|
Введение.
Одним из существенных вопросов, снова и снова занимающих экуменическое богословие, является положение папства внутри экумены. Если ранее многие церкви и церковные общины были склонны видеть как в самом папстве, так и в связанных с ним юрисдикционном примате и учении о папской безошибочности в вопросах веры (infallibilitas) cкорее препятствие для экумены, чем ее мотор, то в последнее время наметилась определенная переоценка этой проблемы. На многочисленных съездах и конференциях серьезно обсуждается вопрос о созидательной роли церковного единства, как оно представлено папством (1). Как ни один папа до него Иоанн Павел II постоянно подчеркивал значение экуменического движения, поддерживая и поощряя его в том числе с помощью неоднократных символических жестов. Конкретным примером этих усилий на экуменическом поприще, красной нитью проходящих через всю его предшествующую деятельность, является энциклика «Да будут едины» («Ut unum sint» - UUS) от 25 мая 1995 года, в которой он впечатляюще обрисовывает важность экуменического проекта (2).
В этой энциклике он подвергает подробному анализу институт папства и в связи с ним вопрос о примате римского епископа (§§ 86-97). При этом Иоанн Павел II недвусмысленно просит вносить предложения, которые помогли бы определить положение папы в экумене в приемлемой для всех форме («Я убежден, что на мне лежит в этом отношении особенная ответственность, прежде всего когда я вижу неподдельную экуменическую заинтересованность большинства христианских общин и воспринимаю обращенную ко мне просьбу найти форму осуществления примата, которая, ни в коем случае не отказываясь от существа своей миссии, одновременно открывалась бы новой ситуации... Пусть Св. Дух дарует нам свой свет, просвещая всех епископов и богословов наших церквей, чтобы мы со всей очевидностью смогли совместно найти формы этого служения, которые сделали бы его общепризнанным служением любви.» (USS, §95). «... Не могла бы реально существующая между нами, хотя и несовершенная, общность побудить ответственных церковных деятелей и богословов вступить со мною в братский терпеливый диалог на эту тему, по ходу которого мы могли бы оставить в стороне бесплодную полемику и выслушать друг друга, имея при этом ввиду исключительно волю Христа в отношении Его Церкви и проникаясь Его молитвенным призывом... и они да будут в нас едино, - да уверует мир, что ты послал меня.(Ин 17, 21)» (USS §96)).
Автор настоящей статьи считает своим долгом последовать призыву Папы и представить в этой связи конкретные предложения, тем самым отмечая 25-летний юбилей его понтификата. Это должно произойти в два этапа: в первой части предстоить изучить и проверить в качестве богословского фундамента из области патристики высказывания одного из крупнейших пап церковной истории Св. Григория Великого, со дня чьей кончины исполняется вскоре 1400 лет(12 марта 2004), на тему «Положение Папы, Епископа Рима». На этой основе во второй части статьи будут выдвинуты конкретные предложения, призванные очертить положение Папы по отношению к различным церквям и церковным общинам.
1. Папа Григорий I Великий.
О его жизни и трудах уже столь много написано (3), что представляется излишним распространяться здесь об этом. Те части Corpus Gregorianum, чье авторство несомненно, принадлежат к наиболее значительным по объему произведениям папской литературы; в дальнейшем должна быть приведена и прокомментирована небольшая подборка тех отрывков из его сочинений, которые наиболее значимы для описанной выше тематики и могут быть объединены в две группы ( во-первых это комментарии, проповеди и уставные правила, во-вторых избранные откомментированные письма (4)).
1.1 Комментарии, проповеди и уставные правила.
В наиболее обширном комментарии Папы Григория, насчитывающем 35 книг, в «Моралиях» (Moralia) на книгу Иова, бросается в глаза, что Апостол Петр приводится в меньшей степени в качестве новозаветного примера власти и авторитета, но скорее в центре внимания стоят его чисто человеческие черты, его сильные и в особенности его слабые стороны (5). Многие отрывки в деталях освещают отречение Петра от Иисуса: «Не потребовалось наказаний, угроз или устрашающего насилия со стороны какого-либо определенного человека, но хватило всего одного единственного вопроса слуги, чтобы он (т. е. Петр) пал. И чтобы сильный пол раба не выглядел угрожающим, искушение пришло в виде вопроса рабыни. И чтобы слабость пола предстала еще более уничижительной вследствие низости отправляемой должности, спрошен он был не просто рабыней, но рабыней, бывшей всего-навсего привратницей. Видите ли, насколько «презренна» выбранная орудием искушения персона, чтобы стало явным, как велика была возобладавшая над ним по причине страха слабость, так что он был даже не в силах вынести голос привратницы.» (Mo17, 31; см. также Mo 9, 34, 74...; 8, 15, 5...; 22, 20, 30... ). Более беспощадное обнажение несостоятельности Петра, чем приведенное выше, представляется едва ли возможным. В последующем тексте показывается, что лишь благодаря сошествию Святого Духа на праздник Пятидесятницы Петр превратился из человека со слабостями и ошибками в уверенного в себя руководителя апостолов (см. Деяния 5, 41...).
Следующее примечательное место по вопросу авторитета и руководящих качеств апостола Петра находится в Mo 28, 11, 41...: «Противостав смелой речью авторитету руководителей, Петр послушался затем в смирении сердца совета Павла не принуждать язычников к обрезанию. Так силою своего авторитета подвизался он против своих противников, ничего не принимая на веру, не будучи уверен сам... и в то же время в смиренной кротости выказывал послушание даже и меньшим его собратьям, если только данный ими совет был верен... И действительно мы видим, что линия Петра состояла в соблюдении равновесия между авторитетом и смирением, так чтобы с одной стороны наш дух не упустил по причине робости подобающую ему возможность раскрытия, с другой же стороны не переступил бы в надмении отведенные ему границы» (6). Личность, облеченная руководством, должна непременно поддерживать в общении с окружающими правильный баланс между авторитетом, коллегиальностью и смирением, чему служит также и готовность принять обоснованные предложения «нижестоящих».
В качестве примера, призванного проиллюстрировать стиль руководства Петра как «от Бога поставленного верховного предстоятеля Церкви» (7), описывается его применяющееся к ситуации поведение и вытекающие отсюда различия в подходе к разным людям. Образцом служит при этом встреча апостола Петра с одной стороны с капитаном Корнелием и с другой стороны с Ананием и Сапфирой (Деяния 5, 1-11), (Мо 35, 8, 50...).
Классическое место в защиту папского примата приводится в «Моралиях» лишь однажды (Мо 35, 8, 50...), причем оно используется там не для обоснования примата Петра, но истолковывается в связи с местом из книги Исхода (Исх 33, 21) как указание на твердость веры, исповеданной Петром. Такого рода толкование было общепринятым в тогдашней антиохийской школе библейской экзегезы. Далее следуют некоторые выразительные места из Моралий, наиболее обширного произведения св.Григория.
Толкования на книгу пророка Иезекииля, возникшие в 593-594 годах, вновь останавливаются на несостоятельности Петра, выразившейся в троекратном отречении им от своего Господа. Однако не забывается и то, что вопреки этой слабости Господь отвел Петру почетное место (Толкования на Иез 2,3, 112...). Наиболее значительное место о Петре в Толкованиях на Иезекииля подробно описывает спор из-за обрезания язычников, произошедший между Петром и Павлом в Антиохии (Гал 2, 11-14): «Одушевленный великой ревностью о вере, Павел отказался выполнять предписания закона «по плоти» и запретил язычникам обрезание. И когда апостол Петр пожелал сохранить обычай обрезания, Павел противостал ему лицом к лицу и сказал, что в этом вопросе он небезупречен... Однако же с другой стороны, когда первый среди апостолов наставлял своих учеников во многих вопросах, то, увидев при этом, что некоторые старались настроить их против писаний Павла, он встал на его защиту(2 Петр 3, 15...) ...Заметь, что Павел в своих посланиях считает Петра небезупречным. Заметь также, что Петр в том, что им написано, объявляет Павла достойным восхищения. Конечно, Петр не похвалил бы Павла, не прочитав перед тем его посланий. Но читая их, он должен был натолкнуться также и на то место, где Павел попрекает его. Будучи другом истины, он одобряет упреки и соглашается с тем, что ему именно там воспротивились, где он должен был бы сам придерживаться иного мнения. Он показал, что готов к согласию с братом, уступающим ему по достоинству, и послушался в этом вопросе того, кто был меньше его, чтобы, будучи первым среди апостолов, первенствовать также и в смирении.» (Толкования на Иез. 2,6, 183.266). Со смирением и благоразумием присоединяется Петр к мнению Павла и принимает его критическое отношение к своей позиции, хотя как первый и верховный среди апостолов он мог бы отклонить «последнего из апостолов» Павла и его критику. Но так как он счел критику Павла оправданной, то он и изменил свое мнение. Снова и снова подчеркивает Св. Григорий в своих трудах, как прекрасно и с каким тактом Петр разрешил конфликт, выставляя его поведение как образец, причем и здесь «humilitas» Петра отводится решающая роль. Понятие смирения («humilitas» (8)) играет центральную роль в творчестве Св. Григория: оно является ключом к ровному и братскому обращению друг с другом, идет ли речь о начальнике или о подчиненном.
В «Пастырских правилах» («Regula pastoralis»), написанных в 591 году, пожалуй наиболее известном произведении Св. Григория Великого, интенсивно обсуждается отношение между начальником и подчиненным, авторитетом и коллегиальностью, личным и коллективным разрешением конфликтов, а также осуществляется анализ различных типов личности. Тем самым вскоре после избрания его папой Григорий Великий, критически анализируя собственный опыт, составил первое пособие для духовников, своего рода первое «зеркало епископа» и первое пастырское пособие в истории латинской патристики. Так же и в «Пастырских правилах» он снова разбирает поведение Петра на примере уже описанных ситуаций, чтобы прийти к следующему примечательному выводу: «Итак тогда хорошо исправляется высшая должность, когда предстоятель властен более над своими ошибками, чем над братьями. Предстоятелям следует с неослабевающим упорством стараться тем тщательнее обуздывать в себе сознание своей власти, чем больше эта власть проявляется вовне, иначе она завладеет всеми их мыслями и соблазнит их к наслаждению ею».(Reg. past. 2,6).
В Толкованиях на Евангелия, возникших в 590-591 годах, слабость Петра, проявленная им во время процесса Иисуса, комментируется в том смысле, что тот, кому позднее было назначено стать верховным предстоятелем церкви, должен был увидеть и испытать на собственном опыте, сколько понимания и сочувствия требуется от него в подобных ситуациях по отношению к другим и соответственно с какой чуткостью он должен вести себя сам (Hom. in. Ev. 21,4...). С той же последовательностью Григорий не останавливается и перед тем, чтобы вскрывать и в резкой форме обличать пастырские просчеты у себя самого и своих коллег епископов, прежде всего в семнадцатом толковании, единственном, которое было зачитано не перед народом, а перед собратьями-епископами («Мы скатились к мирским делам... нам нет больше дела до благовествования. И мне кажется, как бы для нашего собственного наказания назначают нас епископами. Мы носим это звание только ради почести, а не на основании наших заслуг. Ибо те, кто отдан был нашему попечению, покидают Бога, и мы молчим о том...»).
1.2 Послания («Registrum epistolarum»).
Бесценным свидетельством воззрений и конкретных действий Св. Григория в качестве папы является его обширное собрание посланий (всего около 850). Прежде всего это официальные и частные послания к епископам, к императору, к высокопоставленным правительственным чиновникам и членам правительства, а также к друзьям, помогаюшие составить четкое представление о теоретической подоплеке и практическом осуществлении римского примата с точки зрения Григория Великого. Очевидно, что для настоящей статьи они представляют непосредственный интерес, хотя в связи с обширностью имеющихся в распоряжении текстов приходится ограничиться несколькими примерами.
В третьем письме к епископам Истрии, которые по причине «спора трех глав» прервали общение с Римом (585-586 гг.), Св. Григорий, тогда еще дьякон и секретарь своего предшественника Папы Пелагия II (579-590 гг.), вновь использует разногласие между Петром и Павлом в Антиохии как повод, чтобы на основе последовавшего исправления неверной позиции Петра сделать выводы в отношении его преемников, не оспаривая при этом их властных полномочий из-за спора трех глав: «Неужели следует, возлюбленные братья, отвечать князю апостолов Петру, когда он впал в противоречие с собою: «Мы не желаем слышать того, что ты говоришь, ибо перед тем ты проповедовал иное?». Итак если в вопросе трех глав возвещается одно, пока ищется истина, и другое, когда истина уже найдена, почему же перемена мнения вменяется в преступление этому престолу, который смиренно почитает вся Церковь в лице его основателя? Не перемена мнения, но непостоянство помыслов достойны осуждения... Не слова, но существо дела следует принять во внимание» (9). Св. Григорий колеблется между желанием с одной стороны оградить папу от какого-бы то ни было противоречия с Халкидонским собором, признавшим православие «Трех глав», и с другой стороны собственным убеждением в том, что папа действительно допустил ошибку, по крайней мере в верном словоупотреблении, поскольку папа Вигилий (537-555 гг.) подписал акты V Вселенского собора, на котором «Три главы» были осуждены. Стремясь оправдать это неоднозначное поведение, Св. Григорий не останавливается и перед утверждением, что сам князь апостолов Петр заблуждался в свое время. Если же Петр в противоположность Павлу мог заблуждаться в течение некоторого времени по такому существенному вопросу, то следует полагать, что с точки зрения Св. Григория также и преемники Петра не застрахованы подчас от ошибок. Это высказывание в устах представителя папы, призванного отстаивать принцип папской власти, является пожалуй что беспримерным, равно как и его историческое обоснование.
Синодальное послание Св. Григория (Еp. I, 24) по случаю его интронизации в качестве епископа и патриарха Рима адресовано четырем восточным патриархатам в их канонической последовательности вслед за Римом (Константинополь, Александрия, Антиохия и Иерусалим). В своем послании Григорий пытается сформулировать в стиле одновременно написанных им Пастырских правил общие установки, предназначенные поддержать духовника в исполнении его должности; при этом он не присваивает себе каких-либо специальных прав как папа, но, особо не выделяясь, становится в один ряд со своими собратьями по епископскому званию.
Центральными для тематики римского примата являются все те письма из собрания, которые посвящены спору вокруг титула «Экуменический/Вселенский». Вначале коротко о предыстории спора. На синоде 588 года константинопольский патриарх Иоанн Постник присвоил себе титул экуменического патриарха и использовал его официально в своих документах. Как только предшественник Св. Григория, Папа Пелагий II, получил в свое распоряжение материалы синода, он тотчас же аннулировал часть из них, содержавшую предосудительный для Рима титул, так как он видел в нем претензию Константинополя на полное равноправие с Римом в богословских и правовых вопросах. Когда тот же титул был вновь введен при Св.Григории, последний в свою очередь счел себя обязанным возвратиться к этому вопросу и подробно осветить его, исходя из своей позиции.
В пятом послании к императору Маврикию (Ep. 5, 37) Cв. Григорий пытается убедить в большой опасности, исходящей от титула, используя следующие доводы:
- Единство Церкви находится под угрозой и вместе с ним гражданский мир государства.
- Даже князь апостолов Петр не именуется вселенским апостолом, хотя ему было поручено руководство всей Церковью, а также власть вязать и решить.
- Если кто-либо в Церкви украшает себя подобным титулом, тем самым занимая верховное положение и делаясь судьей надо всеми прочими, то как следствие вся совокупная Церковь в ее нынешнем состоянии рухнет, стоит только пасть тому, кто именует себя «вселенским». Этот поразительный с экуменической точки зрения довод папы Григория Великого выставляет в интересном свете позднейшее развитие по направлению к догматам безошибочности и юрисдикционного примата папы, которое предполагается достаточно известным, чтобы не требовать дальнейшего изложения (10).
- Этот титул не приличествует ни одному епископу или патриарху, разве что в крайнем случае одному епископу Рима, будучи предложен ему на Халкидонском соборе в 451 году (см. спорный 28 канон этого собора). Но никто из римских епископов не принял официально этого титула, чтобы тем самым не задеть честь собратьев неподобающим образом, ибо в противном случае один был бы непозволительно возвышен над остальными братьями.
- Христос и никто другой есть единственный глава Церкви (ср. Ефес 4, 15...).
- Только бывший «ангел Люцифер» желал стоять выше всех прочих, за что и был низвержен.
- Противоположностью «сатанинской гордыне» (superbia) является «смирение Христово» (humilitas Christi); в противовес «экуменическому патриарху» прививается введенное Св. Григорием обозначение «раб рабов Божиих» (servus servorum Dei).
Эти доводы против титула «вселенский патриарх» встречаются во многих больших посланиях Св. Григория (11). Невзирая на то обстоятельство, что такой титул уже неоднократно давался как епископам Рима, так и патриархам Константинополя (в том числе в смысле епископа экумены = епископа имперской столицы), и потому латинский перевод «universalis» («вселенский») исторически не вполне корректен (12), тем не менее это противостояние показывает, что Св. Григорий стремился без задней мысли к сохранению епископской коллегиальности, а не к укреплению чьего-либо одностороннего авторитета.
С той же последовательностью Св. Григорий причисляет союз патриархатов друг с другом к своим основным задачам. Убедительным примером его искреннего стремления к подобному союзу, прежде всего что касается трех «петровых» патриархатов Рима, Александрии и Антиохии, является послание, направленное им в июле 597 года александрийскому патриарху Евлогию (Ep 7, 37), в которых он видит три престола Петра и их трех предстоятелей слитыми воедино в лице князя апостолов. Согласно Св. Григорию на основе этой троякой, точнее будет сказать, утроенной принадлежности Петру три епископа разделяют также уважение и авторитет, подобающие князю апостолов: «... Тем не менее я охотно принял все, сказанное им о престоле Петра, потому что он сказал мне нечто о «кафедре Петра», сам занимая его престол... (Петр) сам возвысил престол, почитавшийся им достойным того, чтобы обрести на нем покой и завершить свою земную жизнь (т.е. Рим). Он сам выделил тот престол, на который он послал своего ученика евангелиста (Марка) (т.е. Александрию). Он сам утвердил престол, на котором он восседал семь лет, пусть и покинул его позднее (т.е. Антиохию). Так как одному единственному принадлежит престол..., я приписываю себе все доброе, что слышу от вас; если же вы что доброе находите во мне, причисляйте это к вашим заслугам, ибо мы все едины в говорящем: «...да будут все едины: как Ты, Отче, во мне, и я в Тебе, так и они да будут в нас едино» (Ин 17, 21, библейский девиз экумены!) (13).
Важнейшим и наиболее впечатляющим документом по вопросам примата и титула «вселенский» является без сомнения восьмое послание к патриарху Евлогию (Ep 8, 29), содержащее то знаменитое место, где папа Григорий отклоняет предложенный ему Евлогием титул «вселенского папы». Когда Евлогий уступает требованию Св. Григория никому более не присуждать этого титула со словами «По Вашему повелению»,
Св. Григорий немедленно пишет ему в ответ: «Я прошу Вас не прибегать, общаясь со мною, к подобному слову, ибо я знаю, кто есть я и кто Вы. По рангу Вы мне брат, что же касается морального авторитета, отец. По этой причине я не давал никакого повеления и только желал сообщить, что представлялось мне целесообразным». Затем следует отклонение титула: «И вот в начале послания, которое Вы направили как раз мне, то есть тому, кто желал воспрепятствовать употреблению этого титула, Вы обращаетесь ко мне с тем же высокомерным словом, называя меня «вселенским папой». Я прошу Ваше достохвальное Святейшество не делать этого впредь, ибо тем самым Вы лишаетесь чести, которая оказывается другому в большей мере, чем этого требует разум. Не на словах, но в исправлении моего характера хотел бы я достичь успеха. Нет мне в том никакой чести, если я вижу, что мои братья теряют свою честь. Моя честь заключается в чести всей Церкви. Моя честь заключается в непоколебимой силе моих собратьев... Называя меня «вселенским папой», Вы, Ваше Святейшество, отрекаетесь от того, чем сами по сушеству являетесь, поскольку признаете меня «вселенским». Да не будет того! Отметем слова, раздувающие тщеславие и уязвляющие нашу братскую любовь» (14).
Эти задевающие за живое слова папы говорят сами за себя и не нуждаются в комментарии.
В некоторых посланиях можно найти однозначные высказывания в смысле юрисдикционного примата, причем характерно, что адресаты находятся по большей части в западной половине империи (то есть на территории, входящей в юрисдикцию римского патриархата в широчайшем смысле этого слова), порою однако также в «западно-восточной пограничной области», смежной с Константинопольским патриархатом, в восточной Иллирии (к примеру, epp. 2,39; 3,30; 4,41; 6,14; 9, 26; 13;38). Только в одном случае вмешивается Св. Григорий в споры внутри пределов Константинополя (третье послание к патриарху Иоанну Постнику от июля 593 года (Ep. 3,5)), поскольку обращение последовало к нему лично. На основе немногих приведенных примеров из его переписки становится ясно, что в отношении к четырем восточным патриархатам он подчеркнуто воздерживается от высказываний, которые ближе описывали бы его иерархическое старшинство. Он поступает так, чтобы именно в связи со спором о титуле и из искреннего уважения к четырем другим патриархам избежать любого обозначения, которое могло бы включать в себя (юрисдикционный) примат, энергично подчеркивая единство и равенство епископов во Христе, всегда бывшие его требованием (15).
Св. Григорий проявляет себя как умный руководитель также и в переписке с епископами западной части империи, используя напрямую свою руководящую позицию лишь в случае необходимости. Знамениты его для тогдашнего времени в высшей степени современные высказывания, касающиеся инкультурации христианства. Поручая своему ученику Августину проповедовать среди англо-саксов, он настоятельно просит его учитывать в должной мере привычки тамошних «язычников» и использовать их с умом в рамках миссионерской программы; аналогичным образом он обнаруживает чутье и подвижность в вопросе о процедуре водного крещения (первое послание к севильскому епископу Леандру (ep. 1,41)). Наконец в посланиях Григория Великого можно найти интересные указания по до сих пор актуальной проблеме выборов епископов, а также епископских назначений в Католической Церкви (16).
Ввиду вышеприведенных мест не должно удивлять, что многие реформаторы и позднейшие некатолические богословы выражали высокую оценку Св. Григория и охотно использовали в своей полемике против папства эти для одного из его представителей скорее необычные высказывания. В качестве примера можно назвать Мартина Лютера, Филиппа Меланхтона, Иоанна Кальвина, классиков англиканского богословия ( Ричарда Хукера, Уильяма Тиндаля, Джонна Джуэла, Томаса Кранмера). Игнац Деллингер и католические апологеты, к примеру Барониус и Беллармин, вынуждены были постоянно заниматься этим вопросом. Более подробный анализ этих споров представляется здесь излишним (17). Ради полноты следует еще коротко упомянуть три полемических богословских трактата, чьим единственным аргументом против папства является позиция Григория Великого: М. И. П. Стъют написал около 1715 года сочинение с характерным названием «Григорий Великий, Папа-лютеранин.» Французский аббат Рене Франсуа Гете (1816-1892), отстаивавший идеи галликанизма и в конце концов присоединившийся к греческой Православной Церкви, составил в 1861 году памфлет, в котором Григорий снова приводился как пример «доброго старого времени» древней Церкви в противовес современному папству XIX столетия. Наконец Иосиф Рейнкенс, католический профессор церковной истории и позднее первый епископ старо-католиков, подвергает резкой критике «злоупотребление» восьмым посланием (Ep 8,29) в документе «Pastor Aeternus» первого Ватиканского собора, где была догматически закреплена безошибочность папы.
Как гласит третья глава догматической конституции «Pastor Aeternus» о юрисдикционном примате папы, «эта власть верховного первосвяшенника не в чем не ущемляет регулярную и непосредственную власть, вверенную епископам. Более того верховный пастырь признает, упрочивает и защищает ее, как говорил уже Св. Григорий Великий: "Моя честь это честь всей Церкви. Моя честь это полная сила моих братьев. Я тогда поистине почтен, когда каждому оказывается должная ему честь."». В целом эта цитата Св. Григория несомненно вырвана из контекста: с одной стороны правильно приводить этот пассаж, образцово подчеркивающий самостоятельность и равноправие епископов, в пользу их юрисдикции, однако с другой стороны смысл этой фразы Св. Григория состоит, как известно, как раз в ясном отклонении обозначения «вселенский папа» (papa universalis), присвоенном папе Григорию Евлогием, в то время как «Pater Aeternus» кульминирует в известном положении о безошибочности папы. Этот пассаж был включен в постановление собора при посредничестве балтиморского архиепископа Мартина Сполдинга (1810-1872 гг) для успокоения озабоченных епископов соборного меньшинства и является единственным разделом конституции, упоминающим права епископов по отношению к папе.
В целом обширное собрание посланий папы Григория Великого отображает его искреннее старание наилучшим образом сочетать авторитет и коллегиальность, чтобы осуществлять подлинное руководство с согласия всех.
2. Практические выводы для современного папства в контексте экумены.
Каким образом можно сделать плодотворным это драгоценное завещание Св. Григория Великого, единственного церковного учителя среди пап, в сегодняшнее время?
2.1 Единство с православными и восточными Церквями.
Как раз обширная переписка Григория Великого с четырьмя патриархатами Востока заставляет вспомнить идею пентархии (этот папа обладает большим авторитетом также и в восточных Церквях; его знают там под прозвищем «Григорий хо Диалогос» (по-русски Григорий Двоеслов), имея ввиду написанные им «Диалоги»; Литургия преждеосвященных даров в Восточной Церкви носит его имя). Выражение «пентархия» обозначает каноническую власть пяти патриархатов древней Церкви (в следующей иерархической последовательности: Рим, Константинополь, Александрия, Антиохия, Иерусалим) над всем (тогдашним) церковным миром, как она сложилась в эпоху до Халкидонского собора (451 год). Эта патриархальная структура впервые намечается в шестом каноне Никейского собора 325 года.
Здесь опять-таки не место излагать в деталях историю и богословское обоснование пентархии; тем более что это уже сделано в основополагающих работах В. де Фриза (18) и Ф. Габауэра (19). Названные авторы, а также другие богословы (20) рассматривают укрепление или возрождение патриархально-пентархической структуры в качестве реальной возможности существенного сближения между католической и православной церквями вплоть до их воссоединения. С православной стороны пентархическая модель представляется единственной конкретной возможностью «воссоединения» или взаимного признания церковного единства (Communio) и связанного с ним евхаристического общения («communicatio in sacris»). Конкретно это бы означало: как это было повсеместно принято в первые века неразделенного христианства, Папа, епископ Рима и Патриарх Запада, получил бы снова первый ранг и председательство чести в пределах пентархии, принадлежащие со времен схизмы 1054 года патриарху Константинополя, вместе со всеми правами и обязанностями, которыми последний обладает в православии. Это означает, что одновременно с восстановлением первоначальной последовательности пентархии стало бы вновь возможным церковное единство (Communio) между обеими церквями-сестрами, которые живут в полном согласии как в том, что касается сакраментальной структуры Церкви, так и в отношении трехступенчатого иерархического порядка - Ordo (епископ-священник-диакон). В рамках церковного единства можно было бы дать взаимное официальное разрешение принимать участие в таинствах с учетом соответствующих требований, предъявляемых в отдельных патриархатах.
Что касается спорного юрисдикционного примата и послужившей поводом для многих дискуссий infallibilitas (безошибочности) папы, то с канонической точки зрения необходимо констатировать, что как юрисдикционный примат в смысле юрисдикции, так и infallibiltas в богословском смысле действительны «только» для римско-католической («латинской») Церкви и для католических восточных Церквей, принимая конкретную форму в зависимости от различных организационных структур Церквей, обладающих собственным правом (ecclesiae sui juris: латинская Церковь, патриархальная, архиепископская и метрополитская Церковь в случае католических восточных Церквей) (21). Итак, если примат юрисдикции и безошибочность обязательны лишь для римско-католической и греческо-католической Церквей и ни сам папа, ни католические канонисты и догматики всерьез задумывают или только обсуждают распространение примата за эти пределы, то ничто не препятствовало бы более единству с православными и древле-восточными патриархатами. Безошибочность и юрисдикционный примат остаются тогда «внутрикатолическим» установлением, не затрагивающим другие патриархаты в их юрисдикцинной самостоятельности (автокефалии), так что опасение слишком сильного положения папы внутри Православия не имело бы под собой почвы.
Вехи на этом пути могли бы быть поставлены уже в обозримом будущем на ближайшем всеобщем православном соборе, который подготавляется православными Церквями на протяжении последних сорока лет. Вследствие большого совпадения в богословских вопросах между католической и православной Церквями это был бы вполне реалистический шаг. Папа занял бы тогда почетное место, связанное с известными правами и обязанностями, которое в настоящее время отводится внутри православия экуменическому Патриарху Константинополя. Прекрасным образцом в этом отношении могли бы стать коллегиальные дух и стиль в обращении Григория Великого со своими собратьями во главе восточных патриархатов.
2.2 Объединение с Церквями и церковными общинами, стоящими в протестантской традиции.
Учитывая, что в вопросе о природе Церкви и о сакраментальной структуре церковного устроения, как и в остальных вопросах учения о таинствах соглашение пока что не представляется возможным, но что с другой стороны эти Церкви во все большем числе выражают готовность признать за папой роль «представителя христианства» (22), вполне осуществима была бы эта «функция» папы в рамках организационных структур «Всемирного совета Церквей». Так не только все Церкви, но в особенности все мировые религии оценили роль папы в иракской войне как роль «представителя христианства», однозначно отклонившего любое религиозное обоснование этого конфликта с христианской стороны. В организационном плане должно быть мыслимо предложить папе пост (почетного) президента Всемирного Совета Церквей (ВСЦ). Насколько для этого необходимо и целесообразно организацинное членство Католической Церкви в ВСЦ (число членов Католической Церкви превышает почти в три раза совокупное число всех членов Церквей, входящих в ВСЦ!), следует обсудить отдельно. Тем не менее при наличии доброй воли можно было бы и в дальнейшем найти соответствующие формы сотрудничества. С этим не связаны никакой контроль или юрисдикция в отношении Церквей, участников ВСЦ, напротив, это была бы почетная должность, адекватная положению папы и Католической Церкви, к которой причисляют себя 57 процентов всех христиан. Другие Церкви и церковные общины никак бы не ограничивались при этом в своем самоопределении в плане юрисдикции. Если одна из Церквей, входящих в ВСЦ, принимает решения, противоречащие представлениям папы(и сегодня эта ситуация периодически возникает в ВСЦ между отдельными Церквями-его членами!), то без сомнения можно будет создать соответствующие механизмы по улаживанию подобных конфликтов. Тогда на этой основе следует продолжить экуменические поиски согласия по остающимся спорным вопросам.
3. Мысли в заключение.
Эти предложения, набросанные исходя из католической перспективы, не претендуют никоим образом на полноту, но сознательно приглашают к дальнейшей дискуссии о конкретных формах, которые бы могло принять служение Петра в экумене с точки зрения различных Церквей и церковных общин. Возможным завершением этого дискусионного процесса могла бы однажды стать реальная организационная форма, которая бы представляла Церковь Иисуса Христа во внешних сношениях и поддерживала бы известную степень единства в лице того, кто является в обычном понимании, пожалуй что, главой крупнейшей христианской Церкви. Испонение этой задачи однозначно найдет свой центр тяжести в служении, так как истинное руководстсво возможно лишь в уравновешенном балансе между авторитетом, коллегиальностью и субсидиарностью. Это служение на благо церковного общения (Соmmunio-Koinonia) отвечало бы в высокой степени устремлениям Св. Григория Великого, той личности, которая уже в те времена вплотную приблизилась к сегодняшнему экуменическому представлению о папстве (23) как объединяющем моменте внутри христианства (24) и которая может показать, что примат и экумена вполне способны к симбиозу(25).
|
|