|
Нашу УГКЦ можно условно поделить на «патриархальников» и «не
очень». Если первые уже несколько десятилетий упорно борются за украинский
патриархат в Католической Церкви, то вторые (хотя в большинстве своем и не
являются его противниками) с детским доверием ожидают официального утверждения
нашего патриархата Апостольским Престолом. В подсознании последних патриархат
ассоциируется с насильственной «ревизантинизацией» латинизированного, но все же
родного обряда, которую они представляют в виде попыток возродить «чистый»
византийский обряд.
Подозрительным для «латинофилов» является, прежде всего то,
что патриархальники как будто бы добиваются большей независимости нашей Церкви,
а это пахнет нарушением единства с Апостольским Престолом и возвращением в
ненавистную «схизму».
Наоборот, «пролатинская» часть УГКЦ, за которой стоят,
прежде всего, отцы василиане, подозревается «византинофилами» не более и не
менее, чем в предательстве родной Церкви и скрытых намерениях окончательно ее
латинизировать. На самом деле, экклезиологические позиции обеих сторон
отличаются скорее своими векторами, чем их смыслом: византинофильские и
латинофильские представления о Церкви имеют больше общего, чем это кажется на
первый взгляд; они даже являются вполне тождественными.
А может ли быть патриархат при современном учении о
Католической Церкви?
Уже давно сложилась парадоксальная ситуация с поминовением
или неповиновением патриарха на Литургии. Если такого поминают, тогда он должен
обязательно существовать. А если это так, тогда попытки достижения патриархата
увенчались успехом. Но это не так – экклезиологический факт, который трудно
отрицать даже наибольшим сторонникам украинского патриархата. Что же именно
должно быть бесспорным критерием или доказательством существования патриархата?
На это могут быть даны разные ответы – в зависимости от того, какого именно
патриархата мы хотим: настоящего ли патриархата, или только его названия, чтобы
успокоить в себе чувство, как мы считаем, собственного оскобленного
византийства.
Восточные патриархи в Католической Церкви существуют на
Ближнем Востоке, но, к сожалению, только на бумаге. Они не являются
автокефальными (т.е. самостоятельными), как это имеет место в Православной
Церкви и как это было в Католической Церкви до великого раскола между Западной и
Восточными Церквами. Современное правовое положение Восточных Католических
Церквей – в том числе и таких, во главе которых стоит патриарх -
регламентируется Кодексом Канонов Восточных Церквей (ККВЦ), который фактически,
с экклезиологической точки зрения, является ничем иным, как приспособленным к
византийскому обряду кодексом латинского церковного права (Сodex Iuris Canonici)
и оставляет без внимания восточную экклезиологическую традицию. В современной
католической экклезиологии помесная Церковь рассматривается лишь как часть
Вселенской Церкви (ecclesia universalis) со всеми вытекающими последствиями.
Отсюда, патриарх в ККВЦ является лишь наместником, или представителем Римского
папы в своей Церкви, поэтому папа как Глава Коллегии Епископов имеет высшую
власть во всей Церкви (ср. каноны 42-54). Так, патриарх «обязан подавать отчет о
состоянии Церкви» (канн. 92, § 3) папе. Патриарх обязан оказывать Епископу Рима
«верность, уважение и послушание» (кан. 92, § 1) – а это понятия, которые можно
классифицировать как типичные признаки отношений подданного и господина.
Наибольшим недостатком этих канонов есть то, что в них не берется во внимание
тот историко-экклезиологический факт, что «классические» патриархаты не были
подчинены Римскому патриарху, который был лишь «первым среди равных» и имел
«первенство чести» между иными патриархатами. Канон 57 ККВЦ ставит само
существование патриархатов в полную зависимость от папы Римского, ибо
«основание, возобновление, изменения и упразднение патриарших Церквей закреплено
за высшей властью Церкви».
Рим признает нашу Церковь хотя и не патриаршей, но все-таки
Церковью, глава которой имеет титул Верховного Архиепископа и почти те же самые
права в своей Церкви, что и патриарх. Это обозначено в каноне 152. Поэтому,
признание украинского патриархата Римской Церковью, по сути, нечего не изменило
бы в факте подчинения УГКЦ Римскому престолу. В Католической Церкви
существование настоящего патриархата является просто невозможным, пока остается
в силе то церковное право, а самое главное – та юридическая экклезиология
второго тысячелетия с ее стержневой категорией власти (лат. potestas), которая
приравнивает Церковь, Тело Христово, к светскому обществу с его механизмом
функционирования.
После отделения Римского патриархата от восточных патриархов
латинский Запад, которому уже было не нужно с ними считаться, развил, с целью
внутренней консолидации в борьбе Западной Церкви за независимость от светской
власти, романоцентрическую экклезиологию (Грегорианская реформа), где Римский
папа стал единственным сверхпатриархом, которому подчинялись все епископы.
Центральную роль в этом процессе сыграло новое кодифицированное церковное право,
куда вошли папские декреталии с отраженными в них представлениями Римских
епископов о собственной полноте власти (plenitudo potestatis) в Церкви. В этом
церковном праве все епископы стали фактически наместниками (vicarii) папы в
доверенных им частях Церкви, поэтому термин партикулярная церковь (ecclesia
particularis) и используется до нынешнего времени в латинской экклезиологии для
обозначении диоцезии (епархии). Именно это церковное право остается в силе до
сего времени – по крайней мере, в том, что касается его экклезиологических
оснований. Они были сформулированы на I Ватиканском соборе 1869-1870 гг. как
догматы о юрисдикционном примате и безошибочности папы Римского, и также, к
сожалению, были подтверждены II Ватиканским собором 1962-1965 гг.
Поэтому, УГКЦ для того, чтобы стать настоящей Восточной Церковью, не нужен
какой-либо маргинальный псевдопатриархат. Ей нужна автокефалия – т.е.
возвращение к экклезиологическим реалиям времени перед великим расколом между
Востоком и Западом, реалиям, которые и теперь существуют в Православии.
Разумеется, наша церковная независимость не должна стать еще
одним расколом в Христовой Церкви. Поэтому речь идет не о полном разрыве с
Римом, а про обретение наших естественных прав, которые принадлежат Восточной
Церкви. Нужно не отрицать Римский Петровый примат вообще, а привести его в
разумные рамки экклезиологии общения (гр. koinonia, лат. communio), которая
царила в Церкви до великой схизмы. В соответствии с этим учением, центром Церкви
является Христос – глава Своего Евхаристического Тела, видимо-невидимой Церкви.
Каждый епископ, как глава евхаристического собрания, является Его наместником, а
точнее – иконою Христа, поэтому даже патриарх может быть между епископами лишь
«первым среди равных». Позднее латинское учение о Церкви на несторианский лад (еретики-несториане
делят Христа на два лица – божественное и человеческое) отделяет видимую Церковь
от невидимой и делает центром и главой видимой Церкви папу Римского.
Как только Католическая Церковь реформируется изнутри,
воссоединение с Православием станет реальностью. Историческая миссия Восточных
Католических Церквей заключается в том, чтобы Западная Церковь перестала считать
собственную версию Римского примата за истину веры Вселенской Церкви.
Первым и неминуемым шагом до осуществления единства Церквей
должно стать упразднение действующего церковного права, которое хотя и
существует в виде кодекса всего полтора десятилетия, однако, учитывая
экклезиологические требования времен экуменизма, уже обветшало и стало тормозом
для обретения экклезиологической самобытности Восточных Католических Церквей.
Эта цель может быть достигнута лишь их совместными усилиями.
Оригинал статьи
UA
©
Перевод на русский язык, С. Голованов, 2006. |
|