* * *

Прошло ровно 17 лет после нашей последней встречи. Время небольшое, но сколько изменений принесло оно?! Многие из участников последнего съезда[2] отсутствуют: одни отошли в вечность, и мы оплакиваем в душе понесенную утрату - среди них могикане и пионера русского католического дела о. прот[оиерей] Сипягин[3], о. прот[оиерей] Алекс[андр] Волконский[4] и др., память о которых всегда будет дорога русским католическим поколениям; некоторые бурей последних военных и политических пертурбаций унесены в страны так называемого "Восточного блока"; многие не могли прибыть в Рим за дальностью расстояния; а собравшиеся видят себя убеленными сединами старости... С другой стороны мы видим среди нас новые лица, новых людей. Притягивающая сила католической идеи всегда будет привлекать к себе новых работников на ниве собирания христиан вокруг Римского Престола.

Течение времени коснулось всего и всех, и даже наша русско-католическая работа, идеологически никогда не стареющая, в свете проделанной практики приобретает новый смысл, требует новых форм, новых перспектив.

До сих пор она проходила между двумя, я бы сказал, крайними антиподами, которые нюансировали пастырскую деятельность каждо­го отдельного священника. Мы и возьмем для наглядности именно два крайних направления, оставив в стороне так называемые средние и умеренные течения, приближающиеся то к одной, то к другой крайности. Каждое из этих течений может иметь среди нас своих сторонников.

Единственным общим руководящим началом в нашей работе являлась и является польза католического дела. Этой исходной точки придерживался каждый из нас, часто предоставленных в своем пастырском служении самому себе.

* * *

Первое направление нашей работы, направление "официального порядка", применяемое на протяжении столетий поколениями католических миссионеров, состоит в обращении православных в католичество в самом буквальном, прямом и подлинном смысле этого слова, со всеми вытекающими из него формами, способами методами работы. Осознание католической истины, исповедание католической веры, осуждение прошлых заблуждений, принятие католичества восточного обряда и т. д., служат классическими способами работы такого направления. Каждый новый конвертит является мерилом деятельности и свидетельством успешности в работе.

Оторвать от Православной Церкви как можно больше верующих путем прозелитизма, ослабить православие и на его развалинах начать евангелизацию России и русских, по образцу работы католических миссионеров в Африке, Индии, Китае.... является затаенной целью такого направления.

Существует до наших дней не мало католических деятелей, которые полагают, что Россия вообще может стать вполне католической только тогда, когда приобщится не только к католичеству, но и к латинскому обряду. Есть католические деятели, которые думают, что восточный обряд не к лицу католику и что восточный христианин может быть только православным, понимай схизматиком.

Течение это значительно смягчилось и реформировалось в последнее время в пользу восточных христиан, но в нём всё же осталось что-то недосказанное, - какая-то задняя мысль прежнего оттенка. Прозелитизм перестал играть доминирующую роль, но и здесь больше для виду и под влиянием неудач практического порядка, чем в силу какого-то убеждения. Под шумок продолжают конвертировать людей буквально ничего не смыслящих ни в католичестве, ни в догматах, ни в разделении церквей, нанося этим громадный вред делу христианского единения.

Такого или приблизительно подобного направления придерживались, в общем, до сих пор почти все русские католические приходы или центры восточного обряда. Каждый из таких приходов или центров являл собой что-то вроде "научного центра", или "института", занимающегося в первую очередь и главным образом богословскими прениями, доказательством католической истины, теоретическими убеждениями... Амвон, пресса, доклады, собрания - всё посвящено этой цели, ибо осознание католической истины, по мнению сторонников такого направления, является "единым на потребу" - краеугольным камнем по присоединению православных к Католической Церкви.

Литургическая жизнь, обряд, вообще церковная практика почитаются мертвой формой, чем-то второстепенным, каким-то придатком к богословской просветительной жизни прихода.

С официальной точки зрения нечего возразить. Все как будто в порядке. Нужно только сказать, что направление это не имело, не могло и не может иметь, как мы об этом собираемся говорить ниже, какого бы то ни было успеха среди православных русских. Больше того, оно оказывало и оказывает обратное ретроактивное действие в наших унионистических стремлениях.

* * *

Второе направление русско-католической работы – я беру также его крайнее течение – основывается на тех соображениях, что ни так называемых догматических разностей между православием и католичеством, ни юридического или канонического разделения межу этими церквами нет, а существует смешение понятий, целей и смысла самого бытия Церкви, в ее широких и по настоящему вселенских масштабах.

Вселенскость Церкви обнимает собой не только географические или вообще физические, но и психологические широты и дали, которые также бесконечны, как бесконечен Творец. Эти широты, и эти дали – духовного, культурного и психологического характера часто не вмещаются в узком кругозоре современных христианских понятий о подлинной вселенскости, о всеобъемлемости Церкви и они начинают прикрывать их то догматическими разностями, то схизмой.

Еще сравнительно недавно внешняя обрядность почиталась признаком ортодоксальности или еретических уклонов, а понятие католичности сводилось к узкому понятию или определению так называемой географической "вселенскости", или духовной "соборности". Между тем понятие католической вселенскости неизбежно заключает в себе и понятие так называемой православной "соборности", точно также как и эта последняя представляет собой целый комплекс понятий, разнообразных по смыслу и содержанию, но устремляющихся к целостности по существу.

Целостность эта ускользает от умственного взора современного христианства, привязанного к земле, лишенного полноты духовной устремленности и возможностей взлета к широким понятиям хотя бы той же самой сущности Церкви. Она может быть понятной, или, по крайней мере, предощутимой, только для цельных христианских душ. Такие души существуют и Католической и в Православной Церквах и представляют собой внутренне единство, которого не могут поколебать никакие волны бушующего вокруг них моря житейской суеты. Эти люди и являются опорой нашего движения.

Христианские массы верующих, состояние которых может быть уподоблено состоянию теплохладности (по Экклезиасту) и удушаемые сухим формализмом богословы не созрели до таких , можно сказать, необъятных понятий вселенскости и навязывают друг другу, чуть ли не под угрозой анафемы, свои узкие собственные соображения (не понятия, а именно соображения), нормальные может быть для ограниченного круга людей и слишком ограниченные для широкого человеческого коллектива. Даже наша так называемая широта и терпимость в области обрядовой, внешней жизни часто бывает широка только в теории и слишком узка на практике.

Православие, выведенное из круга замкнутости и индивидуальности, не только в своей жизни вообще, но и в своем так называемом вероучении, носящем такой же индивидуальный характер; точно также как и католичество, лишенное тесных рамок латинского формализма, совершенно тождественны друг другу.

Мы все сходимся на том, что древнее православие имеет в себе все католические данные, из которых выросло догматическое вероучение Церкви. Развивая эту несомненную картину, направление, защищаемое докладчиком доходит до заключения, что древнее православие является еще и в наше время достоянием многих и многих верующих русских душ, и что юридически и канонически эти души пребывают в единении с нами, никогда от нас не отрывались и являются в равной мере католиками, как и православными, в самом лучшем понятии этого слова. Нет ни одного акта, имеющего выраженную каноническую или юридическую силу, который бы с определенной ясностью и такой же категоричностью утверждал обратное. А если бы он и существовал, то лучше было бы ему не видеть света и истлеть в архивах "исторических недоразумений", могущих приносить только вред делу христианского единения.

Что касается Православной Церкви, то она, действительно, ни одним актом, имеющим какую-нибудь каноническую силу, не оп­ровергла и не осудила догматического вероучения Католической Церкви. Все ее противоречия католическим догматам являются частным мнением их носителей, никого и ни к чему не обязывающих.

Выходя из всех этих соображений, второе направление русско-католической работы, представляемое автором этих отрок, заключается в приобщении России и русских к католичеству путем щепетильного, буквального и самого ревнивого охранения и утверждения православия; путем освобождения его от либеральных, протестантских и прочих случайных житейских течений, влияний и уклонов, ведущих русское православие в дебри совершенно новых, неизвестных древнему православию комбинаций.

Короче говоря, это направление стремится вернуть русское православие, отчасти практикой существования наших приходов, к его исконным началам, которые сами по себе являются католическими.

При таком подходе к русско-католическому движению отпадает необходимость отдельных конверсии или так называемого прозели­тизма. Они отходят на второй план, как что-то исключительное и случайное. Конвертиты, как таковые только, никогда не разрешат проблему единения церквей, а скорее осложнят ее. Здесь мы не имеем в виду священников и мирян, могущих быть полезными для нашей работы, или полноценными в смысле осознания католической истины.

Прозелитизм сам по себе является неудачным способом примирения христиан и служит скорее разжиганию страстей. В большинстве случаев в разряд его попадают люди нравственно опустившиеся, часто любители самых всевозможных авантюристических приключений, а то и просто люди, нуждающиеся в помощи: моральной или материальной - в смысле чисто житейских интересов.

Не будет преувеличением сказать, что среди русских верующих масс нет и не может быть конвертитов, отвечающих требованиям, предъявляемым для перехода в католичество. Но даже и достойные конвертиты, достигающие личного спасения в католичестве, для нашего дела в общем и в широких масштабах теряют свои полноценность с момента своего перехода в католичество. Отрываясь от православия, они, что называется, сжигают за собой все мосты, теряют прошлые связи, влияние и авторитет в среде бывшего окружения, а самое главное, уменьшают отпорность православия всяким либеральным и протестантским проискам и влияниям.

Между тем, нам так важно сохранить именно в самом православии католическое содержание и католический элемент верующих! Православие можно привести к католичеству не путем революции, а путем постепенной эволюции, создавая в нем течения, хотя бы по образцу тех же протестанских течений, которые бы идеологически приближали его к католичеству.

Существует серьезная угроза, что под влиянием модернистических, либеральных и прочих течений Православная Церковь утеряет последние остатки своей католичности: благодатность таинств, главным образом, преемственность апостольства и даже некое право считать себя церковью вообще. Такие перспективы будут пагубными не только для православных, но и для нашего дела.

Православие может быть ценно для нас только католическим содержанием и элементом католически настроенных верующих.Православие разделенное и разрозненное, подверженное упадку, православие слабое, не могущее противостоять безбожию и всевозможным протестантским проискам и влияниям является не нашим православием.

На тлеющих останках православия нам нечего будет строить. Там будут властвовать противокатолические силы: масонство, безбожие, сектантство и вольнодумство!

* * *

Католический элемент в православии, не только в смысле идеологическом, но по численности последователей необычайно силен. Этот факт отраден сам по себе должен служить, для нас поощрением не столько к обращению русских в католичество, путём так называемого прозелитизма, сколько к поддержке православных в их борьбе за католические начала в лоне самой Православной Церкви.

Среди православной иерархии, духовенства и, тем более, в толще верующих масс этот элемент живет католическими идеалами и представляет собой для нас может быть большую ценность, чем многие верующие, официально принадлежащие к Католической Церкви. Все эти русские пастыри и все эти православные верующие являются нашей силой, нашим активом. Это также единственная наша надежда иметь когда либо успех в деле единения православных русских с Католической Церковью.

Если элемент этот непродуктивен для нас в данное время, если он не дает непосредственных результатов в нашей работе, не участвует прямо в нашем русско-католическом движении, то виной этому мы сами. Мы не умеем использовать его, не умеем подойти к нему, часто настраиваем его против себя.

Такое православие в его католических началах, постепенно умирает и вина за это ложится не только на протестантов, безбожников, сектантов, но частично падает на тех католиков, которые в своей недальновидности и в погоне за непосредственными успехами отталкивают от единения ценный элемент верующих.

Православие представляет собой с некоторых пор мишень для обстрела главным образом протестанских экспансионистов. Причем мы сами, своим миссионерским дилетантизмом, толкаем православных в их сторону. Уклоны в сторону протестантизма приняли угрожающие размеры. Этому нездоровому течению пора противопоставить течение католическое - перенести борьбу за католические начала в недра самой Православной Церкви. Это тем более легко, что весь здоровый элемент верующих и православии ведет как раз борьбу за чистоту православия. ТАКАЯ БОРЬБА ЯВЛЯЕТСЯ НАШЕЙ БОРЬБОЙ.

Эта борьба, в тех или иных проявлениях, никогда не прекращалась внутри Православной Церкви. Среди православных такого направления, как это показывает церковная практика жизни нашего прихода в Париже, есть не мало людей, стремящихся к единению с нами под властью Римского первосвященника, но они не находят в нас того, к чему стремиться их душа. Они не могут назвать нас своими в полной мере. Они боятся нас, не верят нам. Они не ждут от нас добра родному православию. Они находятся между двух огней: с одной стороны разлагающее влияние протестантского вольнодумства, с другой - опасность латинства и экспансивного католичества латинского характера. Меа кульпа[5], никто из нас не свободен от греха совращения православных в католичество за счет ослабления православных приходов путем вышеуказанного прозелитизма.

* * *

От работы этого второго направления нельзя ждать непосредственных результатов. Такая работа рассчитана на постепенное приближение православных к католичеству. И вот здесь–то и начитается настоящая миссия наших русских католических приходов или центров. Мы должны восполнить то чего не хватает в православии - быть верными древнему православию, которое искони было не только православным, но и католическим во всех отношениях. Мы должны служить выражением тех стремлений к чистоте православия; которых ищут и жаждут православные, за которые когда то верующие русские души без колебаний отдавали свою жизнь и которые не могут быть так легко осуществимы в самой Православной Церкви.

Сколько тактичности в работе, сколько деликатности, щепетильности, уменья известной широты взглядов, а с другой стороны, сколько сугубой осторожности требуется от священника, вступающего на путь служения объединительным целям этого, представляемого докладчиком, второго направления русско-католической работы?! Такой священник должен быть не только просто пастырем, причем во всеоружиих всех пастырских качеств, - а также социологом, политиком, дипломатом и вообще человеком самых широких возможностей по смыслу I послания к Коринфянам св[ятого] ап[остола].Павла (9;20-22).

Наши русско-католические приходы в русском рассеянии, а, если Господу будет угодно, то и в самой России, должны быть посредниками к постепенному сближению православных с Католической Церковью. Они должны быть православно-католическими в буквальном смысле этого слова. Они должны суметь показать русским верующим, главным образом на опыте, что если невозможно существование древне православных приходов в лоне самой Православной Церкви, в силу ее увлечений всевозможными либерально-протестанскими тенденциями, то это вполне осуществимо в лоне Церкви Католической, под отеческим покровительством Римского Первосвященника, Русские верующие должны из нашей церковной практики понять, что настоящее православие вполне католично, что нет нужды "принимать" католичество, а необходимо только вернуться к истокам православия, которое католично само по себе.

Мысли эти должны быть как раз воплощены в действительное нашими русско-католическими приходами в русском рассеянии.

В этом цель ,в этом смысл нашего существования и нашей деятельности. Показать на реальном опыте возможность сочетания православия с католичеством - вот миссия, которая. должна быть руководящей в нашей работе, которая должна одухотворять нашу работу. Такая миссия будет не только оправдывать наше существование, но и придавать ему ценность.

Мы должны служить примером и в, некотором роде поощрением для православных в этом направлении. Наши приходы должны служить образцом подлинного православия, очагом и хранилищем, - как бы оазисами среди умирающий древней духовности - древних православных традиций, обычаев, обряда и подлинной католичности, которая в самом православии переживает кризис и даже упадок. Мы должны как раз сочетать .в себе понятие католической православности и православной католичности.

Русские православные люди будут покорены, тронуты этой нашей верностью древнему православию, поверят нам, будут тянуться к нам, сами будут искать нас и это будет с их стороны то исповедание Католической веры, которого мы добиваемся от конвертитов в формальном присоединении к католичеству. Причем такое исповедание Католической веры будет идущим от всего сердца. Православные, хранящие в душе древнее православие, почитающие Римского Первосвященника Верховным Главой и Учителем Церкви, православные, души которых возмущаются практикой расторжимости брака, нерадением к Таинствам Пресв[ятой].Евхаристии и Покаяния; православные, ратующие за воспитание молодежи в христианском духе, за очищение православия от вольнодумных и протестанских влияний, за укрепление авторитета церковной власти - все эти православные являются борцами за католические идеалы, являются католиками.

Исповедание Католической веры является излишним актом в этих случаях. Оно больше соблазняет, чем действует в каком-либо положительном смысле на души верующих. Его с успехом может заменить первая исповедь, участие в бескровной жертве, соборное пение Символа Веры за Божественной Литургией и причащение из одной Чаши.

* * *

Полное и удачное осуществление такой миссии достигнуто на опыте парижского прихода. Вся наша работа вращается вокруг идеи: К КАТОЛИЧЕСТВУ ЧЕРЕЗ ВЕРНОСТЬ ПРАВОСЛАВИЮ!

Причем верность эта касается не только внешней, обрядовой стороны, а и всех данных догматического порядка. Когда нам приходится говорить или писать о том или ином догмате, мы не обращаемся к западным источникам, не цитируем западных отцов Церкви, не апеллируем к решениям Римского апостольского Престола, а черпаем доказательства этих истин из католических источников самого Православия.

Это не потому, что нас не обязывают решения Римского Престола и не потому, что мы пренебрегаем свидетельствами Западной Церкви, а потому, что православные источники, по тем или иным причинам , ближе пониманию русских. Наши богослужения, практика церковной жизни, древние традиции и т.д. напоены вполне исчерпывающими данными таких доказательств.

Непорочное Зачатие Пресвятой Богородицы нигде не подчеркивается с такой силой, ясностью и убедительностью, как на практике Литургической жизни Востока. И только этих данных нам вполне достаточно для практики пастырской деятельности среди русских верующих масс.

Новый догмат Успения Богородицы и Вознесения Ее на небо не только душей, но и телом, ни в коем случае не противоречит нашему пониманию праздника Успения Пречистой, а служит скорое подтверждением ему. Древнее предание Восточной Церкви учит, что Пречистая не умерла обычным человеческим образом человеческим образом, а перешла в Вечность каким то другим чудесным образом, непостижимым нашему уму. Догмат Успения Пресв[ятой] Девы отвечает в полной мере сокровенным чаяниям православного человека, открывает завесу тайны и чуда, волновавшего и удивлявшего не только людей, но и ангелов. Оп служит новым лучом в ореоле небесной славы Пречистой.

Догмат Филиокве давно перестал волновать умы сознательных православных людей (См: статью, напечатанную в 8 ном[ере] нашего приходского бюллетеня).

Догмат главенства и непогрешимости папы начинает восприниматься православными как единственное возможное осуществление единства Церкви и ее учения. Этот догмат, как и другие, уходит корнями в глубокие источники древнего православия.

Во всех наших стремлениях осознать католическую истину; приобщить верующих к этому осознанию, приблизить их к Католической Церкви мы исходим из богатых данных самого православия. Всё наше движение вообще должно уходить корнями в глубины православия, быть православными в самом точном понятии этого слова.

ТОЛЬКО ТАКОЕ СОЧЕТАНИЕ ПРАВОСЛАВИЯ С КАТОЛИЧЕСТВОМ МОЖЕТ БЫТЬ ПРИЕМЛЕМЫМ ДЛЯ РУССКИХ МАСС!

Осознание католической истины не должно ни в коей мере мешать нам оставаться православными. Православные формы должны быть наполнены католическим содержанием, но не извне, а посредством извлечения их из недр древнего православия.

Если мы не сумеем и сможем на практике - хотя бы на отдельном маленьком опыте - показать возможность существования православных приходов в лоне Католической Церкви - вполне православных приходов в смысле обряда, литургической жизни, традиций и всех вообще внешних видимых данных - то наше дело можно будет считать удавшимся на все 100%.

* * *

Эта верность древнему православию нисколько не противоречит верности Апостольскому Римскому Престолу и Католической Церкви, а, наоборот, подчеркивает ее.

Результаты нашей работы в Париже налицо. Успех нашего прихода можно назвать спонтанным и исключительным. Наша церковь привлекает все больше и больше молящихся, причем из самых лучших, солидных и самых верующих слоев русского общества. Наша верность и наше подчинение Апостольскому Римскому Престолу не только никого не смущает, но служит как раз самым обаятельным, притягивающим центром для русских православных и мы можем смело сказать, что наша церковь, даже среди русских православных церквей Парижа, почитается одной из лучших. Православные русские люди тянутся к нам, чувствуют себя в своей церкви, и наше католичество не только не шокирует их, а, напротив, импонирует им.

Мы живем полной православной литургической жизнью и в этом, только в этом весь секрет нашего успеха. Мы совершенно уверены в том, что еще несколько лет работы, и наша церковь в Париже будет настоящей приходской православно-католической церковью, которая будет верным оплотом тех идей, к которым безрезультатно стремятся поколения католических миссионеров и на которые истрачены целые столетия дилетантских усилий.

Кстати будет упомянуть, что мы в буквальном смысле слова лишены каких бы то ни было средств для оказания так называемой БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ.

Так случилось, что нас обошли в этом отношении. Ни с нашим мнением, ни с нашими желаниями по этому поводу никто не считается. В общем, касса наша, по тем или иным причинам, о которых не приходится говорить, несмотря на крайнюю нужду многих из наших прихожан, и к большому соблазну православных, не имеет ни одной копейки для благотворительности. Это и печально, и знаменательно с другой стороны. В НАШЕЙ ЦЕРКВИ НЕТ ЛЮДЕЙ, ПРИВЛЕКАЕМЫХ В НЕЕ ЗВОНОМ МОНЕТЫ.

Успех этот не случайный и не единичный. Когда я был назначен настоятелем Русского Католического Прихода в Вене, я нашел там красочный пример первого официального направления русско-католический работы. Амвон, пресса, доклады, собрания - все было направлено к одной цели: убедить православных в превосходстве католической истины по книгам Забужного, Волконского и катехизиса о. Тышкевича. Все делалось для того, чтобы снискать как можно больше конвертитов. Слушатели хлопали ушами и терпеливо ждали, когда же начнется, наконец, раздача так называемых благотворительных денег ?! Церковь была без молящихся. Несколько зевак ждали у входа церкви конца службы, чтобы осаждать священника. Просьбами. Долгие годы мне пришлось потратить на то, чтобы в первую очередь как-нибудь избавиться от назойливых конвертитов, которые портили всю работу. Упрямой систематичной работой, граничащей с самоотвержением, окруженный интригами и более чем холодным отношением к русскому делу со стороны местных духовных властей , главным образом правильной постановкой литургической жизни и искренней любви к подлинному православию - я снискал, наконец, души русских верующих к признание за свою работу со стороны духовных властей и тяжеловесного латинского окружения...Не знаю, что было легче - первое или второе...

Моя работа и там была увенчана полным успехом. Церковь моя была русских молящихся, КОТОРЫЕ НАВСЕГДА ОСТАНУТСЯ НАШИМИ ДРУЬЯМИ, КУДА БЫ ИХ НЕ ЗАКИНУЛА СУДЬБА. Православные, посещавшие нашу церковь в Вене, были лучшими католиками, чем многие из настоящих западных католиков.

И ВЕНА, И ПАРИЖ, И ЛЮБОЕ ТРЕТЬЕ МЕСТО, ГДЕ БУДЕТ ПРОДЕЛАН ОПЫТ ИСКРЕННЕГО СЛУЖЕНИЯ ПРАВОСЛАВИЮ, В ЕГО КАТОЛИЧЕСКИХ НАЧАЛАХ, ПРИ СОВЕРШЕННОЙ ВЕРНОСТИ РИМСКОМУ ПЕРВОСВЯЩЕННИКУ, ДАДУТ ОДИН И ТОТ ЖЕ; ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ РЕЗУЛЬТАТ РАБОТЫ.

Не богословские пререкания, не убеждения и доказательства в пользу католической истины, и не прозелитизм, а опыт настоящей православной литургической жизни может послужить делу приобщения Православной России к Католической Церкви.

Православные русские верующие и даже массы русского рядового духовенства неповинны в существовании церковного раскола и никогда не смогут подняться до уровня наших догматических пререканий, в которых они часто совершено некомпетентны. Такие догматические пререкания могут оказывать известную пользу в специальных и замкнутых кружках ученых богословов, но в приходской жизни и деятельности всегда гласом, вопиющего в пустыни, или, хуже того, - притчей во языцех. Но даже и в этих специальных богословских кружках эти так называемые "встречи ученых" еще никогда не оправдали и никогда не оправдают надежд, возлагаемых на них. Это просто интересное времяпровождение...

Если русский православный человек реагирует на наши догматические словопрения, то это только в силу понятной человеческой амбиции и по долгу вызываемого спорами духа противоречий. Мы сами способствуем этому духу противоречия, тем, что подымаем столько шума вокруг так называемых и фактически несуществующих догматических противоречий. Ведь догматические разности вообще являются плодом разгоряченного воображения и, конечно больше плодом недоразумения, чем расхождений по существу.

* * *

Опыт нашей литургической жизни в Париже и методы нашей работы дают возможность следующих заключений:

Среди православных, посещающих нашу церковь,- в прошлом ярых противников католичества,- заметно и быстро улетучиваются предубеждения и предвзятости по отношению к Католической Церкви, к ее догматам, к иерархии, к церковной дисциплине...Чем объяснить такое резкое изменение? Да только тем, что мы нашли правильный подход к душе русского человека. Мы тщательно избегаем всего, что может оскорбить, задеть, унизить. Мы не валим вину и ответственность за церковное разделение на одних восточных, не скрываем недочетов, существующих в этом отношении среди латинского клира и мирян. Мы сами не только понимаем, но и разделяем мысли русских православных людей, живем и думаем психологией русского православного человека.

Всё это доказывает, что не в так называемых догматических разностях, искусственно раздутых до размеров еретических уклонов, а в психологическом подходе к делу и к людям находятся ключ к единению христиан.

Необходимо также отметить, что среди православных, постепенно включающихся в русло нашей работы, имеются юристы, до сих пор занимающиеся практикой; военные высших рангов, в прошлом занимавшие видные посты; врачи, с большими именами; две интеллигентных и уважаемых в Париже семьи церковных старост в православных русских церквах Парижа и т.д. - всё люди безукоризненной четности, солидности и исключительной веры и благочестия.

В нашем приходе отсутствуют так наз. "стрелки", которые ни в коем случае не могут служить предметом опыта или суждений по существу нашей работы.

Из этого второго пути служения подлинному православию, которое в полной мере отвечает католичеству, вытекает все направления нашей: работы в Париже.

Мы служим подлинному православию,- значит мы сами доподлинно православны. Мы считаем уже одно наименование нашего движения "русско-католическим" уклоном от этого направления и называем себя православными, а свой приход "Русским православно - вселенским приходом". В скобках в виде пояснения, а не в виде определяющего термина, мы добавляем (католический).

Почему мы, собственно, должны отказываться от наименования себя православными? Ведь православные в кавычках не мы, а они, извратившие настоящее содержание православия.

Этот отказ имеет сам по себе немаловажное значение для нашей работы. Мы создаем лишнее, никому ненужное и лишенное смысла осложнение в угоду какой-то филологической ясности. Мы как будто уже в самом начале изменяем православию. Мы находим, что это наименование нам, осознавшим католическую истину, уже больше не подходит. Причем оно начинает шокировать нас не только в обыденном обращении, но и литургической практике. Я знаю приходы, которые в конце утрени ввели пение: "Утверди Боже святую католическую веру, католических христиан", вместо обычно принятого: "святую православную веру" и т.д.

Но это, ведь начало того же самого, что делали галичане - униаты, служившие в глазах общественного мнения в России мостиком для перехода православных в латинство! Те и на Великом входе упразднили поминовение "всех вас православных христиан", а вместо этого новый термин.

И всё это делается яко бы в угоду филологической ясности, чтобы не было, мол, смешения понятий, а происходит смешение целей и всего смысла нашей работы. Православные богословы, прекрасно знающие психологию русского православного общественного мнения, умело направляют нас по наклонной наименьшего сопротивления. Они держат нас в известном смысле на поводу своими протестами, возмущениями и упреками в так называемой "иезуитской хитрости" С того момента, как мы отказались от наименования себя православными, они могут спокойно спать... Нет более убедительного обвинения в измене православию, как игра терминов.

"- Они католики... Они больше не православные... Они изменники..."

И вся в глазах общественного православного мнения сводится после этого к нулю. Измена православию, в каких бы то ни было проявлениях, является пугалом для консервативно настроенных православных русских людей и игра терминами при этих настроениях является игрой с огнем. Отнять у вас наименование себя православными является главной целью православных полемистов.

Отказ от наименования себя православными неудачен в другом отношении. Представьте себе на одно мгновение, что вся Русская Православная Церковь во главе с патриархом московским воссоединится с Католической Церковью. Неужели вы думаете, она перестанет с этого момента и изменит этот термин на "Русская католическая Церковь"?! Ей в голову не придет этого делать, да никто не станет и принуждать ее к этому. Тогда для чего делаем это мы? Ведь мы являемся всего пионерами грядущего воссоединения Русской Православной Церкви в целом.

Понятно, у нас есть желание как можно скорее, уже сейчас, видеть православных католиками - в полной мере католиками. Однако желание это нельзя практически осуществить преждевременными мерами, причем в мерах этих нет никакой нужды - разве для удовлетворения каких то чувств исторического "реванша" по отношению к Востоку...

Для западного человека такая верность и любовь к своему непонятна, как непонятно многое другое в обоюдных стремлениях Запада и Востока к единению. Священники-иностранцы, участвующие в нашей работе привносят в нее свою психологию и рассуждают категориями западного мышления, что может быть незаметно для них самих, но что так бросается и режет глаза православному человеку. Этим объясняется, что за последние столетия мы скорее удалились, чем приблизились к заветной мечте видеть Православную Россию в лоне Католической Церкви.

Нет, нам необходимо отстаивать и защищать свое право называть себя православными, а не добровольно самим отрекаться от этого права!

Но православные мы не только по наименованию, не только для видимости. Нет, мы представляем собой в смысле обряда, традиций, обычаев самобытный островок в лоне Вселенской Церкви. Больше того, наши церкви, наши батюшки, наши богослужения должны быть верхом совершенства по части обряда и литургической жизни. От этого зависит весь дальнейший успех нашей работы. Каждая лишняя пуговица на нашей рясе, всякое, даже минимальное, нерадение к обряду будут нашим "mene, thecel, fares[6]".

Мы знаем, что для многих русских пастырей, участвующих в нашей русско-католической работе, не легко стать плотью и кровью русского батюшки, перенять образ его мыслей, привычек и особенно его внешности. Многие почитают это жертвой, снисхождением, снижением себя. Между тем необходима самая крайняя, пусть абсурдная, щепетильность в этом отношении.

Необходимо при этом искренне любить, что называется жить обрядом, ибо каждая натянутость, деланность, неискренность будут красной ниткой в белой канве, которая сразу же бросится в глаза. Русские обладают природным неиспорченным чутьем распознавать искренность и сами в преизбытке обладают этой искренностью. В этом, говорят, шарм русских.

Некоторые современные французские писатели стремятся проникнуть в тайну этого шарма и задают себе вопрос: почему так притягательны русские? Почему их качества так сильно нравятся иностранцам? Как происходит, что всякий, кто жил в России, возненавидев режим, сохраняет в своем сердце привязанность к гражданам этой страны? Все они считают, что западноевропейские народы, представители старой культуры, утратили свою непосредственность и естественность, свою "спонтанность" и искренность и что русские, как народ белее молодой, притягивает европейцев именно этими качествам.

* * *

Только священник русской национальности может обладать известными данными чисто психологического характера необходимыми для работы. Только священник русской национальности может быть по настоящему полезным для нашего дела в смысле литургической деятельности, ибо только он может быть в полной мере православным и в такой же мере католиком.

Фатальной ошибкой немаловажного исторического значения является массовое участие в литургической активности нашего русско-католического дела иностранцев-священников. Это участие само по себе может иметь печальные последствия и то по многим причинам.

Кто из нас не знаком с коварным и очень модным в последнее время словом "интервенция"? Слово это имеет в России свое особое исключительное значение. Оно склоняется там на все лады и как этикетка приклеивается к каждому более или менее подозрительному предмету. "Интервенция", под каким бы то ни было соусом, возбуждает в России ненависть и вызывает патриотические чувства, которыми не раз, очень удачно пользовались правящие русские круги.

Ни Наполеон, ни Гитлер не смогли победить Россию именно потому, что они понадеялись только на свои собственные силы, не сумели (и слава Богу, конечно) воспользоваться русскими противоречиями, создать русское национальное движение и предпочли так называемую интервенцию.

Многие могут возразить, что так называемая интервенция Наполеона или Гитлера ничего общего не имеет с работой иностранцев-священников, его здесь дело касается духовной церковной области, к которой нельзя применять даже отдаленно понятия интервенции. И да, и нет! Прочтите русские православные или советские реплики на этот счет и вы увидите, в каком духе там представляют нашу акцию. Против нас будут действовать теми же средствами и способами, как и против интервенции того же Наполеона или Гитлера.

В духовной, церковной области, в завоевании душ нужна, может быть еще большая осторожность и щепетильность, чем в каких бы то ни было политических, экономических или территориальных завоеваниях. Мы живем в мире национального соревнования, патриотической гордости, которыми болеют все, не только на Востоке, но и на Западе. Бороться с этим бесполезно, а считаться приходится.

Я понимаю и разделяю в полной мере огорчение, которое могут вызвать мои слова у почтенных и преданных нашему делу отцов иностранцев, но от этого нисколько не меняется положение дела.

Эта так называемая интервенция иностранцев священников становится все более выразительной, когда отцы иностранцы силятся непременно заниматься литургической деятельностью среди православных русских. Мы знаем, как щепетильны, как требовательны русские к своему обряду. Не всякий русский священник может угодить этому требованию. Обряд в России - это "догмат",- всегда был, есть и будет. Можно с этим не соглашаться, но считаться также приходится, если мы хотим добиться каких либо успехов в работе.

Кстати будет здесь сказать, что разрешение служить по восточному обряду дается латинским священникам с легкостью, доходящей до профанации обряда. В Вене был как-то, уже умерший, латинский священник, граф X - полоумный и дегенеративный старик, который вдруг увлекся восточным обрядом. Это было большое горе для нашего прихода... Он уехал в один прекрасный день в Рим, в Руссикум[7] и вскоре вернулся оттуда с правом служить по восточному обряду. Коверкал он буквально каждое слово, если не каждую букву. Понятно, я не мог ему позволить служить в нашей церкви и имел по этому поводу настоящий конфликт и с ним и с местными духовными властями.

На протяжении моей, вот уже почти двадцатилетней пастырской деятельности в лоне Католической Церкви мне приходилось встречать таких оригиналов восточников из латинского духовенства, которым, вероятно, просто напросто не было места среди латинского клира, - значит может сойти для восточного обряда...Между тем все мы знаем, что значит обряд для каждого русского человека и насколько он сложнее и обширнее латинского обряда.

Все мы также знаем, сколько энергии и, если хотите, интеллигентности, сколько умения, широты, культурности, а также всесторонней как духовной, так и умственной полноценности требуется от священника, желающего заниматься русско-католическим делом!

Многие из нас не знают, недооценивают, или не желают считаться с тем фактом, что русская среда стоит значительно выше культурного уровня, который некоторые себе представляют. В частности русское православное духовенство среди эмиграции - высоко культурно и образовано. Нельзя отказать ему и в организаторских способностях. Православные русские приходы возникли и выросли положительно из ничего. Журналы, школы, приюты, убежища для стариков, монастыри, Богословский Институт в Париже, научные работники и вышедшие из печати труды достойны всяческой похвалы. Всему этому необходимо противопоставить ( я употребляю это слово без всякой мысли о какой-либо конкуренции) что-то солидное и такое же достойное.

Совершенно недопустимо легкомыслие, с каким мы относимся к литургической и пастырской деятельности среди русских - этой самой существенной отрасли русско-католического дела.

Разрешение служить по восточному обряду должно даваться только после предварительного и самого строжайшего испытания, а лучше всего совсем не давать его священника латинского обряда.

Для западного человека в нашем обряде есть слишком много неуловимого, недоступного и непонятного. Здесь необходимо не столько знать, сколько чувствовать, не столько уметь, сколько улавливать; не столько сознавать, сколько иметь в природе. Необходимо, короче говоря, быть русским. Можно сделать аляповато, несоразмерно, но по-русски и все будет хорошо.

Латинский священник никогда не сможет раствориться в православии, до конца проникнуться обрядом, найти себя в православной атмосфере и помимо своей воли, сам того не замечая будет привносить в работу что-то свое, ему родное, более приемлемое. Ему всегда будет ближе и новый стиль и западная соразмерность, и даже наименование себя католиком и многое другое, может быть мелочное, но чуждое Востоку.

* * *

Некоторые из иностранных священников, в частности в Австрии и в Южной Америке, имею так называемый "успех" среди новой русской эмиграции[8]. Я говорю "так называемый". Этот кажущейся "успех" может быть чреват последствиями. К нему необходимо относиться с большой осторожностью. Базой такого успеха, за очень редким исключением, являются те или иные соображения и интересы, не обязательно денежного или вообще материального порядка, хотя они и доминируют над остальными. Ненормальные условия, в которых советскому обывателю приходилось влачить свое существование, впитали в него способность приспособления и преклонения перед "силой". Это чувство не успело еще выветриться из-под сознания новой эмиграции и стало в них как бы инстинктивным. Католическая церковь импонирует многим из таких людей именно своей внешней благоустроенностью, дисциплиной, порядком - своей так называемой "силой". Инстинктивность перешла в практические соображения новых эмигрантов, перенесших лагеря и испытавших столько треволнений и перипетий с устройством на новую жизнь за океаном.

Это увлечение может пройти так же быстро, как и наступило. У новой эмиграции отсутствует солидная база православных русских традиций, отсутствуют основы, без которых немыслимо унионистическая работа. Отсутствие такой базы совсем не в пользу нам, как ошибочно думают некоторые из иностранцев священников. Это нисколько не облегчит нашей деятельности по соединению православных с Католической церковью, а только осложнит ее.

Новые русские эмигранты не прошли естественных степеней приобщения к христианству.

Восточный человек может прийти к католичеству не прямо, а только через православие, с его, понятными для него, близкими и родными формами, с его способами умственного и духовного воздействия. Он должен сначала включиться в общее русло единственно воспитательных для него православных традиций и может быть только после этого, как часть целого, полезен для нашей работы. Необходимо сознавать, что только православный человек, ратующий за свое родное православие, за частоту обряда, вероучения и, если хотите, своей национальной религиозной самобытности, может быть ценным для дела христианского единения. Всякие другие комбинации будут непрочными, неустойчивыми, нежизненными, как это показала практика минувших столетий.

От прозелитизма вообще, как способа примирения христианских противоречий - здесь снова таки не имеются в виду единичные, отдельные и исключительные случаи - необходимо отказаться, причем не только для виду, под влиянием неудач, а вообще похоронить основательно идею приобщения Православной России к католичеству путем отдельных, пусть даже массовых обращений.

Единение Православной России с Католической Церковью мыслимо только как единение целой, сильной и здоровой единицы. Поэтому вся работа по сближению русских с католичеством должна вестись в духе искренней дружбы, расположения и любви к православию. Необходимо избегать всего, что может шокировать, раздражать, вызывать враждебность. Не нужно соблазняться временными кажущимися "успехами", которые, в конечном счете, и в деле широкого единения христиан могут служить только вредом.

Более естественным способом приобщения православных к католичеству является именно идеологическая работа среди православных - здесь и прокатолическое течение, о котором говорилось выше, и щепетильное сохранение питомых русским форм и способов духовного воздействия и наглядный пример полной внешней православности наших русско-католических приходов и т.д., и т.п. - работы, в которой наши русские православно-католические, или если хотите, древне-православные приходы могут играть немаловажную роль. Но снова таки, не приходы имитативные, искусственные, а настоящие русские православные приходы, проникнутые католическим идеалом и руководимые русскими священниками, причем до конца преданными именно древнему православию.

* * *

Мы ответственны за нашу работу перед будущими поколениями таких же работников, что и мы. Дело единения церквей никогда не перестанет быть целью людей доброй воли. Каждая ошибка, которую мы допустим теперь, в будущем может быть фатальной для нашего дела. Мы и сами с вами пожинаем ошибки наших предшественников, пьем, что называется, на чужом пиру похмелье.

Во что обратилась, например, уния наших собратьев галичан? Я здесь не буду говорить о целибате духовенства - о пользе или вреде его можно спорить - а о внешности самого обряда. Отцы Василиане, наши восточные иезуиты, дошли до того, что упразднили в своих церквах иконостас, как что-то ненужное и заменили его оригинальным латинским престолом; ввели в обряд не мало чисто латинских обычаев и создали из восточного обряда настоящее батарство. Когда нам говорят, что уния является мостиком к переводу православных в латинство, то всегда указывают и долго еще будут указывать на пример унии в Галиции. Нам что называется, крыть нечем.

Участие иностранцев священников в нашей литургической жизни является именно ошибкой подобного исторического значения. Оно нисколько не может способствовать успеху нашей миссии. Между тем такая деятельность не является единственной в русско-католическом деле. Можно представить десятки других отраслей научного, каритативного, издательского, просветительского, воспитательного характера, которые с успехом можно вести среди эмиграции в русском рассеянии, или которые могут возникнуть в будущем в России по инициативе или под руководством иностранцев священников. Все эти отрасли будут большой вспомогательной работой к литургической деятельности. Они будут в пользу нам, в то время как литургическая деятельность иностранцев священников ничего кроме вреда не может принести нашему делу.

Даже священники в совершенстве усвоившие обряд, не будут приемлемы для русских молящихся по той причине, что они не русские. Причем не из каких либо побуждений ксенофобии, а из побуждений недоверия и осторожности. Молящиеся всегда будут про себя думать: "Что вам собственно нужно от нас ?!"

Вежливость, с которой русские встречают иностранцев священников, далеко не свидетельствует о приемлемости их. Даже терпимость, которую проявляют верующие русские по отношению к священникам иностранцам в их литургической деятельности нельзя считать молчаливым согласием со стороны русских на такую деятельность. Нужно помнить, что русские в рассеянии являются гостями стран, их приютивших - гостями таких иностранцев священников, а это налагает известные обязанности, которые отпадут, конечно, как только русские очутятся у себя на Родине...

* * *

Аргументация; вроде той, что нет достаточного количества священников русской национальности для практической литургической деятельности, мало убедительна и неосновательна.

Мы вырабатываем сейчас, если можно так сказать, идеологию нашего движения, не в смысле догматическом или юридическом, а в смысле чисто психологическом. Нужно найти правильный подход к русской душе. Необходимо знать психологию русского человека и не только знать, но самому жить ею. Здесь необходима не только тонкость, эластичность, способность ассимилировать и ассимилироваться, но необходимы известные природные данные - нужно самому быть русским человеком.

У каждого народа есть свои известные психологические особенности – неуловимые и непередаваемые. В этом отношении русские люди в силу природных, культурных и прочих данных наделены неисчерпаемым богатством внутренней духовной мистики, особой силой эмоций, переживаний, необычайно тонкой чувствительности. Если мы будем пренебрегать этим, недооценивать психологический момент в нашей работе, то и дело наше никогда не может иметь, положительных результатов.

Подготовка нашей идеологии в этом направлении важнее самого дела. Если она будет правильной, то найдутся и деятельные, солидные и преданные нашему делу работники из недр самой Русской Православной Церкви, и тогда движение наше станет естественным, русским, национальным движением, имеющими жизненность и виды на успех.

Необходимо сознаться, что до сих пор мы не сумели по настоящему использовать даже наличия ограниченного количества русских католических священников. Большинство из них по каким-то неведомым странным причинам страдают рутиной западничества. Есть русские католические священники, которые за двадцать лет сидения на приходах не подумали об устройстве иконостаса в своей часовне или домовой церкви и служат на открытых престолах[9]. Внешний вид часовен для них не играет никакой роли. Находятся русские священники, которые считают возможным носить католическую сутану вместо восточной рясы, бреют бороды[10], а некоторые щеголяют в шляпах - лепешках, которые не к лицу восточному священнику.

На это смотрят все как-то спустя рукава. Между тем из этих мелочей составляется пикантная история наших унионистических начинаний. Ну, куда могут завести такие священники Православную Россию, если она по настоящему станет католической?! ...Только в латинство.

Но общей болезнью всех, чем то вроде мегаломании, является превращение церкви и всей вообще русско-католической жизни и деятельности в какой-то Научный Институт богословских исследований и догматических пререканий за счет литургической жизни и деятельности. Такое воздействие на умы русских верующих - может быть нормальное для западного человека – но здесь не происходит никакого или почти никакого действия и впечатления. Русский человек может со всем примириться, но никогда не примирится с нерадением и пренебрежением к обряду и богатству русской национальной сокровищницы, составляющей его гордость и его честь. Ему нужна живая созерцательность в виде реального опыта литургической практики.

Такое отношение к восточной литургической практике со стороны православных верующих не совсем бессмысленно, как это может показаться на первый взгляд. Литургическая практика является для восточного человека школой, если хотите, Научным Институтом всех догматических юридических и нравственных - данных, которые на худой случай могут заменить собой всё, но которых ничем другим заменить нельзя.

* * *

Несколько хорошо поставленных в этом отношении русских католических приходов, живущих настоящей литургической жизнью, - вполне православных по духу и обряду и в полной мере католических по содержанию, могли бы заменить собой все, что до сих пор делалось и на что употреблено столько усилии, энергии и времени.

Литургическая деятельность является самым активным, сильным и наиболее действующим средством в нашей русско-католической деятельности. Она является наглядным признаком нашей православности. Нам поверят и за нами пойдут, если мы в этой деятельности будем отвечать всем требованиям, какие для русских верующих; являются именно признаком православности. Убедит русских православных могут не многословные обещания, которые всегда были и всегда будут красивы, - не богословские словопрения и доказательства в пользу католической истины, а практический опыт настоящей православной литургической приходской жизни.

Мы должны показать на опыте, что вполне возможно существование православного прихода в его католических началах в лоне Вселенской Церкви. до сих пор такая возможность мыслилась в теории. На практике мы не имеем ни одного прихода (не будет с нашей стороны дерзновением сказать - кроме парижского прихода), который бы был в полной мере православным в его литургической и приходской жизни и в такой же мере католическим в его вселенских началах.

Весь смысл, вся цель существования наших приходов в русском рассеянии должны бы были заключаться не в пропаганде католичества, не в догматических словопрениях и не стремлениях наполнить наши церкви так называемыми официальными прозелитами, а в демонстрации, если можно так выразиться, нашей верности древнему православию в его католических началах. Церкви наши будут полны без всяких других усилий с нашей стороны. Русские верующие души потянутся подобно мотылькам к свету, который в полной мере отвечает их сокровенным желаниям, их заветным стремлениям. Это будет даже не улавливание душ, а своего рода плебисцит свободных прокатолических (понимай древне-православных) настроений, перед которыми должны будут преклониться все сомневающиеся. Но для этого снова таки необходимо, чтобы мы всей своей жизнью, своей практикой, своей безграничной любовью к родному православию без лишних слов и доказательств говорили: "Прииди и виждь".

Нет нечего более убедительного воздействующего на умы и законные амбиции русских, как правильный опыт настоящей и питомой православным литургической жизни. Если возможен "компромисс" православных в области догматических истин, то он совершенно немыслим в области обряда, традиций и вообще национального достоинства русских.

В условиях нашей работы литургическая деятельность - это передовая линия фронта, которая открывает путь к дальнейшему проникновению всех родов и возможности экспансии. И если мы заговорили языком военных, то здесь кстати будет сказать, что участие каких бы то ни было иностранных сил, именно на передовой линии фронта всегда и всеми почиталось как интервенция, с завоевательскими целями и замыслами.

Против такой интервенции будут не только наши враги, но и сочувствующие нашему движению. Такая интервенция поставит и нас русских католических священников в разряд коллаборационистов и изменников Родины и Православия.

Православное общественное мнение шокировано участием священников иностранцев в нашей литургической деятельности еще и потому, что участие это не вяжется с национальным, культурным и вообще всяческим достоинством России и русских. Как бы не любили священники иностранцы наш обряд, нашу Родину, наши обычаи, наш язык, сколько бы не употребляли они тактичности и щепетильности в отношении к русским, всё равно работа их будет напоминать работу католических миссионеров в Африке...

Россия - не Африка, и русские - не негры!

Кроме этого не нужно себе строить иллюзий. Никакое правительство России, от крайних правых до крайних левых, не допустит работы католических миссионеров - иностранцев, в том смысле и в тех размерах, как это себе представляют многие из нас. А если бы и случилось такое чудо, то русское общественное мнение не встретит иностранцев миссионеров с распростертыми объятиями.

Таким образом, и практическое значение всех усилий, употребляемое священниками-иностранцами для изучения русского обряда, литургической жизни и деятельности, как и приходской активности может иметь только личный характер и для русско-католического дела в лучшем случае равняется нулю.

Когда о. Тышкевич в недавно изданной брошюре "Католичество" пишет, что царское правительство и затем большевики радикально сопротивлялись организации католических миссий в Сибири, в русских владениях Центральной Азия и вообще в России, то удивляться этому не приходится. С другой стороны Русская Православная Церковь развивала сама в этих областях интенсивную и довольно успешную миссионерскую деятельность. Можно спорить о пользе или вреде соперничества с православными русскими в области миссионерской работы среди язычников, к тому же находящихся в сферах государственного русского влияния и близких именно к формам восточного православия.

* * *

В заключение доклада необходимо сказать, что мысли в нем выраженные являются мыслями не революционера или бунтовщика, а мыслями реалиста. Постройка воздушных замков ни к чему нас не приведет...

Ошибкой было бы искать в докладе каких-то суждений принципиального, личного характера. Они являются плодом совершенно беспристрастной практической деятельности человека, любящего православие и желающего максимум пользы делу единения христианских церквей. Весь доклад проникнут только таким желанием и далек от мысли кого-либо унизить или оскорбить. Докладчик имеет за собой солидный стаж 28-ми летней активной пастырской деятельности, полной опыта, исключительных переживаний и тяжелой жизненной школы. Являясь воспитанником русской духовной семинарии и происходя из прастарой касты русского духовенства, насчитывающей несколько поколений, автор этих строк, без всякого тщеславия и надменности, чувствует себя вправе говорить и думать психологией, языком и образом мыслей не только русского пастыря в частности, но и русского человека вообще, и не только человека старой формации, оторвавшегося от свершаемых в России событий, но и человека жившего горем и страданиями современной России.

Пусть в этом смысле и будут приняты мои слова.

Заключение было бы неполным, если бы докладчик не подчеркнул еще со всей твердостью и полной готовностью применения, что главной исходной точкой, основой и базой всей нашей работы, необходимо считать беспрекословное подчинение и послушание своим духовным властям, от которых и зависит дальнейшее направление нашего русско-католического движения и нашей работы.

Напечатано в приходском бюллетене «Наш приход» (Париж) № 10, 1951 г

[1] Гречишкин Павел (1898 – после 1965) – протопресвитер. Родился в Харьковской губернии в потомственной священнической семье. Окончил духовную семинарию под рук. митр. Антония Храповицкого. Эмигрировал в Чехословакию. Вступил в брак. Рукоположен в священный сан в Праге, в 1921 году архиепископом Савватием Врабцом (Константинопольский патриархат). Участвовал в "миссии" против закарпатских греко-католиков. Заинтересовался католичеством и поступил вольнослушателем в католический университет в Оломоуце. В 1931 году присоседился к Католической церкви по византийскому обряду и служил в Вене. В 1945 году вместе с русскими прихожанами покинул Вену. Был назначен в Париж кардиналом Тиссераном. Позже поставлен настоятелем русского прихода в Париже и за особые заслуги возведен в сан протопресвитера. В 1962 году тяжело заболел. В конце 1964 года официально ушел на пенсию и покинул Париж. На его имя было наложено неофициальное табу иезуитами, руководившими русским апостолатом.

[2] Имеется в виду II Съезд (по хронологии д’Эрбиньи) русского католического духовенства 1933 г. в Париже.
"Святой Георгий"... С. 172-177.

[3] Протоиерей Александр Сипягин (1875-1941) родился в Тифлисе в аристократической семье. Изучал естественные науки, был знатоком гляциологии (науки о ледниках). Преподавал в Харьковском университете. Депутат I Государственной Думы. После смерти жены пережил обращение к Богу и перешел в римско-католическое исповедание. После изучения богословия в Инсбруке, был посвящен в 1909 году в сан священника латинского обряда. Покинул Россию в 1920 году, работал в Интернате Св. Георгия. В 1923 году перешел в византийский обряд по призыву Римской курии. В 1929 году переведен в Рим в семинарию Руссикум и монастырь Гроттаферрата для издательской деятельности.

[4] Священник Александр Волконский (1866-1934) – бывший полковник Генерального штаба. Присоединился к Католической церкви в Риме и посвящен в сан священника византийского обряда. Активный деятель русского апостолата.

[5] Моя вина (лат.)

[6] Дан. 5;25-26

[7] Папская Русская коллегия в Риме для подготовки священников византийско-славянского обряда.

[8] Имеются в виду граждане СССР, оказавшиеся после II Мировой войны на территории, занятой союзниками. Им грозила принудительная депортация в СССР, но благодаря помощи западных европейцев, многим из них удалось натурализоваться или выехать в Новый Свет.

[9] Протоиерей Владимир Длусский (1895-1967) – Род. В СПб. присоединился к Католической церкви в эмиграции, закончил семинарию Св. Василия Великого в Лилле. Рукоположен в священники по латинскому обряду. Служил по византийскому обряду в Германии.

[10] Протоиерей Виктор Рихтер (1899-1976). Род. в Одессе в семье морского офицера. Крещен в Синодальной церкви. Во время Гражданской войны служил офицером на белогвардейском корабле "Генерал Алексеев" и ушел на нем в Бизерту (Тунис). Присоединился к Католической церкви и закончил Семинарию Св. Василия в Лилле. В 1929 году посвящен в сан священника по латинскому обряду, получил назначение в Интернат Св. Георгия. В 1949 году кард. Тиссеран возвел его в сан протоиерея. Похоронен в Медоне (Париж).