположенную в доме на виа Палестро. Де Режис основал церковное братство и комитет дам милосердия Св. Антония во главе Татьяна Львовна Сухотиной (1864-1950), дочерью Льва Толстого. Во времена де Режиса при церкви происходили собрания и лекции на тему единства Церкви с участием прихожан местной православной общины.
8 марта 1936 г. в храме была торжественно совершена заупокойная литургия и панихида в годовщину смерти экзарха Леонида Федорова, на имя которого Мишель д'Эрбиньи пытался наложить табу. После панихиды в зале собрания Руссикума была вывешен его портрет кисти живописца Мальцева на том самом месте, где ранее висел портрет епископа д'Эрбиньи.
Первые миссии выпускников Руссикума и руссипетов
В 1935 году были посвящены в сан первые выпускники: Найлович, Подзява и Недточин, которые получили направления из КВЦ для работы в миссиях. Первые двое принадлежали к конгрегации мариан и отправились в Харбинский ординариат, где влились в состав марианской общины византийского обряда.
Выпускники были ориентированы на ежедневное служение Литургии Иоанна Златоуста по григорианскому календарю, который был в обиходе в Руссикуме, и чтение иерейского молитвослова по образцу латинского бревиария.
В 1935 году первый выпускник Руссикума Михаил Недточин был послан с миссией в США. На лайнере «Рекс» из Неаполя он пересек Атлантический океан и прибыл в Нью-Йорк. Далее по железной дороге он отправился в Лос-Анжелес, где находилась большая русская колония. Он был принят местным латинским епископом, приписан викарным священником к хорватскому латинскому приходу и определен на жительство в приходской дом (общежитие для безженных священников). В городе было множество национальных кварталов, в т.ч. и русский. Связей с русскими эмигрантами у него не было никаких. Недточин снял дом в еврейском квартале и собственными руками сделал там маленькую домовую церковь в русском обряде. На крыше дома он установил восьмиконечный русский крест. В русском квартале он развесил объявления о богослужениях. Ему удалось установить контакт лишь с русскими молоканами, которые считали его астрологом. Он пытался им проповедовать католичество и заинтересовать их житием св. Терезы от Младенца Иисуса. После шестилетней консервации в Руссикуме, он неожиданно оказался предоставленным самим себе. Вскоре от одиночества и непонимания смысла своей миссии у него последовал нервный срыв. Он стал возвращаться пьяным в приходской дом и пропадать на несколько дней. Латинский ординарий, опасаясь его негативного влияния на латинских священников, потребовал немедленного отъезда. Вскоре Недточин получил назначение в Париж. Руководство Руссикума было озадачено подобным поведением первого выпускника. В дальнейшем большинство русских выпускников коллегии так и не смогли вписаться в рамки латинской дисциплины, что навело руководство апостолата на мысль о пересмотре воспитательных методов в коллегии.
По следам Недточина был послан английский иезуит византийского обряда Джон Райдер, который пытался распространять в русском квартале католические книжки до тех пор, пока его не ограбили местные бандиты. Молокане взяли его под защиту, но были равнодушны к его проповедям.
Другой выпускник немец русского происхождения Андрей Рогош прибыл в Нью-Йорке, где ему удалось найти нескольких русских, ранее конвертировавшихся в католичество. Он разыскивал их по адресам. После того, как ему удалось найти десять прихожан, он объявил об основании русского прихода. Местное русское православное духовенство разных юрисдикций выступило против Рогоша в проповедях, чем подхлестнуло интерес к его миссии. Рогош, стараясь сохранять с православными священниками мир, заверял, что работает только с русскими, формально перешедшими в католичество. Если приходившие православные спрашивали, могут ли они посещать его богослужения, то он требовал от них документальной конверсии. Рогош отличался немецкой аккуратностью и методичностью. За тридцать лет своего служения в Нью-Йорке он ни разу не пропустил воскресной литургии.
В 1937 году в Финляндию был послан новоначальный голландский священник Арманд де Калуве, которые при содействии польского ксендза открыл в подвале костела в г. Териоки (ныне Светлогорск) маленькую церковь византийского обряда и пытался проповедовать среди русских. Появление целибатного голландского священника, одетого в русский подрясник и служащего по-православному в польском костеле не произвело никакого впечатления на русских православных, которые занимались сохранением своей самобытности в противовес попыткам финского правительства навязать им западную культуру, финский язык и григорианский календарь. Вскоре к Арманду присоединился его кузен Роберт де Калуве. Во время начавшихся войн с СССР оба священника были вынуждены эвакуироваться в глубь Финляндии и заниматься работой с русскими военнопленными и оказанием помощи мирному населению. Католическая община была не в состоянии содержать двух священников византийского обряда, поэтому Арманд устроился преподавать голландский язык в Хельсинкский университет. Он ощутил свою невостребованность как священника и непонимание, зачем ему нужно агитировать среди русских православных, которые имеют в Финляндии устроенную духовную жизнь, своих священников и храмы. Вскоре он покинул католичество, вступил в брак и продолжил церковное служение в качестве лютеранского пастора среди финнов. Его кузен Роберт также отказался от мысли вести католическую агитацию среди русской православной общины. Он занялся иконописанием, переводами с голландского языка и преподаванием византийского искусства в университете. Служил он, главным образом, приватно для себя и любителей византийского обряда из числа римских католиков.
Вторая мировая война
1 сентября 1939 г. началась Вторая мировая война, в результате чего восточная конгрегация потеряла связь с приходами «Новой унии» и Восточной миссией иезуитов в Польше. Воспользовавшись политическими изменениями, митрополит Андрей Шептицкий попытался восстановить свое управление русским апостольством. Он основал несколько экзархатов византийского обряда на территории СССР.
Двое руссипетов Новиков и Чишек, оказавшихся на территории, занятой Красной Армией, пытались выехать вглубь СССР для подпольного служения под вымышленными именами. На Урале они были арестованы органами НКВД, которые следили за ними с начала маршрута. В НКВД был розыскной список студентов Руссикума, составленный с помощью агентурных данных. Оба иезуита были приговорены к длительным срокам заключения в лагеря за шпионаж.
22 декабря 1941 года кардинал Эжен Тиссеран своим письмо уведомил митрополита Шептицкого, что Папа Пий XII назначил архимандрита Климентия Шептицкого апостольским экзархом восточного обряда России и Сибири.[61] Митрополит Шептицкий созвал во Львове собор экзархов для выработки стратегии в новых условиях. Все экзархи осудили порочную практику биритуализма и попытались пригласить на служение на оккупированную территорию СССР священников Оболенского, Урусова и других известных им русских выпускников «Русскиума».
Собор экзархов постановил обратиться к Римскому престолу с просьбой официального запрета биритуализма, как противного идее воссоединения, на территории Украины, России и Белоруссии[62].
Война прервала транспортные сообщения в Европе, начался призыв в армию новобранцев и резервистов, количество поступающих в Руссикум резко снизилось. Некоторые кандидаты в русское апостольство были вынуждены учиться в латинских семинариях и рукополагаться по латинскому обряду. Другие члены апостольства был мобилизованы и отправлены в армии своих стран не только в качестве капелланов. Иезуит византийского обряда Пьетро Леони был призван капелланом в итальянскую дивизию, которая вела боевые действия на территории СССР.
В 1942 г. в эфир вышли передачи русской секции «Радио Ватикана», которые вели мариане Андрей Катков и Георгий Брянчанинов. В передачах кроме проповедей упоминались имена русских людей, оказавшихся за границей, чтобы слушатели могли узнать об их судьбе.
Один из православных епископов из оккупированной территории подал жалобу в Гестапо с просьбой запретить передачи, из-за их несоответствия православному вероучении.
Миссия среди перемещенных лиц
В 1942 г. Конгрегация Восточной церкви обратила внимание на возможность духовного попечения над советских военнопленными, оказавшихся в немецких концлагерях в Западной Европе. По договоренности с администрацией, католическим священникам удалось посетить некоторые лагеря и передавать пленным продукты и медикаменты. Они также принимали письма заключенных и пересылали их потом через «Красны крест». В Ватикане под руководством епископа Александра Евреинова возникло адресное бюро переписки русских военнопленных, с помощью которого можно было попытаться установить связь с родственниками.
Конгрегация решала вопрос, что делать, если русские военнопленные, крещеные в православии, обращаются к католическим священникам с просьбой о совершении таинств. Филипп де Режис, руководивший в Париже Интернатом Св. Георгия, считал, что в этом случае не нужно требовать от православного формального отречения от православия и конверсии в католичество, а нужно лишь обратить его внимание, что общение в таинствах не делает его католиком. Епископ Шапталь и кардинал Тиссеран встретили подобное отношение с пониманием, хотя воздержались от официальных разъяснений[63].
В 1943 году де Режис был снова переведен в Рим, а двумя годами позже был назначен ответственным за работу среди русских перемещенных лиц в Pontificia Opera di Assistenza.[64] Де Режис с большим интересом посетил несколько лагерей вокруг Рима, чтобы познакомиться с пленными и ближе узнать внутренний мир советских людей. Они оказались не такими, каким он их представлял: большинство было настроено на возвращение в СССР, шокировали советским патриотизмом и относились к религии равнодушно. Увидев его в образе русского батюшки, многие пленные просили отслужить панихиду и спрашивали религиозную литературу. Повышенный интерес к духовным вопросам посеял новые надежды на обращение в католичество. Многие пленные не были крещены и воспитывались в условиях атеизма вне влияния Православной церкви и ничего не знали о православных предубеждениях против католичества. Они с интересом читали латинскую литературу и со всем соглашались. В 1944 г. с разрешения де Режиса около 50 русских беженцев жили в Руссикуме. Их кормили в рефектории (трапезной) после всех, дежурные им накрывали на стол и мыли посуду. Они посещали богослужения в Сан-Антонио, считая это русской православной церковью. В 1946 году пристанище в Руссикуме нашли православные священники, уехавшие из Польши и оккупированных районов СССР. Вскоре всех беженцев пересилили в бывшую штаб-квартиру Гестапо на виа Тассо, специально предназначенную для этих целей. Там была устроена маленькая домовая русская церковь. Священники из Руссикума Сергий Оболенский, Стефан Виргулин ходили туда совершать молебны и крещения. Около 30 беженцев формально присоединились к католичеству, что еще более укрепило в иллюзии, что массовое обращении русских в католичество с помощью священников апостольства, ранее предсказанное Мишелем д'Эрбиньи началось[65]. Беженцы из СССР были лояльными к Западу, соглашались на все условия, чем резко отличались от эмигрантов первой волны, которые вели себя подчеркнуто независимо и постоянно говорили о национальном достоинстве русских.
Филипп де Режис, несмотря на многолетнее пребывание в Польше, плохо ориентировался в межнациональных отношениях. Например, он посылал священников из Руссикума в лагеря к беженцам из Галиции и не мог понять, почему украинские греко-католики не хотели иметь никакого дела со священниками русского обряда и отсылали их прочь.
По условиям Ялтинских соглашений, все перемещенные лица должны были быть возвращены в страны происхождения. Некоторые русские сопротивлялись выдаче, бежали и даже совершали массовые самоубийства. Это потрясло жителей Европы и они стали укрывать русских, бежавших из лагерей, от оккупационной администрации.
В 1945 г. во французскую армии был призван священник апостольства Георгий Рошко, который в чине майора занимался беженцами и военнопленными во всем Западном оккупационном секторе. На этом поприще Рошко снискал себе заслуженную славу и впоследствии вся его жизнь была связана с заботой о беженцах в различных европейских церковных и светских организациях. Благодаря его помощи многим русским удалось остаться на Западе.
Преследование членов апостольства со стороны НКВД
С момента своего основания «Руссикум» находился в поле зрения советской политической разведки НКВД. Законодательство СССР позволяло преследовать за антисоветскую деятельность иностранных граждан, если они оказались в зоне действия органов безопасности.
При приеме в «Руссикум» ректор проводил специальное длительное собеседование, чтобы выяснить истинные мотивы поступающих. У руководства апостольства были подозрения, что советская разведка попытается внедрить своих агентов в число студентов «Руссикума».
Кроме необдуманных высказываний д'Эрбиньи об ориентации Руссикума на крестовый поход против мирового коммунизма, в конце 30-х гг. иезуит Иосиф Леди создал в подвале коллегии антикоммунистический центр и выпускал журнал «Lettre de Rome». В конце концов, неизвестные злоумышленники, вероятно агенты НКВД, бросили в подвал бомбу.
Предположительно, выходец из Эстонии студент «Руссикума» Александр Куртна, собирал информацию по заданию НКВД о студентах и преподавателях «Руссикума» в середине 30-х гг. Куртна одновременно работа и на Германию. После разгрома штаб-квартиры Шестапо, там были обнаружены его расписки.
В розыскном списке НКВД находились 32 фамилии. Из них с 1939 по 1948 гг. советской контрразведке в результате различных оперативных действий удалось задержать 11 человек из списка: Григория Сыроида, Дорофея Бесчастного, Александра Ильницкого, Петра Леони, Иоанна Кельнера, Виктора Новикова, Владимира Чишека, Фому Подзяву, Павла Шалея, Павла Портнягина и Кузьму Найловича[66]. Все они были осуждены по статье 58 за «антисоветскую деятельность». Иоанн Кельнер был расстрелян в 1941 г., остальные отбывали различные сроки заключения.
В результате занятия Советской армией восточной Европы всем бывшим белогвардейцам угрожал арест и обвинение в антисоветской деятельности. Любой эмигрант, даже с паспортом европейской страны мог быть принудительно вывезен в СССР. В Берлине советская контрразведка СМЕРШ арестовала священника апостольства Александра Дейбнера, формально бельгийского подданного, большую часть жизни, прожившего в Европе. В его паспорте был указан г. Тобольск как место рождения. Он был вывезен в СССР и осужден за антисоветскую деятельность.
В 1945 г. Советская армия заняла Харбин. Рядом с лицеем святого Николая в Харбине была обустроена резиденция для маршала Малиновский, который интересовался лицеем. В первое время советская контрразведка занималась репрессиями против бывших белогвардейцев, поэтому не обратила внимание на миссию мариан. Десятки тысяч русских были обвинены в шпионаже в пользу Японии и высланы в лагеря. В Харбине открылось советское консульство. Чтобы избежать ареста, остальные эмигранты были вынуждены получать советские паспорта и уезжать в СССР. Тем не менее, многим удалось бежать из города и через порты выехать из Китая. Поздней осенью 1945-го советские войска покинули Харбин.[67]
В 1948 г. все священники и активные миряне Харбинского ординариата были арестованы китайской милицией и выданы в СССР, несмотря на то, что формально не были советскими гражданами. Процесс над марианами проходил в Чите. Все они получили значительные сроки заключения, После этого русский ординариат в Харбине фактически прекратил существование. Русское население в Харбине постепенно исчезло.
Иезуиты, руководившие миссией в Шанхае, сумели организовать эвакуацию. При этом они спасли наиболее ценные русские книги и более ста икон, которые они перевезли в США и использовали при создании русского центра в Фордамском католическом университете Нью-Йорка[68]. Много русских оказалось во временном лагере на острове Тубабао (Филиппины) и в Гонг-Конге. Иезуиты помогали им получать визы и выезжать в США, Южную Америку и Австралию.
В 1946 г. русских католиков не более 2000 душ обоего пола, из них 450 числилось в Харбинском экзархате.[69] В результате политических изменений после II Мировой войны в географии русского апостольства произошли существенные изменения, фактически прекратились важные миссии в Восточной Европе и Китае.
Русская католическая миссия в Париже
В начала 20-гг. Париж был центром русской эмиграции. В городе и окрестностях насчитывалось свыше 30 русских православных общин. Среди них находился русский католический приход Св. Троицы, который возглавлял аббат Христофор Дюмон. Приход имел официальный статус «Русской католической миссии». Богослужения совершались по григорианскому календарю. Во время Великого поста по средами и пятницам служилась обычная литургия Иоанна Златоуста вопреки православным канонам. Подобная манера служения резко выделяла приход на фоне остальных русских приходов и вызвала справедливые нарекания со стороны прихожан. Один из активных членов прихода Юрий Маклаков назвал манеру служения Дюмона «салатом оливье[70]». Кроме Дюмона в Париже проживал отец Владимир Абрикосов, который ходил в церковь на правах обычного прихожанина. Его попытки добиться разрешения на священнослужение в приходе были безрезультатными.
Вокруг Абрикосова, проживавшего на квартире профессора Гаврилова, собирался кружок последователей идеи русского экзархата: супруги Гавриловы, князь Петр Волконский, Маклаков, Пузина и другие. Они видели свою задачу в сохранении идеи русского экзархата и защите русской духовности от влияния Римской курии и священников-иностранцев. Абрикосов рассказывал русским прихожанам о духовном завещании экзарха Федорова и ориентировал их на продолжении его дела. Абрикосов вел активную переписку с представителями русского православного духовенства. В 1946 году к кружку примкнул приехавший из Рима священник Сергий Оболенский, а в 1947 г. - протоиерей Павел Гречишкин.
Небольшую часть прихода Св. Троицы составляли французы, почитателей личности настоятеля аббата Дюмона. Дюмон ставил задачу проявить католическую идентичность в литургическом служении и приблизить русскую духовность к пониманию французов. Он, как и большинство иностранных священников в апостолате, считал, что можно ограничиться служением одной литургии. В этом его поддерживал директор Интерната Св. Георгия бельгийский иезуит Поль Майё.
Отец Александр Кулик, начавший служить помощником в приходе, несмотря на польско-белорусское происхождение проникся идеями русского патриотизма и встал на сторону русских прихожан. Он написал письмо митрополиту Николаю Автономову, проживавшему в Мюнхене в иезуитской миссии, в котором разъяснял цели русских католиков, защищавших интересы своей поместной церкви от посягательств латинских священников, «внешне принявших восточный обряд», которые считают русских малокультурными людьми.
Во время II Мировой войны КВЦ начала рассылку в русские приходы первых богослужебных книг римской печати. В результате десятилетней работы русской литургической комиссии в составе Швайгля, де Режиса и Королевского (Шарона) был выпущен служебник и иерейский молитвослов. Любопытно, что месяцеслов, приложенный к изданию содержал имена русских святых, прославленных только до Ферраро-Флорентийского собора (XV в.). Там не было ни Московских святителей, ни Серафима Саровского, зато был вписан Франциск Ассизский под именем «Франкиск Асисийский». Парижские прихожане немедленно заявили коллективный протест в КВЦ.
Кирилл Королевский (Шарон) наблюдавший за религиозной жизнью в Париже отправил конфиденциальное письмо в КВЦ, в котором предупреждал о существовании в Париже кружка Абрикосова, члены которого нелояльны к политике Римской курии и противодействуют литургическим реформам[71]. После длительного изучения вопроса о времени пресуществления Конгрегация Святого Официума опубликовала в 1950 г. декрет, где временем пресуществления даров было предписано считать момент произнесения священником тайноустановительных слов и совершать великий поклон после слов «Тебе поем, Тебе благословим...», а не после эпиклезиса, как это было принято в русской православной традиции[72]. Это было существенным отходом от принципа «Не больше, ни меньше, ни иначе», провозглашенного папой Пием X.
В 1945 г. протоиерей Павел Гречишкин бежал из Вены, которая была занята Советской армией. В 1946 г. он приехал в Нанси, где встретился с кардиналом Эженом Тиссераном. Тиссеран решил назначить его настоятелем в Париж. Гречишкин вначале отказался, зная о разделениях в приходе, но потом согласился. Аббат Дюмон был официально отозван с должности ректора Русской католической миссии, а на его место назначен протоиерей Гречишкин. Он немедленно отменил григорианский календарь, вывесил в церкви на рю Франсуа-Жерар табличку «Русский вселенско-православный (каθолический) приход», организовал профессиональный хор и установил распорядок служб, идентичный православному кафедральному собору на рю Дарю. Это вызвало неудовольствие не только иностранцев, но и русских православных изоляционистов из Зарубежной церкви, которые сокрушались, что службы в приходе перестали отличаться от православных. Гречишкин обладал прекрасными священническими качествами, благоговейно совершал службы, посещал прихожан на дому, говорил вдохновенные проповеди и был, вероятно, одним из самых блестящих публицистов русской католической эмиграции. При нем количество прихожан возросло, появились дети и молодежь. Значительную часть молящихся составляли члены других православных приходов. Гречишкин отказался от обязательной практики формальной конверсии в католичество и по примеру экзарха Леонида Федорова, допускал до исповеди и причастия членов православных приходов. Квартира Гречишкина стала местом встреч священников разных православных юрисдикций.
Протоиерей Гречишкин несколько десятилетий издавал неофициальный журнал «Наш приход», который он размножал на гектографе и рассылал русским католикам.
Образовательные проекты иезуитов византийского обряда
В 1940 г. Интернат Св. Георгия переехал их Намюра в Париж на улицу Рэнуар в помещение, принадлежавшее местной иезуитской общине. Среди педагогов интерната были русские священники Кузьмин-Караваев, Виктор Рихтер, Александр Кулик и иезуиты византийского обряда, которые называли себя латинско-византийским священниками. Воспитанники интерната получили возможность посещать занятия в одном из престижных французских лицеев Сен-Луи-де-Гонзаг. Желающих отдать своих детей в Интернат было больше, чем мест. Де Режису удалось установить прекрасные отношения с родителями учеников, принадлежащими к приходу православного собора на рю Дарю. По договоренности с родителями он решил приглашать православных священников на занятия по Закону Божию. Это было существенным прорывом в деле межконфессионального диалога, ибо ранее в католических заведениях могло преподаваться только католическое вероучение.
В 1943 г. Интернат возглавил отец Поль Майё, претендовавший на ключевую роль в русском апостольстве. Майё решил написать биографию экзарха Леонида Федорова, следую примеру Мишеля д'Эрбиньи, который начал свое восхождение к власти с книги о русском философе Владимире Соловьеве. При работе с материалами из архивов Петра Волконского и Владимира Абрикосова, Майё столкнулся с многими документами, компрометирующими не только д'Эрбиньи, но и бросающими тень на роль Общества Иисуса в русском апостольстве. С целью противодействия невыгодной информации, Майё обратился к священнику Дмитрию Кузьмину Караваеву, материально зависимому от него с просьбой дать комментарий, компрометирующий собирателя архива Владимира Абрикосова, что тот и сделал. Майе понял опасность Абрикосова для биритуалистов и приложил все усилия, чтобы Абрикосову до самой смерти не позволили служить в Париже.
В 1944 г. при содействии Римской курии Поль Майе решил открыть в Париже приют для русских девочек. Для этого на средства Конгрегации Восточных церквей было приобретено помещение на рю де ла Тур в 16-м округе. Воспитывать девочек было поручено сестрам французской конгрегации Св. Клотильды, покровителем который являлся секретарь Конгрегации Восточной церкви кардинал Эжен Тиссеран. 3 июня в день памяти Св. Клотильды епископ Роже Боссар отслужил торжественную мессу в сослужении Поля Майё и Филиппа де Режиса, где торжественно объявил о создании Института Св. Ольги. В ноябре 1944 г. в Париж специально приехал кардинал Эжен Тиссеран, который и освятил новый приют. На освящении присутствовал епископ Пий Невё и священник Флоран, ранее служившие в СССР. Молебен отслужил триумвират биритуалистов: Поль Майё, Филипп де Режис, Христофор Дюмон. После молебна был показан спектакль о жизни матери Екатерины Абрикосовой, написанной Наташей Дерфельден со слов отца Владимира Абрикосова. Ни его, ни других русских священников на освящение приюта не пригласили. Полгода спустя Наташе Дерфельден монахини предложили вступить в их конгрегацию, либо уйти. Она ушла, чем закрыла страницу сотрудничества русских католиков с латинянами.
В 1945 г. в связи с окончанием II Мировой войны русскую колонию в Париже всколыхнула волна советского патриотизма. Многие православные прихожане перешли из юрисдикции митрополита Евлогия Георгиевского (Константинопольский патриархат) в юрисдикцию Московской патриархии, которую ранее презрительно называли «советской церковью». В то время Московская патриархия отличалось крайней ненавистью к католичеству, и лояльные Москве прихожане забрали детей из католических интернатов. В 1946 г. на средства КВЦ в пригороде Парижа – Медоне было приобретено поместье «Огород дофина», куда переехал Интернат. В нем была сооружена византийская церковь Св. Георгия, которую освятил владыка Павел Мелетьев.
Директор интерната Поль Майе поддерживал дружеские отношения с приходом собора на рю Дарю (Константинопольский патриархат). Некоторые сотрудники интерната посещали занятия по богословию в Свято-Сергиевсском институте и участвовали в богослужениях в соборе. С ответными визитами в «Огороде дофина» все чаще бывали преподаватели института и священники собора. Их связывало обоюдное негативное отношение к деятельности общин Московского Патриархата в Париже. В Интернате висела русская монархическая символика, воспитание велось в духе ностальгии по Святой Руси.
Русские воспитанники чувствуя, что иезуиты заинтересованы в проекте белее, чем они сами привыкли к потребительскому отношению к католичеству. Они считали, что у католиков денег больше, чем у православных, поэтому католики должны за все платить. Жизнь в католическом интернате не препятствовала многим высказываться нелестно в адрес католичества. Закончив курс, бывшие воспитанники в русском обществе часто скрывали факт обучения у иезуитов.
В ноябре 1946 г. в Руссикуме произошло неофициальное совещание иностранных деятелей русского апостольства, в котором приняли участие Филипп де Режис, Поль Майё, аббат Феодор Бельпэр, аббат Христофор Дюмон. На совещании было выработано общее мнение, что иностранным членам апостольства следует играть более активную роль и самостоятельно выходить на диалог с русскими православными юрисдикциями. Они рассматривали небольшую общину русских католиков в качестве препятствия для развития подобного диалога. Биритуалисты полагали, что в дальнейшем они смогут самостоятельно совершать служение по византийскому обряду и не видели смысла в дальнейшей подготовке русских кандидатов в священство. Ранее считалось, что иностранные члены апостольства призваны лишь помогать русским католикам охватить все глубины католического богопознания.
Римское паломничество и съезд 1950 года
В конце 40-х годов активный деятель русского вселенства профессор Гаврилов обратился к священникам и мирянам с просьбой совершить общее паломничество в Рим во время празднования юбилея 1950 года. В паломничестве приняло участие свыше 100 человек, как русских католиков, так и православных. Паломничество возглавили русские владыки в единстве с Римом архиепископ Александр Евреинов и епископ Павел Мелетьев. Участники посетили римские святыни и участвовали в общей аудиенции у папы Пия XII. Папа заверил русских паломников в своем неприятии антихристианского режима в СССР и продолжении морального сдерживания коммунизма. Он также заявил о поддержке русских католиков, которых он назвал истинно православными. По итогам паломничества папа поручил подготовить апостольское послание к народам России.
Во время паломничества 22-27 ноября 1950 года в Руссикуме прошел Съезд священников и мирян русского апостолата. Доклад протоиерея Павла Гречишкина был зачитан иеромонахом Георгием Брянчаниновым и произвел эффект разорвавшейся бомбы. Отец Павел по болезни не смог присутствовать и приехал в Рим позже. Из-за резкости его суждений доклад никогда не публиковался в официальной католической печати и сохранился лишь в его собственном бюллетене «Наш приход». Возражения к докладу, напротив широко распространялись «Осведомительным бюллетенем», издававшимся в Руссикуме.
В своем докладе он подверг жесткой критике официальную миссионерскую стратегию католического апостольства среди русских эмигрантов и усомнился в ее византийском характере. Он подозревал, что политика «восточного обряда» является своеобразным троянским конем с целью последующей привнесения в русскую культуру латинства и подготовки новой евангелизации русских по латинскому обряду.
Он говорил о том, что в русском католическом движении сформировалось два противоборствующих течения:
1) прозелитическое, которое, хотело ослабить православные приходы через формальный перевод в католичество их членов; сторонники этого направления подсознательно ненавидели само слово «православие», которое у них было тождественно понятию «восточная схизма»;
2) объединительное, которое выступало за духовное общение с православными приходами. Сторонники этого направления считали, что русских православных нет нужды заставлять официально принимать католичество, а нужно призывать вернуться к древнему православию; отсюда особый чин перехода в католичество – излишен и соблазнителен.
Показывая полную несостоятельность прозелитического направления, Гречишкин насмешливо спрашивал у его сторонников: «А что если завтра Русская православная церковь признает главенство Папы, она на следующий день будет называться Русской католической церковью?»
Гречишкин считал, что допуск иностранцев к участию был фатальной ошибкой всего русского католического дела. Он закончил пророческими словами:
«Россия не Африка, и русские не негры. Никакое правительство России, от крайних правых до крайних левых не допустит работы католических миссионеров-иностранцев, в том смысле и в тех размерах, как это представляют себе многие из нас. А если бы и случилось такое чудо, то русское общественное мнение не встретит иностранных миссионеров с распростертыми объятиями».
Поиск единства с православием на антикоммунистической платформе
С момента своего возникновения, русский апостолат носил ярко выраженную антисоветскую и антикоммунистическую направленность. В католических учреждениях для русских висели российские триколоры и портреты Николая II. После Гражданской войны критика большевистского режима и коммунистической идеологии в Европе были сдержанными, из-за того, что большевики занимались главным образом уничтожением собственного населения. После установления контроля Советской армией над Восточной и Центральной Европой, репрессии были направлены непосредственно на коренные европейские народы. Из советской оккупационной зоны началось бегство гражданского населения на Запад. Беженцы рассказывали о жестоком обращении советских солдат с мирными жителями вне зависимости от национальности и вероисповедания. Особенно драматичными были рассказы о католических священниках, расстрелянных советскими солдатами за то, что они защищали женщин от насилия. В европейском сознании советское варварство превысило предыдущие зверства гитлеровцев и Холокост. Из-за того, что европейцы не различали «советского» от «русского», то они стали подсознательно бояться любых русских, независимо от политических убеждений.
В Руссикум возросло количество поступающих за счет беженцев из восточноевропейских стран. Наибольшая национальная группа была из Словении, контролируемой коммунистическим режимом Тито.
В результате установления коммунистического правления в районах, бывшими оплотами унии: Галиция, Карпатская Русь, Трансильвания, там начались планомерные репрессии против верного Риму духовенства и способствованию отрыву от католического единства церквей византийского обряда. В результате само продолжение существования униатской идеи было поставлено под вопрос. В 1954 г. в обстановке общей неуверенности Руссикум отмечал четвертьвековой юбилей своей деятельности. Ветеран коллегии Станислав Тышкевич, упреждая вопросы скептиков, заявил о том, что нужность Руссикума доказывается в первую очередь агрессивными нападками на него со стороны советской пропаганды.
Сталинский режим, победивший гитлеровскую Германию и получивший в руки атомное оружие казался нерушимым, поэтому большинство деятелей русского апостольства признали, что Россия закрыта для католичества навсегда и стали искать пути трансформации апостольства, либо уходить из него в обычные латинские приходы. Одним из перспективных направлений было изучение СССР. Лекции по теории марксизма были введены в программу обучения Восточного института. Некоторые члены апостольства стали видными советологами: Оболенский, Урусов, Губер, Веттер, Модесто.
Биритуалисты полагали, что судьба католичества тесно связана с западной цивилизацией, и сотрудничать нужно только с теми православными, которые принимают западную систему ценностей. Контакты с духовенством Московского Патриархата считались изменой Западу. Все советские патриоты в апостольстве оказались под подозрением в нелояльности. В 1945 г. отец Дмитрий Кузьмин-Караваев участвовал в нескольких собраниях общества «Советский патриот», собиравшегося на квартире Бердяева в Кламаре (пригород Парижа). Потом в советском посольстве он получил паспорт для возвращения в СССР. В результате, он оказался практически под угрозой увольнения из Интерната[73]. Вначале 50-х г. из Руссикума был уволен студит Александр Перницкий, секретарь ректора Густава Веттера за посещение советского посольства. Перницкий был лицом без гражданства и пытался получить советский паспорт, чтобы выехать в Германию. Руководство Руссикума передало информацию о нем в полицию. В результате он оказался под подозрением в шпионаже в пользу СССР. В течение всей его жизни за ним велось негласное наблюдение. Биритуалисты допускали, что русские члена апостолата, несмотря на антикоммунизм, могли сотрудничать с советской разведкой, ибо во время II Мировой войны некоторые католические священники принимали участие в боевых действиях и тыловых операциях в армиях своих стран, с обеих противоборствующих сторон.
В 1945 г. бесследно пропал священник Дорофей Бесчастнов, ранее проживавший в иезуитской коллегии Белларминум. Против него тоже были подозрения в предательстве. Но оказалось, что он был похищен советской контрразведкой и вывезен в СССР.
Из-за опасений к русским относились с большей настороженностью, чем к европейцам, и не допускали их на ключевые должности в апостольстве. В случае подозрений в утечке информации, подозрения падали в первую очередь на русских. Разумеется, что церковные настоятели не являлись профессиональными контрразведчиками, поэтому их подозрения часто основывались на личной неприязни. К служащим русским священникам назначали помощников и стажеров из числа биритуалистов, которые наблюдали за событиями в приходе и отсылали свои наблюдения в «Руссикум».
7 июля 1952 г. Пий XII обратился с посланием ко всем народам России о вреде коммунистических заблуждений и призвал их веровать в Пресвятую Троицу и почитать Божью матерь. Русская эмиграция положительно восприняла это послание, с удовлетворением заметив, что в нем папа не призвал Россию и русских обратиться в католичество. К Пию ХII прониклись симпатиями последовательные русские антикоммунисты, несмотря на то, что многие духовно принадлежали к изоляционистской православной юрисдикции РПЦЗ. Благодаря последовательному неприятию коммунистического режима среди русских эмигрантов вспыхнули симпатии к Римскому престолу.
В Европе широко распространилось почитание явления Божьей матери в Фатиме, ранее известному только в Португалии. Это почитание стало знамением духовного сопротивления коммунистическому господству в Восточной Европе. Паломничество в Фатиму совершали делегации русских католиков и православных в т.ч. и изоляционистской направленности. В октябре 1950 г. в Фатиму по приглашению и за счет португальского правительства была отправлена делегация из Руссикума во главе с ректором Густавом Веттером. У профессора Йозефа Швайгля была специальная миссия зафиксировать фатимское откровение со слов очевидицы. Он встречался с визионеркой сестрой Люсией, которая рассказала о полученном ей откровении. Швайгль передал записанное послание лично папе Пию XII. О полученном откровении он косвенно сообщил только студенту Руссикума Карелу Козине. Швайгль сказал, что третья фатимская тайна касается страданий Папы Римского. Фатимское пророчество стало своеобразным вторым дыханием для многих деятелей апостольства. Они поверили в скорое обращение России в католичество. В 1952 г. папа Пий XII посвятил Россию Непорочному сердцу согласно фатимскому откровению. Смерть Сталина, последовавшая вскоре, укрепила русских католиков в истинности фатимского послания. Среди русских католиков возникла практика молитв Розария и посвящения Пресвятому Сердцу Девы Марии.
Для расширения фатимского откровения в католическом мире был созданы организации «Фатимский апостолат» и «Голубая армия». Благодаря финансовой помощи членов этих организации в 1970 г. американский иезуит византийского обряда Карл Патцельт выкупил чтимый список Казанской иконы Божьей матери за 3 миллиона долларов и перевез его в Португалию. В Фатиме специально для нее была построена церковь византийского обряда, которая была освящена русским епископом Андреем Катковым.
В середине 50-х годов из советских лагерей вернулись католические священники Жан Никола, Пьетро Леони, и Поль Шалей, которые рассказывали об ужасах атеистического коммунизма в СССР и его угрозе всей европейской цивилизации.
К сожалению, политическая солидарность русской эмиграции с Апостольским престолом на почве последовательного антикоммунизма не привела к поиску религиозного согласия между православием и католичеством.
Новое поколение русского духовенства в апостольстве и каноническое управление им
После войны к католичеству присоединились два русских владыки из православных юрисдикций с территории СССР: епископ Павел Мелетьев и митрополит Николай Автономов. Павел Мелетьев был многолетним узником Гулага, страдальцем за православную веру. Уехав вместе с германской армией в Европу, он пытался продолжить служение в РПЦЗ, но духовенство этой юрисдикции не доверяло беженцам из СССР, подозревая в них агентов советской разведки. В результате владыка Павел нашел пристанище у католического епископа Регенсбурга Михаэля Бухбергера, который оказал ему гостеприимство и рекомендовал его к принятию в католичество. В 1946 г. владыка Павел вместе со своей сестрой монахиней Серафимой был принят в общение с Римским престолом в «сущем сане». Он не получил никакой юрисдикции и проживал в заштатном состоянии в Бельгии, периодически совершая иерейские хиротонии и освящение храмов по указанию КВЦ.[74]
Владыка Николай Автономов познакомился с иезуитом Карлом Оттом в Мюнхене и поселился в здании на Рентгенштрассе, отданном американской оккупационной администрацией под приют для русских беженцев. В качестве помощника к нему был приставлен голландский капуцин Захария Антониссе, который следил за его моральным обликом и отсылал наблюдения в Восточную конгрегацию. КВЦ рекомендовала папе принять Автономова в сане митрополита с сохранением всех регалий, полученных в православных юрисдикциях. В 1947 г.он был послан с большой миссией в Аргентину для работы среди русских беженцев в качестве ритуального митрополита без юрисдикции. Роль статиста в апостолате его не удовлетворила, и он уехал в США, после чего католики потеряли с ним связь.
В Австрии к католичеству присоединился пожилой священник Ювеналий Кубенский, который получил место при латинской церкви в Зальцбурге (американская зона оккупации) и устроил там русский храм.
Одним из первых бывших советских людей поступивших в Руссикум после Второй Мировой войны был летчик Павел Близнецов, попавший в плен. Ему удалось бежать из лагеря, охраняемого англичанами, избежав выдачи в СССР. В Риме в убежище для перемещенных лиц он познакомился с отцом Филиппом де Режисом, который убедил его в истинности католичества и заинтересовал поступать в Руссикум. В своей автобиографической книге «Пути Господни неисповедимы» он воспроизводит мифологему миссионерского направления апостольства: отпадение России от единства с Римом, пророческое служение иезуита Гагарина, Фатимское откровение, мученичество экзарха Федорова, которое заканчивается посылкой миссионеров из Руссикума, чтобы собрать вернуть заблудших русских в католичество[75]. После окончания «Руссикума» он был послан работать среди русских перемещенных лиц в западный сектор Германии, а затем в Фатиму.
Позже изучать католическое богословие поступили бывшие военные Иоанн Корниевский и Константин Маскалик, отказавшиеся возвращаться в СССР. В монахи бенедиктинского аббатства Нидералтайх постриглись Василий Блашкевич с именем Иоанн Хризостом и Владимир фон Бурманн с именем Василий, воевавшие во время войны на стороне Германии против СССР. Иеромонах Хризостом писал брошюры на воссоединительные темы под псевдонимом «Андрей Беломорский». Он основал в аббатстве ветвь восточного обряда и экуменический институт. Его последователями были немцы, которые не понимали, почему он называет себя «православным в общении с Папой».
В 1947 г. в Рим по приглашению КВЦ приехал священник Алексий Шепелев вместе с супругой, которые были поселены в отдельных апартаментах при Руссикуме. Он получили место в русской редакции «Радио Ватикана».
Все русские священники послевоенной волны отличались большой лояльностью к западной цивилизации, они были лишены гражданства и своей Родины, где им грозила смертная казнь. По окончании «Руссикума» они поддерживали связь друг с другом и посылали отчеты о своей деятельности в «Руссикум». На это обратило внимание чиновники из КВЦ. В 1951 г. ректор Руссикума Веттер был вынужден официально обратиться к бывшим выпускникам, чтобы они посылали отчеты не ему, в Конгрегацию, в чьем прямом ведении они находились[76]. В начал 50-х годов был создан «Союз бывших выпускников Руссикума», который проводил в раз в 2 года свои съезды в разных городах Европы, на которых читались доклады и вырабатывались концепции дальнейшего служения. На всех съездах приводилась мысль о необходимости продолжения апостолата, приспособления его к новым условиям, несмотря на очевидную закрытость русского культурного пространства для католичества.
Священники апостолата кроме литургического служения помогали русским беженцам в обустройстве на Западе, в надежде, что кто-нибудь из них присоединится к католичеству. В Лионе в Центре Св. Василия Великого трудился священник Петр Холодилин, потомок послереволюционной эмиграции. В Эссене (Рурская область Германии) после войны осталась большая община русских и украинцев, выехавшая на работу в Германию во время войны и оставшаяся в Германии в результате бюрократических проволочек оккупационных властей. Служением среди них занимались священник Александр Ермоленко, выходец из Литвы, и паллотинец Эрвин Иммекус, заинтересовавшийся русской культурой во время нахождения в советском плену. В конце 60-х гг. им удалось создать два храма в Рурской области.
В Зальцбурге (Австрия) для русских была открыта часовня византийского обряда при римско-католической церкви Св. Елизаветы, где служил о. Ювеналий Кубенский. В Нидерланадах капуцинами были созданы русские католические общины в Амстердаме, Гааге, Роттердаме, Утрехте, Гарлеме, Эндховене. Ранее голландские капуцины были на миссии в восточных районах Польши, где изучили русский язык и византийский обряд.
Одновременно с работой среди русских беженцев, биритуалисты занимались популяризацией византийского обряда среди коренных римо-католиков. В 1956 году в Париже был открыт центр русской культуры в бывшем ресторане «У двух медведей», где биритуалисыа Поль Шалей и Бернар Дюпир, организовали изучение русского языка и культуры для французских студентов.
В Милане биритуалист Роман Скальфи основал центр «Христианская Россия», который своими публикациями приближал русское христианское наследие к уровню восприятия итальянского читателя.
Немецкий иезуит Эгон Зендлер, побывавший в советском плену, увлекся иконописью и создал в Медоне иконографическую мастерскую. Он по примеру, первого иконописца апостолата Роберта де Калуве, разработал специальную методику по обучению основам иконописи. Благодаря этой методике, европейцы со средними художественными способностями, могли под его руководством научиться писать иконы.
В 1958 г. в церкви Св. Антония в епископы был хиротонисан Андрей Катков. При его посвящении строго соблюдались все предписания византийского обряда. На его посвящении присутствовало множество священников апостолата. Владыка Андрей был первым (и последним) епископом прошедшим свое становление в рамках русского апостолата: он конвертировался в католичество после окончания католического лицея, вступил в католическую монашескую конгрегацию и окончил католическую семинарию. Он был назначен помощником архиепископа Евреинова и визитатором для русских католиков византийского обряда. Он сменил на посту визитатора римско-католического епископа Болеслава Слоскана. В своей деятельности он бы лишен юрисдикции над духовенством, в отличие от своих украинских коллег, обладавших все полнотой юрисдикции над украинскими католическими эмигрантами. Подавляющее большинство духовенства апостольства составляли западные европейцы. Об их подчинении русскому владыке не могло быть и речи. Наибольшим фактическим влиянием в процессе принятия решения по русскому апостольству обладал ректор Руссикума, назначавшийся генералом иезуитского ордена.
Восточный очаг в Брюсселе
В после войны в Бельгии оказалось около 10 тысяч русских перемещенных лиц. Русская католичка Ирина Михайловна Поснова, выпускница Лувенского университета дочь с помощью сочувствующих католиков решила им помочь. В 1945 году она совместно с православным священником Валентом Роменским (Константинопольский патриархат) начала издавать журнал «Жизнь с Богом» для русских женщин, вышедших замуж за бельгийцев. Россиянки были совершенно не приспособлены к жизни на Западе. Кроме религиозных статей в журнале помещались рецепты и советы домохозяйкам. Ирина Михайловна договорилась с отцом Валентом не спорить о догматике и уважать убеждения друг друга. Отец Валент сказал: «Мы должны давать хлеб этим людям, то есть помочь этим голодающим душам познать и полюбить Христа. А наши догматические расхождения - это своего рода пирожные, без которых они могут обойтись, как и христиане первых веков».
В 1951 году Ирина Михайловна выпустила первый номер «Русского католического вестника», который был позже в духе Владимира Соловьева переименован в «Россию и Вселенскую церковь». В 1954 году префект Конгрегации восточных церквей кардинал Евгений Тиссеран предложил создать издательство и домовую церковь при нем. В 1955 году выпускник Руссикума словенец Антоний Ильц был назначен ректором Русской католической миссии и директором издательства «Жизнь с Богом». Им помогал священник Иоанн Корниевский. Ирина Михайловна вместе со своими единомышленниками считала, что единства Церкви « мы можем и должны искать не вне, а внутри нашего родного православия. Наше православное богослужение, наши традиции и святыни — вся вообще богатая сокровищница православной самобытности — с нами и за нас в наших объединительных начинаниях и стремлениях. Верность православию, в его здоровых христианских началах и принципах, — самый правильный путь к единению православных вокруг Апостольского Престола Римских Первосвятителей».[77]
При издательстве регулярно проводились съезды русских католиков, активным участником которых был владыка Павел Мелетьев. На съездах собирались миряне и священники, читали рефераты и лекции, совместно участвовали в богослужениях. Активным участниками съездов был М.Н. Гаврилов из Парижа и русский писатель Ширяев, автор «Неугасимой лампады».
В 1958 году в Брюсселе состоялась Всемирная выставка, где советский павильон оказался рядом с ватиканским. По предложению Ирины Посновой в павильоне был устроен русский раздел, где всем желающим советским туристам бесплатно давали Евангелие по-русски и православный молитвослов. В часовне при ватиканском павильоне отец Антоний Ильц ежедневно служил Божественную литургию по-славянски. У издательства установился контакт с некоторыми русскими туристами.
В 1962 г. Иоанн Корниевский, получивший бельгийский паспорт, поехал в Хельсинки для посещения иконописного центра Роберта де Калуве. В Хельсинки он зашел в советское посольство, пытаясь добиться разрешения на поездку в СССР. В результате он был принудительно вывезен в СССР сотрудниками КГБ, ибо находился в розыскных списках как невозвращенец.
В 1965 г. на его место был назначен земляк Ильца отец Кирилл Козина. В средине 60-х г. русская католичка, работавшая в посольстве Франции в Москве Ася Дурова, установила связь со священником Александром Менем и передал его рукописи для публикации в издательство. Вскоре труды отца Александра Меня были напечатаны в Брюсселе и разосланы различным способом в СССР. Всего издательство выпустило около 2 миллионов экземпляров духовной литературы на русском языке.
В мае 1991 года Ирина Михайловна приехала в Москву вместе со своими сотрудниками и привезла в подарок несколько грузовиков с книгами. На пресс-конференции в Библиотеке иностранной литературы она сказала: «Нам представляется важным сохранить и донести до новых поколений христиан в России документы унионального движения, бывшего определенной вехой на пути к единству».[78]
Миссия в Новом Свете
Во время II Мировой войны иезуит Иосиф Леди начал читать лекции по русским вопросам и научному антикоммунизму в университете в Монреале, где основал русскую католическую церковь. Позже к нему присоединилось еще несколько иезуитов византийского обряда. Опираясь на ресурсы ордена, ему удалось построить вторую по величине церковь русского апостольства (после Сан-Антонио). Она была освящена в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы в 1959 г. владыкой Андреем Катковым. В служении на приходе ему помогал иезуит Пьетро Леони, который не сумел ужиться в Руссикуме, из-за ориентации ректора Горачека на сотрудничество с Московским Патриархатом, в то время как Леони доказывал, что епископ Московского Патриархата Сергий Ларин был инициатором его ареста и отправки в лагерь в 1945 г. В церковь ходили как католики, так и православные, уставшие от юрисдикционных разделений.
После войны в Италии оказалось большое количество русских беженцев, проживавших в лагерях. Италия была не в состоянии их содержать и предоставить работу. В 1947 году на средства Римской курии был зафрахтован пароход в Генуе для отправки русских беженцев в Аргентину. Духовником был назначен отец Филипп де Режис. Вместе с ним в Аргентину КВЦ направила митрополита Николая Автономова, архимандрита Николай Алексеев, священников Александра Кулика, Всеволода Рошко, Валентин Танаева и иезуита Георгия Коваленко. Предполагалось создание новой русской епархии византийского обряда в Аргентине. Во время путешествия де Режис читал лекции на тему католического богословия, совершал краткие богослужения и конвертировал желающих в католичество. По приезде в Аргентину большинство конвертитов ушли в русские православные приходы юрисдикции РПЦЗ.Это было большое неожиданностью для католических священников. Они полагали, что после многолетнего господства коммунистической идеологии в СССР, советские люди утратили связь с православием.
Для духовного окормления оставшихся верных был основан приход Петра и Павла в Буэнос-Айресе и начальная школа для русских детей. Численность прихода была не боле 30-40 человек. Вскоре священники Кулик, Коваленко и Танаев уехали из-за отсутствия поля деятельности. После смерти архимандрита Николая Алексеева и Филиппа де Режиса на их место пришел испанский биритуалист Франсиско Эччари.
В Бразилии служение среди русских осуществлялось с помощью иезуитской миссии в составе Филиппа де Режиса, Василия Буржуа, Иоанна Штойссера и Гурия Кампуса. Русская колония состояла из трех поколений эмигрантов. Большинство русских эмигрантов были беженцами из Китая. Они проживали несколько лет в лагерях для беженцев на Филиппинах. Затем в начале 50-х годов благодаря стараниям отца Георгию Рошко, они получили визы для въезда в Бразилию. В 1955 г. в городе Иту Филипп де Режис основал Институт Св. Владимира для 12 русских мальчиков по образцу Интерната Св. Георгия. Вскоре Институт переехал в Сан-Паулу. Для девочек в 1958 г. был учрежден Институт Св. Ольги по образцу парижского одноименного заведения. Там работали монахини урсулинки. У иезуитов сложились хорошие отношения с православным епископом РПЦЗ Феодосием Самойловичем, по договоренности с которым в обоих учреждениях православные священники преподавали Закон Божий, по праздникам причащали воспитанников. Тем не менее, часть православных священников изоляционистской ориентации вывешивали на дверях храмов объявления об отлучении от Церкви тех родителей, которые отдают своих детей на воспитание к иезуитам. Бразильские латинские священники негативно относились к деятельности иезуитов византийского обряда и отказывались им помогать за потворство «схизматикам»[79].
Филипп де Режис умер 19 февраля 1955 года от лейкемии. Перед смертью молился на церковно-славянском языке. На его похоронах участвовало 4 католических священников и 4 православных юрисдикции РПЦЗ, которые сослужили и читали канон, на что они получили благословение от своего епископа. В последние годы жизни Филипп де Режис отказался от политики прозелитизма по отношению к православным, и написал множество статей о необходимости пересмотра стратегии русского апостольства. Кроме того, он употребляя все свое влияние, пытался добиться канонической автономии апостольства и даровании визитатору всех иерархических полномочий над духовенством, причастному к апостольству.
В Сан-Франциско из Шанхая эвакуировались члены иезуитской миссии византийского обряда. Вскоре им удалось купить дом, где они устроили русскую церковь и исследовательский центр. Активную роль в приходе играли русские иезуиты Николай Бок и Андрей Урусов. Вторая община иезуитов во главе с Феодором Вилькоком переместилась в Нью-Йорк и основала русский центр при Фордамском католическом университете. Первоначально центр носил имя Владимира Соловьева, а позже был переименован в честь папы Иоанна XXIII. При центре была создана русская церковь и русское издательство. У американских иезуитов сложились добрые отношения с архиепископом Иоанном Шаховским.[80] В 1964 г. во время паломничества чтимого списка Казанской иконы Божьей матери в церкви византийского обряда при Фордамском университет был отслужена божественная Литургия иеромонахом Андреем Урусовым. На Литургии присутствовал и благословлял молящихся архиепископ Иоанн Шаховской. Это был первый случай участия в католической литургии православного владыки.
В миссии на Аляске среди православных эскимосов находились отцы Всеволод Рожко и Борис Орловский, принадлежавши к монашеской конгрегации братьев Шарля Фуко. В Орегоне находилась большая колония русских старообрядцев, переселившихся из Маньчжурии. Они выразили желание пригласить священника для служении Литургии, при этом были согласны на подчинение Римскому престолу. Работать с ними стал марианин Феодор Пальчинский, который был вскоре отозван своей конгрегацией в русинский приход. Его дело продолжил бенедиктинский монах Амвросий Мурман, который обращался по этому поводу в Конгрегацию восточных церквей, где начинание было полностью похоронено, из-за отсутствия информации о том, кто такие старообрядцы.
Конфликт в Париже
С конца 40-х гг. в Париже русское апостольство формально возглавлял протопресвитер Павел Гречишкин в должности ректора русской католической миссии. Гречишкин поставил главной задачей осуществить полноценного служение православного прихода в лоне Католической церкви. Он создал профессиональных хор, который неоднократно приглашался на парижское радио для записи православных песнопений. Приход Св. Троицы был неотъемлемой частью русской общины Парижа. Параллельно на литургическое служение по византийскому обряду претендовала большая группа биритуалистов, находившаяся в Париже. О согласовании их служения с ректором миссии не могло быть и речи, ибо французские биритуалисты претендовали на главную роль в апостольстве по праву титульной нации. Во Франции ощущался острый недостаток кюре на приходах, поэтому многим французам было непонятно почему латинские священники вместо служения среди своих прихожан, переодеваются в православные фелони и служат по византийскому обряду.
Гречишкин предложил всем биритуалистам сослужить с ним на литургии и обучать желающих особенностям византийского обряда. Он не советовал биритуалистам самостоятельно заниматься пастырско-литургической деятельностью среди русских, а сосредоточиться на образовании и издательстве. Тем не менее, биритуалисты начали служение византийской литургии в различных латинских церквях Парижа и всей Франции, не ставя его в известность как настоятеля миссии. Такая активность не осталась не замеченной русской эмиграцией, которая заговорила о навязчивой идее латинских патеров «переодеваться русским попами».
Главным оппонентом Гречишкина был иезуит Поль Майе, претендовавший на духовное руководство всеми русскими делами в Париже. Он запрещал подчиненным посещать приход Гречишкина и чем-либо ему помогать. Майе шокировало то, что Гречишкин называет свой приход «православным», ибо для биритуалистов само слово «православный», несмотря на его упоминание в Римском каноне мессы, означало измену католичеству. Биритуалисты ставили задачу наполнить русских, принявших единство с Римом подлинно католическим (т.е. латинским) содержанием.
Из Рима Станислав Тышкевич посылал в парижский приход стажеров, которые кроме изучения богослужения занимались сбором информации о настоятеле и сообщали новости в Руссикум. Тышкевич был одержим мыслью о замене всех конвертитов из русского православия на выпускников Руссикума, с целью доказать целесообразность дальнейшего существования коллегии.
После отъезда Майё в США, главную роль среди биритуалистов играл директор центра «У двух медведей» Поль Шалей, бывший узник ГУЛАГа. Шалей по примеру своих наставников носил широкую бороду и перевоплотился в русского священника.
Протопресвитер Гречишкин пытался построить новый храм, чтобы вывести свой приход из состояния духовного прозябания. Биритуалисты, старались ему помешать. Для содержания профессионального хора необходимо было устраивать выездные служения литургии или концерты в латинских храмах. Это было обычной практикой содержания больших хоров в православных диаспорах. После служения литургии или духовного концерта происходил сбор средств на содержание хора. Биритулисты, изучив механизм финансирования литургической деятельности, немедленно составили хору Гречишкина конкуренцию. Иезуиты в Медоне создали собственный хор из русских учащихся Интерната Св. Георгия и совершали с ними литургические «гастроли» не только в Париже, но и по всей Франции. Поль Шалей создал хор из числа французских студентов-славистов и тоже принялся за «гастрольную» деятельность. Биритуалистам было изначально легче договариваться своими собратьями кюре на приходах, чем женатому русскому батюшке. Гречишкин неоднократно жаловался на произвол биритуалистов в КВЦ, но безрезультатно. После многолетнего «молчания Рима», Гречишкин отправил все свои награды и регалии, полученные в Католической церкви, почтовым отправлением в КВЦ.
В конце концов, в 1961 г. Гречишкину удалось совершить невозможное: построить новое приходское здание на рю Мишель-Анж. Для этого он продал принадлежащее русской миссии недвижимое имущество. В результате у Гречишкина оказалась в распоряжении церковь, превосходящая свои благолепием храмы биритуалистов. Они немедленно возбудили произвести расследование финансовой деятельности Гречишкина, в результате Гречишкин был обвинен в превышении полномочий, что привело к сердечному удару. В 1962-63 гг. ему было сделано две операции на сердце. Из-за этого деятельность прихода была практически парализована.
В конце 1964 года Гречишкин отслужил последнюю литургию и ушел на покой. Этому событию было посвящена статья в газете «Русская мысль», чего никто из биритуалистов не удостаивался.
Экуменический митрополит Никодим Ротов
В 1963 года внешнюю политику РПЦ возглавил митрополит Никодим Ротов. Во время своего первого посещения Рима в 1963 г. Никодим подчеркнуто интересовался Вечного города и латинской духовностью. Православный приход на виа Палестро принадлежал к Константинопольскому патриархату. Приходской совет, состоявший из белоэмигрантов, сдержанно отнесся к «советскому митрополиту», как его называли в эмигрантской прессе. Совет по христианскому единству сомневался можно ли предлагать Никодиму поселиться в Руссикуме, но он сам об этом попросил. В Риме митрополит собирал материал для диссертации о папе Иоанне XXIII. Его настольной книгой стали «Духовные упражнения» Св. Игнатия Лойолы. Митрополит Никодим приезжал в Рим ежегодно, жил в коллегии и общался с гостеприимными иезуитами. Он польстил руководству Руссикума высокой оценкой богослужебной культуры и вживанием в русский быт. К тому времени в Руссикуме уже давно не было ни одного русского, поэтому слова Никодима были восприняты в качестве доказательства необходимости Руссикума в новых политических условиях. Ранее русские священники Гречишкин, Оболенский и Урусов высказывались крайне нелицеприятно о бутафорской русскости коллегии.
Из Рима Никодим вывез в СССР множество богослужебной литературы византийского обряда, отпечатанной в василианском монастыре Гроттаферрата. Римские служебники митрополит раздавал приближенным священникам епархии. Благодаря ему, они впервые узнали, что можно по православным книгам молиться за Папу Римского. В библиотеку Лениградских духовных школ поступила партия русскоязычной католической литературы, изданной деятелями русского апостольства. Во времена ректорства владыки Кирилла Гундяева труды князя Гагарина, «Католичество» Волконского, катехизисы Тышкевича и Забужного находились в открытом доступе.[83] Своим приближенным священникам он выдавал антиминсы римского производства с мощами католических святых. В окружении митрополита Никодима были тайные католики: Михаил Гаврылив, Марк Смирнов. Амвросий Блинков, которые молились Розарий и почитали Фатимское явление. В 1973 г. по совету Никодима Михаил Гаврылив ездил в Литву к ксендзу Станиславу Добровольскому, где формально присоединился к католической церкви. Добровольский велел ему принимать рукоположение в Московском Патриархате и во всем слушаться митрополита Никодима, который, по его словам, был тайным католическим епископом[84]. В 1975 году Гаврилив принес митрополиту Никодиму одновременно монашеские обеты и присягу на верность Папе Римскому. Никодим советовал в монашеской жизни придерживаться конституций Общества Иисуса. По возвращению в Галицию Гаврылив вступил в подпольный чин василиан Св. Иосафата, а после смерти Никодима открыто перешел в Украинскую греко-католическую церковь.
Митрополит Никодим посетил почти все русские католические центры в Западной Европе и Америке. Из экуменического центра при Фордамском университете (Нью-Йорк), он вывез большое количество книг и репродукций икон, не заплатив. Он встречался с многими священниками русского апостольства, включая Хризостома Блашкевича. Незадолго до своей внезапной смерти митрополит Никодим встречался с главой УГКЦ митрополитом Иосифом Слипым.
12 декабря 1969 года в Мюнхене в Институте по изучению СССР при участии 30 ведущих советологов прошел семинар «Московская Патриархия и тенденции ее сближения с Римским Апостольским престолом». Большинство выступавших заявило, что этим сближением Католическая церковь лишь укрепляет положение коммунистического режима. Поездки Никодима по всему миру и его дружба с католиками вызывали ярость у непримиримой антисоветской эмиграции, ориентированной на Зарубежную церковь. Русские эмигрантские газеты негодовали: «Где не проехал красный танк, там прошел красный митрополит!»
Никодим принимал участие в переводе нового Римского Миссала[85] на русский язык и службы преподобному Игнатию Лойоле. Он заверил римских экуменистов, что после самороспуска УГКЦ на Львовском соборе 1946 года, все препятствия к духовному единению Римской церкви и Русского православия исчезли.
В 1971 году состоялся помесный собор Московского Патриархата, на котором в присутствии посланника Папы кардинала Виллебрандса, были утверждены решения о ликвидации Украинской греко-католической церкви. Украинская греко-католическая эмиграция была травмирована этим решением и никогда его серьезно не воспринимала.
Ректорство Поля Майё
В 1965 г. Ректором «Русикума» и делегатом иезуитского ордена для византийского обряда был назначен Поль Майё. Майё отличался выдающимся организаторскими способностями. За свою приверженность византийскому обряду, его за глаза называли «главным ряженым».У Майё сложились необычайно теплые и доверительные отношения с митрополитом Никодимом. В 1966 году митрополит снова приезжал в Рим, где встречался с Папой Павлом VI и епископами Римской курии. Владыка Никодим подкупал римских прелатов своей открытостью и доброжелательностью. Он договорился с ректором Майё о посылке в Рим семинаристов из СССР для учебы в папских университетах за папский же счет. Тайным условием Никодима было отказ Ватикана от критики внутренней политики в СССР, в первую очередь религиозной несвободы, и прекращение моральной помощи религиозным диссидентам (имелись в виду подпольные епископы и священники УГКЦ).
После знакомства с Никодимом, Майё потерял интерес к русским эмигрантам, зарубежным православным юрисдикциями переключился на развитие диалога с Московской патриархией.
В 1966 году Поль Майе спровоцировал конфликт с основателем русского прихода Фатимской Божьей Матери в Сан-Франциско иезуитом Андреем Урусовым, происходившем из рода князей Урусовых. В результате Урусов покинул орден, вообще Католическую церковь и ушел в православную юрисдикцию, сохранив, однако, хорошие отношения с русскими собратьями. Урусов вначале обратился к архиепископу Иоанну Шаховскому, однако Шаховской его не принял из-за хороших отношений с иезуитским орденом в США. В результате Урусов был принят в юрисдикцию Московской Патриархии, несмотря на свой антикоммунизм. В Орегоне он купил дом, где основал исследовательский центр и скит во имя Всех Святых, продолжая заниматься научной деятельностью до своей кончины.
При КВЦ был создан комитет по координации деятельности среди оставшихся русских в апостольстве. Главой комитета был визитатор епископ Андрей Катков. Комитет регулярно собирался в Руссикуме. Его членами состояли ректор Поль Майё, протоиерей Стефан Виргулин, иеромонах Хризостом Блашкевич и протоиерей Петр Модесто. Комитет изучал состояние дел в апостольстве и способ его приспособления к новым требованиям церковной власти[86].
С начала 60-х гг. началась новая волна эмиграции из СССР на Запад, сначала с помощью фиктивных браков, а затем под видом еврейской эмиграции в Израиль. Эта волна была несопоставимо малой, по сравнению с двумя предыдущими волнами, но члены комитета обратили на нее внимание и выяснили, что пятая часть, выезжающих в Израиль, не имеет к еврейскому народу никакого отношения и планирует остаться в Европе. У духовенства Руссикума уже не было желания с ними работать. Из католических структур в Италии только центр «Христианская Россия» пытался найти подходы к этим людям. Другим местом работы с эмигрантами новой волны стал Интернат Св. Георгия, перепрофилированный в 1970 г. в «Центр русских исследований Сен-Жорж».
Майё за время своего правления воспитал плеяду экуменических деятелей, наиболее известным из которых является венский профессор Эрнст Зуттнер.
Хроника экуменических контактов
В 1968 в Руссикум прибыли для обучения священники из Московской Патриархии Петр Раина и Владимир Рожков. Во время каникул они посещали русские католические центры и интересовались каким образом пересылается религиозная литература в СССР. 4 апреля 1969 года председатель КГБ Юрий Андропов доложил в ЦК КПСС об интенсификации работы протии Ватикана: с целью контроля над униатским подпольем в СССР в Рим было успешно внедрено два агента 5 управления КГБ под кличками «Петров» и Рогулин», которые были устроены в Руссикуме как обучение на 3 года на продолжении е богословского образования. Во время каникул они собирали информацию для КГБ о деятельности католических учреждений во Франции и Бельгии[87].
В 1968 г. в СССР по временному советскому паспорту смогла съездить мать Архангела из Русского Успенского монастыря. Вскоре практически все желающие деятели русского апостольства, кроме бывших военных, смогли посетить СССР и совершить паломничества по святым местам.
В 1968 году митрополит Алексий Редигер посетил Руссикум и составил секретный отчет о поездке в Совет по делам Религии. После перестройки отчет был обнаружен в архивах ЦК КПСС и опубликован в итальянской прессе[88]. Алексий отзывался о Руссикуме преимущественно негативно, в отличие от восторженного одобрения его деятельности митрополитом Никодимом.
В августе 1969 года глава русских католиков епископ Андрей Катков по приглашению митрополита Никодима Ротова прилетел в Москву. Во время посещения приходских православных церквей его встречали по архиерейскому чину, настоятели и молящиеся подходили под благословение, московские владыки благоговейно лобызались с ним. Во время посещения Псковско-Печерского монастыря при обильном стечении молящихся наместником было возглашено многолетие папе Павлу VI. В Лавре владыка Андрей молился у раки преподобного Сергия Радонежского, а в Одессе встретился с отдыхавшим там патриархом Алексием Симанским, который подарил ему четки со своей руки и панагию. Далее владыка полетел через Омск в Иркутск, город, где родился.
Через месяц состоялось первое в истории официальное русское православное паломничество к святыням Рима. Митрополит Никодим Ротов вручил от имени патриарха Алексия I ордена Св. Владимира 1-й степени кардиналам Эжену Тиссерану и Янсу Виллебрансу; префекту восточной конгрегации кардиналу Максимилиану де Фюрстенбергу была подарена панагия, а ректору Полю Майё - наперсный крест; самому «Руссикуму» был преподнесен список с Казанской иконы Божьей матери, который был установлен в латинской часовне. Кульминацией паломничества стала торжественная Божественная литургия, которую митрополит Никодим совершил в русском католическом храме Св. Антония в сослужении протоиерея Бориса Глебова, иеромонаха Кирилла Гундяева (ныне председатель ОВЦС), священников Петра Раины и Владимира Рожкова, учившихся в «Руссикуме». Ектении возглашал диакон Андрей Мазур (ныне патриарший архидиакон). Присутствовавшие католики благоговейно приступили к Св. Причащению, предвкушая наступление евхаристического общения между Москвой и Римом.
Впечатляющим жестом было пожалование мантии с плеча митрополита. Поль Майё писал: «На прощанье – 18 октября 1969 года - он (Никодим – С.Г.) сказал: «Я оставляю вам самое ценное, что я вожу с собой – мою зеленую мантию митрополита[89]».
В 1969 г. решением Священного Синода РПЦ МП до таинств были допущены русские старообрядцы и римские католики.[90]
Последний съезд русского апостольства и новые ориентиры
В начале октябре 1970 году в Рокка-ди-Паппа состоялся II съезд духовенства, монашествующих и мирян, подвизающихся в русском апостольстве[91]. Собравшихся посетило руководство Конгрегации Восточных церквей и Совета по христианскому единству.
Съезд открыл формальный глава апостольства визитатор КВЦ епископ Андрей Катков, который с восторгом рассказал о своем паломничестве по святыням Московского Патриархата и выразил надежду на дальнейшее сближение Москвы и Рима[92].
Доклад иеромонаха Хризостома Блашкевича, напротив, был выдержан в мрачных тонах. Он отметил серьезные потрясения, произошедшие в Римско-католической церкви после II Ватиканского собора: развитие модернизма, помрачение умов духовенства, увлечение марксизмом, невиданная литургическая импровизация, отступления от апостольской веры в непорочность Девы Марии и божественность Иисуса Христа. Он выразил сомнение, что в таком состоянии Римско-католическая церковь может действительно чем-либо привлечь православных, для которых характерно незыблемость литургических форм и догматов. Наоборот, он призвал римских католиков учиться у православных благоговейному уважению к Святыне. Он выразил сомнение в целесообразности политического контакта с православными юрисдикциями в социалистических странах[93].
Кульминацией съезда стал доклад ректора Руссикума Поля Майё «Наши отношения с Московской церковью». Доклад представлял из себя историческую апологию Московской патриархии и был настолько большим, что не был полностью законспектирован и спустя год был разослан всем членам апостольства в виде изложения. Майе поделился с присутствующими своим восхищением от личности митрополита Никодима Ротова, которому он призвал всех доверять и помогать Московской патриархии в деле евангелизации СССР. Значительная часть участников съезда воздержались от докладов и пытались осознать произошедший поворот на 180 градусов в политической ориентации апостольства. Они были подготовлены для борьбы с Антихристом в виде советского коммунизма, с филиалом которого им далее предлагалось сотрудничать.
В резолюции участники съезда обратились к Конгрегации Восточных церквей с просьбой и далее морально и материально поддерживать русское апостольство, способствовать увеличению количества учащихся в Руссикуме. К тому времени прошло более 10 лет со дня обучения последнего русского семинариста в Руссикуме. Большую часть его учащихся составляли иностранные слушатели Восточного института из различных католических епархий, уже изучившие богословие в других семинариях. Кроме того, в Руссикуме постоянно жили православные студенты из церквей социалистических стран.
В 1977 г. на покой по состоянию здоровья со всех постов ушел епископ Андрей Катков. Он объяснил это решение большой душевной усталостью. Вскоре ректор Поль Майё добился его выселения из «Руссикума», где он проживал на покое. Майё считал, что Катков должен переселиться в Генеральную курию Марианской конгрегации, членом которой он формально являлся. Проживание в коллегии русского католического епископа было крайне нежелательно для спокойного протекания экуменического диалога с Московской патриархией. Тем не менее, ранее в Руссикуме на покое уже проживал архиепископ Александр Евреинов. Катков считал, что как бывший иерарх русского апостольства, он имеет право на проживание в русской коллегии и служить в русской церкви Св. Антония, которая предназначена декретом Апостольского престола для русского духовенства. Тем более, что согласно права, приняв епископский сан, он утратил связь со свой конгрегацией. Для Каткова выселение стало большим унижением. Со стороны выглядело так, что его использовали в тот период, когда в апостольстве были нужны русские лица, а потом в связи с изменившимися обстоятельствами от него избавились. Выселение произошло в присутствии проживавших там студентов РПЦ, с которыми у владыки Андрея сложились дружеские отношения.
Несколько месяцев спустя генерал иезуитов отправил в отставку с поста ректора Поля Майё. 5 сентября 1978 г. в Риме во время аудиенции у новоизбранного Римского архиерея Иоанна Павла I в результате шестого инфаркта на 49-м году жизни умер митрополит Никодим Ротов, получив прощение грехов из рук самого Папы. После смерти Никодима экуменическую дружбу с Римом развивал его секретарь – владыка Кирилл Гундяев, который посещал Рим несколько раз в году до самого развала СССР. Владыка проживал в Руссикуме за счет Совета по христианскому единству и посещал русский Успенский монастырь.
Служение протопресвитера Георгия Рошко
В конце 1978 г. кардинал Поль Филипп, префект КВЦ, вызвал в Рим протопресвитера Георгия Рошко и назначил его визитатором для русских византийского обряда. При этом он сообщил, что Конгрегация потеряла связь с духовенством апостольства. Ранее формальным главой апостольства был епископ Андрей Катков. Но в своей деятельности он опирался на ресурсы семинарии Руссикум, ректор которой поддерживал связь с бывшими выпускниками. Кроме того, с Руссикумом были связаны иезуиты византийского обряда. Организационная и информационная деятельность апостольства осуществлялась во многом благодаря Обществу Иисуса.
Конгрегация была не в состоянии назначить Рошко жалования в период исполнения им должности, но обещала оплачивались ему дорожные расходы в ходе посещения им приходов и миссий по всему миру. Для материального содержания ему была оставлена формальная должность во французской организации «Католическая помощь». Он оставался также формальным настоятелем парижского прихода Св. Троицы. Это было связано с тем, что, следуя заветам протопресвитера Гречишкина, прихожане отказывались принимать настоятелей иностранцев.
Кардинал Поль Филипп пытался добиться посвящения Рошко в сан ритуального епископа (без юрисдикции), но безуспешно. Сам Рошко считал, что епископское достоинство имеет смысл только в случае реальной юрисдикции[95], как у украинских владык. Рошко не побоялся заявить о канонической абсурдности организации русского служения, когда во главе его стояли ритуальные епископы с титулом «рукополагающих прелатов» (ординаторов) без какой-либо реальной власти. В течение года Рошко посетил несколько главных центров апостольства и подготовил предварительный отчет о состоянии дел.
В апреле 1979 г. отец Георгий Рошко отправил доклад кардиналу Полю Филиппу: «С тех пор, как Вы соблаговолили доверить мне в январе 1979г. пост Полномочного Визитатора Конгрегации Восточных Церквей, я постарался проанализировать положение, в котором находятся около сорока епархиальных и монашествующих священников, подвизавшихся в русском католическом служении по всему свету. Ситуация весьма тревожна. С самого времени создания Руссикума в 1929 г. священники эти, исключая лишь монахов, - как стадо без пастыря. Подобное положение не ускользнуло из поля зрения бывшего ректора Руссикума отца-иезуита Филиппа де Режиса, незадолго до смерти писавшего мне: «Сделайте все от вас зависящее, дабы подлинный предстоятель был дарован этим подвизающимся на русском служении священникам. Настаивайте кстати и некстати, чтобы так стало». Что же я обнаружил? Определенное число священников, став на слишком сложное для них поприще и не имея опоры в епископе, оставили вообще священническое служение. Других, несмотря на их стремление служить русским христианам, постигло, ввиду отсутствия достаточной моральной и материальной поддержки, разочарование, и они перешли на пастырское служение в рамках латинского обряда или же присоединились к карпаторусским и украинским католическим епархиям. Третьи, наконец, наперекор всем материальным и духовным невзгодам, остались верны изначальному призванию, стараясь помогать по мере возможности христианам, как в СССР, так и среди русских беженцев, православным и католикам, либо занимаясь связанным с восточной духовностью богословием и церковной историей преподаванием, открывая тем самым западному миру нетленные сокровища Востока.»[96]
В октябре 1979 года отмечался полувековой юбилей Руссикума, который собрал 80 священников, ранее учившихся в его стенах. Русских среди них были считанные единицы. Сообщение экклезиарха Руссикума Антония Корена о том, что прихожанами церкви Сан-Антонио в 1978 г. было 160 русских и 200 любителей византийского обряда из итальянцев трудно согласуется с видением Рошко[97].
В 1980 г. Рошко поехал в Америку, где застал полный закат русских миссий. Лишь в тех приходах, где по византийскому обряду служили коренные американцы, они смогли привлечь местных римо-католиков, которым понравились византийские службы на английском языке, особенно после литургических реформ в Западной церкви. Рошко решил вопрос в Конгрегации об отправке в Нью-Йорк на приход Св. Михаила испанца Хуана Солеса, который ранее учился в Русскиуме и хотел служить по византийскому обряду.[98] Тем не менее, уже было невозможно через КВЦ согласовать рукоположение новых кандидатов для русских приходов.
В 1992 г. протопресвитер Рошко закончил свое служение и вышел на покой. Он стал последним визитатором для русских католиков за рубежами России. С его уходом каноническая организация управления апостольством не возобновлялась. Оставшиеся священнослужители продолжили служения на основании договоренностей с местными латинскими правящими епископами.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Впервой четверти XX в. Римской курии сформировалось видение миссионерского решения проблемы достижения единства епископских кафедр Рима и Москвы. В ходе осуществления этого плана были отвергнуты экуменические идеи русских христиан, исповедовавших равное достоинство римского католичества и русского православия. Духовенство, придерживающееся линии экзарха Леонида Федорова на равноправный диалог с русским православием было не востребовано католическими структурами. Апостольство в Европе явилось не развитием русского экзархата, а полным разрывом с ним. Название «католичество восточного обряда» не родилось среди русских искателей вселенства, а было привнесено извне.
В дальнейшем учреждения Римской курии, управлявшие служением среди русских, сформировали новое поколение католических священников, ориентированных на служение по обряду, идентичному русскому православному. Несмотря на внешнюю византийскую форму, это поколение священнослужителей предназначалось для скрытого продвижения в русское культурное пространство латинской духовности, римской эклессиологической традиции и привнесения идеи церковного единства извне.
Неприятие политики «восточного обряда» стало общим моментом в русском сообществе от крайне правых до крайне левых, включая последователей линии экзарха Федорова. Вместо преодоления препятствий между церковными традициями, были созданы новые в виде римских миссионерских структур византийского обряда. Временные успехи диалога двух традиций основывались на общности политических или экономических устремлений двух сторон.
В середине 60-х годов после ухода поколения русских католиков, придерживающихся идеи о том, что воссоединительное делание должно родиться на русской почве из глубины русского православия, официальное направление апостолата поверхностно восприняло их идеи, опираясь на решения II Ватиканского собора. Переворот от миссионерского направления к экуменическому производился тем же самым поколением духовенства, воспитанного в Руссикуме для скрытого продвижения латинства в России. Как ранний миссионерский, так и поздний экуменический подходы объединяет представление о русской эклессиологической традиции, как об объекте творческого воздействия римского христианства.
В ходе развития экуменического диалога между Римским престолом и Московской патриархией обнаружилось, что ранее достигнутые договоренности не имели под собой реального основания в общности вероучения и носили, скорее политических характер. Ход развития религиозно-политической ситуации в России после 1991 г. поставил под сомнение результаты экуменического делания. До сих пор тема достижения полноты общения Римской церкви с русским Православием является проблемой, подходы к которой не были адекватно разработаны Римской церковью в ходе осуществления мероприятий по апостольской деятельности среди русской эмиграции.
ИСТОЧНИКИ И БИБЛИОГРАФИЯ С УКАЗАНИЕМ СОКРАЩЕНИЙ:
Архивные источники:
- Архив издательства «Жизнь с Богом» (ИЖБ)
- Архив князя Петра Волконского (АПВ)
- Архив Славянской библиотеки в Лионе (Франция) (СБЛ)
- Архив Экуменического центра Мюллиярви (Эспо, Финляндия) (ЭцМ)
Опубликованные источники:
- Quintus unionisticus congressus Velehradii, anno MCMXXVII .- Olomouc, 1927.- 57 c.
- VII congressus Velehradii, anno MCMXXXVI .- Olomouc, 1936.- 57 c.
- Документы II Ватиканского собора.- М.: Паолине, 1998.- 589 с. (ДIIВс)
- Ктиторский устав русского женского монастыря в Риме во имя Пречестного Успения Пресвятой Богородицы. – Рим, 1955. – 120с.
- К увольнению о. Леонида Федорова от должности Экзараха и к упразднению экзархата в России//// Логос, № 48 1993.- С. 152.
- Митрополит Андрей Шептицький: життя i дiяльнiсть. –
- Т.i Церква i церковна єднiсть. Документи i матерiали 1899-1944. - Львiв:Свiчадо, 1995.- (Шепт I)
- Т. III Митрополит Андрей Шептицький i греко-католики в Росiї: Львiв: Видавництво УКУ 2004.- 924 с. (Шепт III)
- Православие и католичество: от конфронтации к диалогу. Хрестоматия. Сост. А. Юдин.- М.: ББИ, 2001.- 535 с. (ПК)
- Решения Съезда Русского Духовенства Византийско-славянского обряда в Риме от 27-го до 30-го октября 1930 года//Благовест, № 3, 1930.-С.8-15
- «С терпеньем мы должны нести крест свой...»: документы и материалы о жизни и деятельности блаженного священномученика экзарха Леонида (Федорова): СПб.: Керигма, 2004.- 505 с. (Фед)
Справочные издания:
- Католическая энциклопедия.- Москва: Издательство Францисканцев. Т.I - 2002 - 1906 ст. (КЭ I)
Общие труды:
- Вильярдо Г. де Дух русского христианства.- Мадрид,1962.-197 с.
- Забужный В.Н. Православие и католичество, 3-е изд.- Царьград,1922.-322 с
- Назаров М. Миссия русской эмиграции.-Т.1.- Москва,1994.- 416 с.
Монографии:
- Anastasio di Odessa arch. Pospettive die riconciliazione tra il Patriarcato di Mosca e la hiesa di Roma. –Roma, 1994.- 163 p. (Anastasio)
- Bourgeois C. Oriente e Ocidente.- Saõ Paulo, 1961 – 124 p.
- Iswolsky H. No time to grieve. An Autobiographical Jorney.- Philadelphia,-1989.- 297 p.
- d'Herbidny SJ L'anglicanisme et l'orthodoxie Greco-slave.-Paris:Bloud & Gay,1922 -158 p.
- Korolevskij Cyrille Metropolie Andre Syeptyzkyj 1865-1944.- Roma, -429 p.
- Mailleux P. Entre Rome et Moscou. L'Exarque Leonide Feodoroff.- Bruge: Desclee de brouwer, 1966 – 183 p.
- Michulec K. SJ La concezione e la promozione della Chiesa second oil pensiero di P. Stanislao Tyszkievicz SJ (1887-1962) Roma: Pontificium Institutum Orientale, 2001.- 132 p. (Mich)
- Scolardi G.-P. Et ... ils me firent Russie.- Nice,1978.-300 p. (Scol)
- Simon C., SJ Russicum. Pioneers and Witnesses of the Struggle for Christian Unity in Eastern Europe.
- Book 1: Leonid Feodorov, Vendelin Javorka, Theodore Romža.- Roma: Opere Religiose Russe, 2001.- 181 p. (Simon I)
- Book 2: The First Years 1929-1939.- Roma: Opere Religiose Russe, 2002.- 280 p. (Simon II)
- Stehle H. Eastern politics of the Vatikan 1917-1979.- Ohio: Ohio Univercity Press.- 457p.
- Wenger A. Rome et Moscou 1900-1950.- Paris: Desclee de brouwer, 1987 – 684 p. (Wenger)
- Wolf J.-M. Katholisch sein ist ein Verbrechen. - Köln: AKM, 1987.- 526 S.
- Берг Л. Римско-католическая церковь и православная Россия.- Берлин: Германия, 1926.- 66 с. (Берг)
- Архангела Сестра Мои Воспоминания. - Milano, 1990. (Арх)
- Брянчанинов Георгий, архимандрит. Воспоминания студента Духовной Академии в Риме 1939-1947гг. – кн.1, без года издания.
- Гаврилiв М. Кожна людина – це перш за все iсторiя.- Рим: Українська Пресова Служба, 1987. – 184 с.
- Диакон Василий ЧСВ Леонид Федоров: Жизнь и деятельность.- Рим, Студион, 1966.- 834 с. (ДВ)
- Дидимов П. Пути Господни неисповедимы.- Брюссель: Жизнь с Богом, 1995.- 68 с. (Дид)
- Евлогий (Георгиевский) митр. Путь моей жизни.- М.: Московский рабочий, 1994. (Евл)
- Кенэ Ш. «Молчание « Рима (Ответ Д.С. Мережковскому).- Париж, 1926.- 38 с.
- Николаев К.Н. Восточный обряд. – Париж: YMCA, 1950 (Ник)
- Осипова И.И. «В язвах твоих сокрой меня» - М.: Серебряные нити, 1996. – 240 с. (Ос)
- Ростислав (Колупаев) Епископ Павел Мелетьев (1880 –1962). – Рукопись. (РК1)
- Ростислав (Колупаев) иг. Католическая миссия в Китае: епархия католиков византийского обряда в 1928-1949 гг. –Москва: Самиздат, 2004 – 100 с. (РК2)
- Ростислав (Колупаев) иг. Русский монастырь в Риме.- Рукопись (РК3)
- Рошко Георгий, протопресвитер. На службе беженцам мира: Свидетельствует русский католический священник. – М.: Stella Aeterna, 2001. (Рошко)
- «Святой Георгий». Интернат для детей русских эмигрантов во Франции. Константинополь, Намюр, Париж, Медон. – СПб.: Изд-во «Блиц», 2003.-248 (СвГ)
- Сердобская Л, Вистунов Е. Под прикрытием Евангелия.- Л.: Лениздат, 1976.- 143 с.
- Суттнер Э. Христианство Востока и Запада. В поисках зримого проявления единства - Москва: ББИ, 2004.- 313 с.
- Шкаровский М.В. и др. Римско-Католическая Церковь на Северо-западе России в 1917-1945 гг. – СПб.: Нестор, 1998. - 302 с.
- Юдин А.В. Леонид Федоров.- Москва: Христианская Россия, 2002.- 304 с.
- Юдин А.В., игумен Ростислав (Колупаев) Судьба русского католического священника из Тираспольской епархии: протоиерей Александр СИПЯГИН – рукопись.
Статьи:
- Berg L. Zur Psychologie der Katholiken Russen//Ex Oriente- Mainz: Grünewald Verlag – 1927.- S. 31-51.
- Coudenys W. Dr. Between Catholicism and Orthodoxy: Religious Life of Russian Émigrés in Belgium Between the World Wars. - Katholieke Universiteit Leuven. – Рукопись.
- Gstrein H. 75 Jahre Russucum – Was nun?//G2W,№ 12,2004.- S.16-18
- Барнас Фаддей История и призвания Шеветонского монастыря//Примирение.- ББИ:. 1997. – С. 13-26.
- Волконский П.М. Краткий очерк образования Русской Католической Церкви в России // Символ № 38, 1997. - С. 145-165.
- Г.Б. Еще раз о восточном обряде//Благовест, № 7 1932 – С. 37 – 40.
- Герф Е. Архимандрит Иоанн Хризостом//Истина и жизнь, № 11-12,1993
- Глазов Ю Адаптация. Фрагменты воспоминаний//Новый мир, № 3, 1998.- С.143-164.
- Епископ Феодор Ромжа//Новая Европа, № 15, 2002.-С.83-102.
- Жизнеописание нового русского епископа Владыки Андрея Каткова// В пути, №4, 1959. С. 4-6.
- Ириней (Тоцке) арх. Сообща править корабль Христов//Новая Европа,№ 3,1993.- С. 13-32.
- Коваленко Ю. Русская школа отцов иезуитов//Новые известия, 14 мая 2002 .-С.7
- Колпинский Д. свящ. Русское католичество на Дальнем Востоке//Китеж, № 1, 1931.- С.
- Павел еп. Гераклеопольский Путь моего служения//Русский католический вестник № 4, 1951. С. 6-8.
- Пашкова Н. Сладкая ссылка отца иезуита//МК в Новосибирске,22-29 октября 2003 г.-С.14.
- Пономарев В.П, Фомин М.М. Александр Михайлович Волконский, русский офицер и католический священник//Покров, №2, 1999.- С.25-38
- Рошко Всеволод о. и о. Александр Мень. Переписка // Вестник РХД №165 II — 1992 с.44-73.
- Русские католики и дело Конради// Логос, № 48, 1993. – Сс. 93-101
- С.Б. Рецензия: «Путь» -орган русской религиозной мысли//Вера и родина № 25, 1926 г. С. 71-79
- Талалай М. Русский монастырь в вечном городе // Час пик (Санкт-Петербург). 2001. N 52.
- Трубецкой Г. кн. Католический богослов о русской религиозной психологии//Путь, № 1, 1925 г. – СС. 133-142.
- Тышкевич С. SJ Автобиография// Россия и Вселенская церковь.-1962,34(57).- С.29
- Цвикль Лойзе SJ «Руссикум» превращается в «Экуменикум»//Свет Евангелия, 12 января 2003 г.
- Шептицкий А. Русский католический экзарахат//Ex Oriente .-Mainz: Grünewald Verlag – 1927.- S. 66-78.
- Шмыгановский В. Роберт де Калювье: Россию не спасут чужие пророки//Неделя, № 30, 1998 г.- С. 30.
- Юдин А. Памяти отца Антония Ильца//Русская мысль, 3-9 сентября 1998 г.
- Юдин А. Русские католики в исторической эмиграции//Поиски единства: проблемы религиозного диалога в прошлом и настоящем - М. ББИ, 1997 – Сс. 90 - 103.
- Юдин А. Униональное движение в России и русской эмиграции в 1917-24 гг //Логос, № 48, 1993. – Сс. 103- 121.
Периодические издания:
- В пути (ВП)
- Листок иезуитов восточного обряда, Рим (ЛИВО)
- Логос (Л)
- Наш приход (НП)
- Наша семья. Издание русской церкви. Монреаль, 1956 г. (НС)
- Осведомительный бюллетень. Орган связи католических священников, работающих среди русских. Рим. (ОБ)
- Россия и Вселенская церковь (РВЦ)
- Русский католический вестник (Брюссель) (РКВ)
- Русско-католический справочный листок (Париж) 1929 (РКСЛ)
Интернет:
- http://www.byzantinecatholic.org
- http://www.stmichaelruscath.org
- http://www.russiacristiana.org
- http://vselenskiy.narod.ru
- http://zarubezhje.narod.ru/a1.htm
- http://catharticles.by.ru/ruscath/index.htm
- http://www.krotov.info
- http://vselenstvo.com
- http://www.catholic-hierarchy.org
- http://www.vatican.va
Сокращения:
- Арх. – архимандрит
- Архиеп.- архиепископ
- Бел.- белорусский
- Г-к - Греко-католический
- Еп. - епископ
- Иер. - иеромонах
- Митр. - митрополит
- Прав. - православный
- Р-к римско-католический
- Рус.- русский
- Свящ. – священник
- Укр.-укрианский
Аббревиатуры католических монашеских институтов:
- AA – ассумпционисты
- CSsR – редемптрористы
- MIC – мариане
- OFMcap - капуцины
- OSA - августинцы
- OSB -бенедиктинцы
- OSBM - итальянские василиане
- OP - доминиканцы
- SAC - палотины
- SJ – иезуиты
- ЧСВВ – василиане Св. Иосафата
[1] Simon I, 44
[2] Simon II, 24
[3] ДВ, 741
[4] ДВ, 545
[5] Арбузов Александр (Алексей) Дмитриевич (1859—?) - Бывший директор департамента общих дел министерства внутренних дел. Выслан из России на «философском пароходе». Активный участник воссоединительного движения в Берлине.
[6] Урусов Сергей Дмитриевич (1862-1937) - русский политический деятель. Занимал посты тамбовского вице-губернатора, бессарабского и тверского губернатора, товарища министра внутренних дел, являвшийся депутатом 1-й Государственной Думы. После революции работал в советском банке. Умер перед арестом сотрудниками НКВД.
[7] Арбузов А.Д.,Урусов С. Письмо папе Пию XI относительно русской католической миссии//Логос N 48, 1993.- С.141
[8] Фед, 290.
[9] ДВ, 545
[10] Письма Л. Ю. Бердяевой к Е. К. Герцык//Новый мир, № 7, 1998.-С.283
[11] Юдин А.В. Униональное движение в России и русской эмиграции в 1917-24 гг//Л N 48, 1993.- С.119
[12] Куьмин-Караваев Д.В. Отчет о работе в Берлине//Л N 48, 1993.- С.147
[13] Трубецкой Григорий Николаевич (1874-1930) - Окончил Московский университет. Занимал дипломатические посты в Вене, Берлине и Константинополе в 1896-1906 гг. Посланник в Сербии в 1912-1915гг. Участник Московского поместного Собора (1917-1918). В эмиграции с 1920. Жил в Австрии, затем переехал в Париж. Общественный и церковный деятель. Поддерживал Русское студенческое христианское движение (РСХД). Участвовал в евразийском движении. Скончался в Париже.
[14] Coudenys W. Dr. Between Catholicism and Orthodoxy: Religious Life of Russian Émigrés in Belgium Between the World Wars. - Katholieke Universiteit Leuven. – Рукопись.
[15] Цит по: Трубецкой Г. кн. Католический богослов о русской религиозной психологии//Путь, №61, 1925 г. – С. 134.
[16] Трубецкой Г. кн. Католический богослов о русской религиозной психологии//Путь, №61, 1925 г. – С. 135.
[17] ДВ,618
[18] Л, № 48 1993.- С.152.
[19] ПК, 165-175
[20] Simon II,52.
[21] Simon II,114.
[22] Благовест № 3, 1930 г. Париж.- С.11.
[23] Wenger, 320 - 321
[24] Гаспарри Пьетро (1852-1934) – Государственные секретарь Святого престола в 1914-1930 гг. Возведен в кардинальское достоинство в 1915 г. С 1934 г. на покое.
[25] ДВ, 455
[26] Дословный перевод: отряд, просящих (или собирающихся в) Россию.
[27] Simon II, 17.
[28] ОББ апрель, 1951 г. – С. 1.
[29] Фаддей Барнас. История и призвания Шеветонского монастыря//Примирение.- ББИ:. 1997. – С. 24.
[30] Mich, 117.
[31] Scol, 140.
[32] Рошко, 20.
[33] ДВ, 723.
[34] Mich. 35.
[35] Шепт I, 199.
[36] Евл, 398.
[37] Последние новости. – Париж,16 июня 1939.
[38] Mich, 117.
[39] ДВ, 723.
[40] Simon II, 229-230.
[41] Французский союз помощи русским (фр.).
[42] Дело помощи русским детям в Бельгии.
[43] Coudenys W. Dr. Between Catholicism and Orthodoxy: Religious Life of Russian Émigrés in Belgium Between the World Wars. - Katholieke Universiteit Leuven. – Рукопись.
[44] Бельгийская помощь русским.
[45] Комитет опеки над русскими детьми в Бельгии.
[46] РК2, 14.
[47] РК2.
[48] РК2.
[49] Simon I, 58.
[50] Simon II, 104.
[51] Simon II, 100.
[52] Simon I, 62.
[53] Simon II, 180.
[54] Simon II, 248.
[55] Simon II, 210.
[56] Simon II, 259.
[57] Тышкевич С. ОИ Духовное завещание// Россия и Вселенская церковь.-1962,34(57).- С.37.
[58] Simon I, 72.
[59] Simon II, 203.
[60] Simon II, 207.
[61] Шепт I, 331.
[62] Шепт I, 386.
[63] О. Всеволод Рошко и о. Александр Мень. Переписка // Вестник РХД №165 II — 1992 с.44-73.
[64] Папское дело помощи (ит.) – организация, субсидируемая Конгрегацией восточных церквей.
[65] Simon II, 103.
[66] Список получен от историка С. Кудрявцева из Читы.
[67] РК, 43.
[68] См.: Русский центр. - // Русский католический вестник, 1952, №4. – с. 22.
[69] Simon I, 27.
[70] Во Франции салат оливье называется «salade russe» (русский салат).
[71] Simon II, 180.
[72] ОБ - № 4, 1951.-С.1.
[73] СвГ, 38.
[74] РК1.
[75] Дид,61-65.
[76] ОБ, апрель 1951 г. – С. 1.
[77] Россия и Вселенская Церковь.-1953, №6.-С. 6.
[78] Логос , № 48 1993.- СС. 9.
[79] Simon II, 165.
[80] Шаховской Иоанн (1902-1989) – архиепископ Американской православной греко-католической церкви в США (независимой от РПЦ МП).
[81] О. Всеволод Рошко и о. Александр Мень. Переписка //Вестник РХД №165 II — 1992 с. 44.
[82] ДIIВс, 156.
[83] Гавр, 46.
[84] Гавр, 54.
[85] Служебник латинского обряда.
[86] ЭЦМ, Письмо из Руссикума, июнь, 1969 г. – С. 2.
[87] Gstrein H. 75 Jahre Russucum – Was nun?//G2W,№ 12,2004.- S.18.
[88] Simon I, 37.
[89] Зеленую мантию носит в Русской церкви только Патриарх. В феврале 2004 г. автор очерка пытался выяснить какого цвета в действительности была эта мантия, но сведение о ней у префекта храма Сан-Антонио не оказалось.
[90] КП, 311.
[91] I съезд по этой хронологии состоялся в 1950 г.
[92] ЭЦМ, Доклады II съезда в Русском Апостольстве подвизающихся духовенства, монахинь и мирян. – Рока-ди-Папа 5-8 октября 1970 г.- С. 10.
[93] Там же .- С. 18-23.
[94] http://www.christendom-awake.org/pages/ttindalr/hnilica.htm
[95] Рошко, 162.
[96] Рошко, 164-165.
[97] ВП, № 15, 1978.- С. 8.
[98] Рошко, 169.
