Информация о авторе

Библиотека сайта

Журнал

Ссылки

Гостевая книга

 

 

 

 

 

Анамнез, не амнезия

21 лекция им. Келли в Университете Колледжа Св. Михаила в Торонто

1 декабря 2000 года

Архимандрит Роберт Ф. Тафт SJ

 

 

 

 

Каждый, кто интересуется религиозными новостями, знает, безусловно, что экуменические отношения между Католической и Восточными православными церквями переживают кризис, наихудший, возможно, за весь период времени, когда после II Ватиканского собора между  двумя общинами начался официальный международный экуменический диалог. VIII Пленарное заседание Смешанной комиссии по богословскому диалогу между Католической церковью и Православной церковью, которое проводилось 9-19 июля (2000 г. – пер.) в Колледже и Семинарии Св. Марии в Эммитсбурге, штат Мэриленд, как известно, зашло в безвыходное положение и даже хуже – некоторые участники конфиденциально назвали его полным фиаско[1]. 

 «Униатство» (Uniatism)

То, что завело в этот тупик – явление, известное под названием «униатства»[2], оскорбительного неологизма,  придуманного, чтобы обозначить метод единства Церкви, который, с точки зрении православных, основывается скорее на политических, чем на религиозных причинах и полностью противоречит «экклезиологии общения» I тысячелетия.[3] В концепции «униатства», одна Церковь выступает агрессором против «Церкви-Сестры», которая в настоящий период времени пребывает в расколе, постепенно поглощая группы ее верных, позволяя им сохранить  собственные литургические и канонические традиции и некоторую автономию. Рассматриваемый в качестве результата политического давления, тем более с применением насилия, этот тип союза, приводил не к единству, но к новым расчленениям в уже  разделенном христианском мире.

Чтобы правильно понять «униатство» и его отрицательный образ, нужно рассмотреть характер воссоединений XVI в. и более позднего времени и природу Восточных католических церквей, которые возникли в результате этих процессов. Несмотря на намерения творцов этих уний, они не были, разве что в формальном богословском смысле, восстановлением общения, которое существовало между Востоком и Западом перед расколом. Они явили собой некую новую модель в истории Церкви в виде отката от прошлого; поэтому был усвоен славянский неологизм "unija", чтобы описать это.

Если бы воссоединения во Флоренции в 1439 г. увенчалось успехом, то явление «униатства» никогда не возникло бы, поскольку во Флоренции латинский Запад и византийский Восток пробовали рассматривать друг друга и иметь дело друг с другом непосредственно на равных. Но отказ православных от ратификации воссоединения во Флоренции в 1484 г. спровоцировало ясное, хотя возможно не осознанное, изменение в тактике Латинской церкви. Разочарованная неудачей достигнуть общего консенсуса, Римская церковь начала подписывать союзные соглашения с отдельными группами православных, словно пытаясь оторвать себе куски от Православия в областях, находящихся под политическим контролем католических государств.

Для православных это было проявлением  вероломства, словно подписание сепаратного перемирия за спинами союзников, вместо работы в пользу достижения общего мира. Рим мог ответить, что он просто вступает в общение с местной церковью (на которое Римская церковь, как любая другая поместная церковь, действительно, имеет право)[4].

Но феноменологически, Церковь уже значительно переросла доникейскую систему, в которой можно было рассматривать Вселенскую церковь в качестве легитимной федерации местных церквей без контроля более высокой структуры – как если бы Канаду, например, рассматривать только в качестве союза отдельных городов, не объединенных в провинции. Так что православные группы, вошедшие в союз с Римом, не просто восстанавливали прежнее нарушенное единство между местной церковью и церковью Рима, даже если они так действительно думали. Скорее, они отделяли себя от одного юридического лица, их Православной церкви Матери, и поглощались другим - Латинской католической церковью Запада. Короче говоря, они оставляли Восточную церковь и ассимилировались в Западную церковь. Далекое от восстановления нарушенного общения между Востоком и Западом, это явление вело к новым разногласиям.

Для православных такие частичные воссоединения изгоняют всю экуменическую проблематику из ее собственного контекста. Это  представление разделяет большинство современных экуменистов. С этой точки зрения, разделение между нашими церквями произошло на уровне иерархий Востока и Запада в таких церковных вопросах, как полномочия и юрисдикция Римского престола, и решение этих вопросов следует искать в общем примирении на высшем иерархическом уровне, а не силами отдельных личностей или отделившихся групп епископов. Частичное воссоединение только разделяет Православные церкви, поэтому оно часто рассматривается как обман простых верующих, которые следуют за своими епископами в самых честных намерениях без глубокого понимания сущности проблемы. Для православного такие частичные воссоединения - не союз, но «уния», нарушающая порядок, и вхождение в преждевременное и предательское соглашение с одной из противоборствующих сторон в споре без согласия своих партнеров.

 

Столетия противостояния Востока и Запада

Но «униатство» - всего лишь верхушка айсберга, наследие столетий западно-восточной конфронтации, простирающейся от средневековья до настоящего. Так как это - католическая агрессия на Восток, которая находится в основе происхождения сегодняшней проблемы, позвольте нам рассмотреть некоторые аспекты католической политики по отношении к Востоку, многие из которых объективный наблюдатель может  рассматривать с современной перспективы как трагикомические ошибки.

Католическая церковь начала драматично вмешиваться в жизнь христианского Востока во время крестовых походов и  Ренессанса, в «эпоху великих географических открытий», начавшуюся в конце XV в., основывая параллельные церковные структуры в странах апостольского христианства и создавая проблемы, которые существуют доныне. В своей деятельности Католическая церковь опиралась на свою экклезиологию исключительности – эксклюзивизма - согласно которой существовал лишь один единственный христианский мир – ее собственный - полностью пребывавший под властью епископа Рима, который мог использовать своих подданных, чтобы делать то, что ему нравится и где, ему нравится.

Еще до начала «эры «униатства»» в конце  XVI в., Рим действовал в духе общего воссоединения с Православием с пропозицией одновременного перевода восточных в латинский обряд[5].  До Флорентийского воссоединения (1439 г.), греческие епархии в странах, контролируемых итальянскими морскими городами-государствами, например, островах Эгейского моря, автоматически приводились в соответствии латинскому духовному регламенту. Тот же самое происходило в Латинских королевствах, созданных крестоносцами на захваченных землях Ближнего Востока, где насаждались латинские иерархии. Тем не менее, на приходском уровне, священники и миряне сохраняли значительную независимость[6]. Все это происходило задолго до углубления раскола между Востоком и Западом в XVII столетии[7],  эти факты не следует рассматривать равнозначными формальным актам унии, которыми верных отделяли от их материнской Православной церкви и делали частью Латинской церкви.

Натиск Запада на Восток начался всерьез только с наступлением эры миссионерства в «Эпоху великих географических открытий», когда католические миссионеры шагали далеко и широко по пятам португальских колонизаторов. Можно ли удивляться тому, что местные иерархии древних церквей, например в Индии, были более чем изумлены этим вторжением, которое было ничем иным, как обычным империализмом на церковном уровне?[8]  Ключевую роль в этом вторжении сыграли иезуиты, прекрасно подготовленные для этого задания универсальной и папистской экклезиологией Св. Игнатия Лойолы. Внезапное вторжение в жизнь местных Церквей незваной группы образованных энергичных ревностных иностранных священников, повинующихся не местной иерархии, а иностранному «вселенскому архиерею», удаленному на десятки тысяч километров, не могло не причинить неприятностей[9].

В провинции Малабар на рыболовном побережье Юго-западной Индии, которое пребывало под португальским «патронатом», в 1599 г. латинские захватчики  взяли под свой контроль иерархическую структуру местной Апостольской церкви христиан Св. Фомы. В том же самом году иезуит Франциск Роз был назначен первым латинским прелатом для сирийского обряда. Все те же иезуиты, архиепископы городов Ангамали и Кранганор, стали управлять ранее зависимой Малабарской церковью, которая процветала в этих местах тысячелетием ранее того времени, чем кто-либо слышал об Обществе Иисуса. Иезуиты шовинистически разрешали служить в Малабаре только членам своего ордена; не трудно было предугадать последствия. 3 января 1653 г. доведенные до отчаяния люди восстали. Собравшись возле креста перед храмом в Маттанчерри, верующие дали торжественную присягу не признавать архиепископа Кранганора, а иезуитов выгнать. Это событие вошло в историю как «Кунанская крестная присяга». Местные сиро-малабарские католики с гордостью показывают ныне свой крест как символ их героического восстания против духовных угнетателей - иезуитов. Они показывали его мне летом 1986 г., и я молился там за их  героические души, которые буквально выдавливались из Католической церкви бесчинством португальских иезуитов и попросил, чтобы Бог простил последних за их бессмысленные разрушительные действия.

Миссия иезуитов в Эфиопии – первая встреча  Общества Иисуса с христианским Востоком еще во время жизни Cв. Игнатия Лойолы - потерпела еще большее фиаско. С этим связана легенда под названием «История государя Пресвитера Иоанна» в восхитительном классическом труде Джеймса Бродрика «Распространение иезуитов». Однако, ни Бродрик, ни Cв. Игнатий не знали (оба исповедовали классическую католическую экклезиологию образца до II Ватиканского собора), - насколько забавной может выглядеть эта история в глазах того, кто имеет другое представление, не основанное на латинском экклезиологическом эксклюзивизме  и римских претензиях.

В истории речь идет о том, как во время оно, когда господа с Пиренейского полуострова занимались поиском Америки и колонизировали остальную часть мира, португальский искатель приключений по имени Перес де Ковилам вошел в контакт с тем, кого он считал мифическим царем Пресвитером Иоанном, а в реальности – с негусом (монархом - пер.)  Абиссинии. У этого легендарного африканского властелина не было большого интереса в контакте с кем-либо извне, поэтому он посадил Ковилама пожизненно в тюрьму, хотя и оказал ему любезность в обеспечении женой с тем, чтобы ему не было одиноко. Васко да Гама искал того же самого Пресвитера Иоанна в 1497 г., когда он сбился с курса и обнаружил вместо него ту самую Индию, которую, как мы уже видели, португальцы, немедленно колонизовали.

Но, в конечном счете, попытки войти в контакт с негусом продолжались, и после некоторого количество борьбы и интриг, отношения были установлены; и эфиопы, сторонники дохалкидонского исповедания, даже намекали на возможный духовный союз, интерес на возобновлении которого, в отличие от более сосредоточенного на себе самодовольного Востока, они никогда не теряли, несмотря на ошибки Католической церкви. И вот, конечно, иезуиты приступили к делу. 22 декабря 1553 г. один из известнейших иезуитов Хуан Альфонсо де Поланко, первый секретарь Общества Иисуса во времена Cв. Игнатия, написал, что «португальский король Жуан в этом месяце срочно просил отца нашего Игнатия назначить двенадцать кандидатов из Общества на руководящие церковные посты, включая патриарший,  для страны Пресвитера Иоанна». После многочисленных консультации и поисков - не так просто было найти и освободить от работы достойных людей в то насыщенное время - Игнатий Лойола выбрал в качестве патриарха для несчастной Эфиопии простого пресвитера Римской церкви . 24 января 1554 г. папа Юлий III утвердил назначение португальского дворянина отца Жуана Нунеза Баррето SJ первым католическим патриархом Эфиопии.

С современной перспективы, нелепость этого начинания просто поражает: это все равно, как если бы президент Джордж Буш  после окончания войны в Персидском заливе попросил руководство иезуитов в США назначить какого-нибудь американского иезуита Патриархом Ассирийской церкви Востока, которая находится в Ираке. Конечно, такой подход сегодня – неизбежно выглядел бы анахронизмом. Каждый, кто хоть немного знает о ранней истории Общества Иисуса, не может не понять, что в то время экклезиология общения была совершенно неизвестна ни католикам, ни иезуитам; и было бы неразумно осуждать их за это.

Но история здесь не заканчивается. Новоиспеченный патриарх и его епископ-коадъютор испанский иезуит Андрео д’Овьедо, снабженные инструкциями их настоятеля Св. Игнатия, пустились в плавание в Эфиопию. Патриарх Баретто умер по дороге в индийской колонии Гоа в 1561 г., но его преемник на патриаршем престоле д’Овьедо, в конце-концов, достиг Эфиопии, где иезуиты продолжили героически трудиться в течение трех четвертей столетия до того момента, пока их не выгнали оттуда, чего и следовало ожидать.

Неприятности начались в период правления негуса Сиснея, который уже приватно принял католицизм. По его просьбе, Папский престол нарек Альфонсо Мендеза SJ патриархом. Мендез прибыл в Эфиопию в 1625 г., на следующий год уже было объявлено соединение Эфиопской церкви с Римом, а иезуиты продолжили делать те же самые погрешности, которые их собратья делали во время оно в Малабаре. Принудительно с помощью вооруженной силы вводился григорианский календарь и латинская постная практика. Мендез даже хотел внедрить римскую мессу, переведенную на местный диалект гиз. Наконец, верующие восстали, иезуиты были высланы в 1636 г., а Эфиопия была закрыта для Католической церкви еще в течение двухсот лет.

Эпоха «униатства»

Классическое «униатство» родилось именно в подобном контексте, хотя на сей раз его возникновение связано с миссионерской деятельностью, направленной уже не в дальние страны, а с деятельностью «домашней» миссии: католической Контрреформацией и борьбой с протестантами за души в Европе. В этой борьбе Православная церковь была в некотором смысле сторонним наблюдателем, попавшим под перекрестный огонь обеих воюющих сторон. Историческая сцена  - XVI век Польско-Литовской республики, где 19 октября 1596 г., в церкви Cв. Николая в Бресте, находившимся в Великом княжестве Литовском, пять из семи православных епископов Речи Посполитой вошли в союз с Папским престолом[10]. Этот союз, далекий от того, чтобы быть «вынужденным» или «навязанным» православным, что мы часто слышим, был результатом не только длинных переговоров, но также и параллельного религиозного движения, который в течение двадцати лет неустанно вдохновлялся польским иезуитом Петром Скаргой. Один из больших литературных и религиозных светил контрреформационной Польши, Скарга был для своей родины тем, кем Cв. Петр Канизий был для Германии. Книга Скарги «О единстве Церкви Божьей под одним Пастырем», изданная в Вильно в 1577 г., не имела себе равных в продвижении идеи обращения в католицизм[11].  Следующим после Скарги энергичным промотором католицизма был вездесущий итальянский иезуит Антонио Поссевино, хорошо известный истории благодаря своим увлекательным миссиям в качестве папского нунция, особенно при дворе Ивана Грозного, которому Поссевино предлагал церковный союз. В известной сцене, которая стала достоянием истории и темой многочисленных красноречивых пророчеств уровня позднейшего православно-католического диалога, царь оскорбил папу и погрозил своим скипетром папскому посланнику, активно домогавшемуся унии.

Тем не менее иезуиты, далекие от изобретения «униатства», в чем их часто обвиняют, неодобрительно смотрели на русинское православие и считали, что обращение русинов к Римской церкви будет простым и нетрудным. К тому времени было очевидно, что перспектива возвращения всего Православия к Флорентийскому союзу стала неосуществимой, и переговоры Поссевино с Иваном Грозным лишь подтвердили это. Но сама идея региональной корпоративной унии, основанной на прецеденте, установленной во Флоренции в 1439 г. - русины вошли бы в Католическую церковь в качестве отдельного организма, сохраняя собственную иерархию и обряд - не была плодом ума иезуитов. Изначально, по крайней мере, ни одна из этих трех партий - Рим, поляки, и иезуиты, традиционно обвиняемые  антиуниатскими мифотворцами, - не была заинтересована в таком союзе.

Далекое от некоей заумной католической стратегии, «униатство» было непосредственным изобретением русинских православных епископов и произошло на фоне трудной ситуации, в которой оказалась иерархия греческого обряда: между Москвой и Польшей, Реформацией и Контрреформацией. Конечно, эти иерархи не предполагали и не желали, что это приведет к разрыву с Православием. Напротив, они стремились защищать единство Русинской православной церкви, в то время страдавшей от множества противоречий, включая желание русинских епископов сохранить свою независимость от мощных автономных православных братств, поддерживаемых в Речи Посполитой Константинопольским патриархатом, претензии Москвы на весь Восток и давление  прозелитизма со стороны западных исповеданий в ходе Реформации и Контрреформации. Все это достаточно хорошо показано в самых последних исторических исследованиях по этому вопросу[12]. По уравновешенному и объективному мнению хорошо осведомленного историка Амбруа Жобера, «Брестская уния - не была результатом продвижения польской или римской политики. Русинские епископы, раздраженные реформами [Константинопольского патриарха] Иеремии II, потребовали этого, польский королевский двор не без колебаний согласился на нее, а Рим принял русинов в союз без каких-либо конкретных обязательств в их отношении»[13].

Несмотря на жестокую оппозицию православных, сильное преследование казаками и репрессии властей Российской империи во времена Екатерины Великой (1762-1796) и Николая I (1796-1855)[14], Восточные католические церкви, происходящие от Брестской и более поздних уний объединялись и развивались особенно плодотворно в местах, где их защищали  католические политические режимы, например, в Австро-Венгерской монархии, где они приобрели название «греко-католики», для отличия их от латинян – «римо-католиков».

Коммунистическое преследование Восточных католических церквей

С расширением на запад Советской империи после Второй Мировой войны, положение дел драматично изменилось. Нельзя справедливо оценить существующую напряженную экуменическую ситуацию между православными и восточными католиками в прежнем коммунистическом Восточном блоке без объективного изучение мученичества греко-католических церквей с конца II Мировой войны до 1989 г. Попытки уменьшить или отрицать масштабы трагедии, произошедшей в истории, заслуживают такое же самое презрение как попытки отрицать Холокост.

Как сказал Его Святейшество Вселенский патриарх Варфоломей I после Божественной литургии в храме Св. Георгия в Фанаре  в праздник Cв. Апостола Андрея в этом году (2000 г.- пер.): «Переоценку прошлого и исследование человеческих ошибок должно продолжить во всех направлениях... Потому что тот, кто соглашается на преступления другого или молчаливо попускает их, разделяет его ответственность»[15]. Именно в этом духе следует воспринимать дальнейшее повествование.

Принудительное воссоединение с Православной церковью начались на лже-соборе в Львове, столице Галичины в Западной Украине, области, занятой еще в 1939 г. советскими союзниками Гитлера и окончательно присоединенной к СССР в конце II Мировой войны. Львов был митрополичьим престолом Украинской греко-католической церкви, к которой принадлежало большинство населения Западной Украины. Приход Польской автокефальной православной церкви в Львове являл единственный православный храм в регионе. Русская православная церковь не имела никакого представительства там вообще. Только в контексте этих простых фактов можно адекватно понять часто повторяемые и широко распространяемые современные заявления представителей РПЦ МП о том,  что Украинская греко-католическая церковь забрала почти все ее храмы в Галицком регионе[16].

Зимой 1944-45 гг. советский режим взял под контроль все контакты украинской греко-католической иерархии с ее духовенством и верующими и начал кампанию принудительных встреч и пропаганды в пользу присоединения к Русской православной церкви. Противники этой идеи были арестованы и отправлены в лагеря, в апреле 1945 г., вся греко-католическая иерархия была заключена в тюрьму, а советский режим признал полномочия «Инициативной группы» трех католических священников, сформированной, чтобы выполнить правительственный план. Группа обладала правом управлять церковью и составлять списки всего духовенства, с указанием тех, кто отказывался признавать ее полномочия. Под защитой милиции эта группа проводила лихорадочную кампанию пропаганды и запугивания. НКВД оказывало давление на духовенство, не желающее подписать ходатайство об объединении с русскими православными. Те, кто отказались, были арестованы. В конце концов, 13 февраля 1946 г.  трое католических священников были приглашены в православный Киев, где  двое неженатых членов «Инициативной группы» были тайно посвящены в сан православных епископов. Руководитель группы, Гавриил Костельник, женатый священник, был возведен в достоинство митрофорного протоиерея, высший титул для женатого духовенства[17].

8-10 марта 1946 г. «собор» 216 запуганных священников и 19 мирян, организованный в Львове под руководством этой группы, отменил Брестскую унию 1596 г. Этот «собор»  должен был сыграть роль собора Украинской греко-католической церкви и, до сих пор Русская Православная церковь настаивает на том, что он был таким на самом деле, отказываясь аннулировать его и признать собственную роль в этом позорном действе. Но поскольку власти Русской Православной церкви прекрасно знали, что вся украинская греко-католическая иерархия была в заключении, а весь президиум синода фактически уже стал православным, хотя это сохранялось в тайне до того времени, пока этот фарс не стал свершившимся фактом. Действо сопровождалось массовыми арестами, допросами, злоупотреблениями, судами, изгнанием, высылками; причинявшими бесчисленные страдания и смерть.

Русские православные власти с тех пор постоянно защищают мысль, что это был канонически законный поместный собор Украинской греко-католической церкви, который свободно и легитимно отменил "принудительную" Брестскую унию, и отказываются признать или осудить это. Деяния собора были изданы на украинском языке в Львове в 1946 г., а в 1982 г. Московский патриархат выпустил «отфильтрованную» (то есть, преднамеренно проверенную цензурой) русскую версию  и перевод на английский язык по случаю очередной годовщины этого позорного фарса.

Тем не менее, Украинская греко-католическая церковь не была уничтожена, но ушла в подполья, где искалеченной и ослабленной она пережила лихолетье, и, исполненная силы и энергией, вышла из катакомб, когда, наконец, обрела свободу в 1989 г., в тот момент, когда формальная Русская Православная церковь в Западной Украине в массе ее духовенства, приходов и верующих заново вступила в Католическую церковь. Аналогичное принудительное воссоединение с Православной церковью произошло в 1947 г. в Закрапатье, в 1948 г. в Румынии, а в 1950 г. в Словакии.

Это - неприкрашенные факты. Эта история важна по нескольким причинам. Сначала, это показывает очевидную ошибочность обвинения, что Католическая церковь «заново изобрела» или «возродила» давно умершее «униатство», таким образом затормозив православно-католический экуменический диалог. Большее количество представленных исторических фактов ведет к признанию следующих положений:

Восточные католики были загнаны в подполье в 1940-е гг. одним из наиболее ожесточенных и наиболее сильных преследований в христианской истории. Несмотря на то, что это было сделано сталинистскими режимами, есть достаточное и неопровержимое свидетельство того, что это происходило при активной поддержке или сотрудничестве, по крайней мере, некоторых православных иерархов или их авторитетных представителей. Каждый случай должен быть изучен отдельно, и правосудие требует ухода от обобщений, но без сомнения, что неоднозначные исторические фигуры типа патриарха Юстиниана Марина в Румынии и архиепископа Макария Оксиюка в Львове и Закарпатье были активными участниками этих исторических нарушений прав человека. И один из главных румынских православных идеологов современных времен, православный священник и выдающийся богослов  Думитру Станилоэ (умер 5 октября 1993 г.), искренне поддержал это глубочайшее нарушение прав человека, упорно утверждая что «воссоединение [греко-католиков с Православной церковью, которое произошло в 1948 г.], было полностью свободным и непосредственным»[18].  Это - не просто откровенная ложь; это - также оскорбление многочисленных страданий мучеников[19].

После этого, авторитетные православные представители продолжали в течение сорока лет кампанию лжи и ненависти относительно каждого аспекта жизни и истории греко-католических церквей и их «воссоединения с Церковью Матерью» в 1940-е гг. Уже в 1987 г., в начале эры Горбачева, когда лестное подыгрывание «генеральной линии» больше уже не было вопросом жизни и смерти, Московский патриарх Пимен предоставил итальянскому журналисту Алчесте Сантини такую неправдивую информацию:

«Антиуниатские стремления верующих Галиции и Закарпатья особенно усилились во время  последней войны, когда униатская иерархия сотрудничала с врагом Родины, с немецко-фашистскими захватчиками. Такое сотрудничество руководства Греко-католической церкви вызвало естественную негативную реакцию населения. Так что завершением процесса освобождения из-под унии [с Римом], который был выражен на Соборах 1946 г. в Львове, и в 1949 г. в Мукачево вызвало большое удовлетворение среди верующих Галиции и Закарпатья».[20]

Утверждение о сотрудничестве украинской греко-католической иерархии с нацистами – наиболее часто повторяемая ложь советского режима, который был, не стоит забывать никогда, союзником Гитлера в 1939 г. при вторжении в Польшу и Западную Украину[21].  Конечно, после двадцати одного года Советской власти, вероятно, каждый житель СССР мог сначала приветствовать немцев в качестве освободителей[22].  И можно только догадываться, верности какой «родине» требовал патриарх Пимен от греко-католических епископов, если перед войной Галиция была частью Польской республики, а не СССР. Кроме того, никакого собора в Мукачево вообще не было, и это очень хорошо знал Пимен; а об особенностях проведения Львовского «собора» я уже говорил.

Это - всего лишь несколько из множества примеров, которые мы видим на фоне множества лживых публичных опровержений прошлого от самых высоких православных духовных властей в странах советского блока, опровергаемые тем  смехотворный фактом, что даже сотрудники НКВД, ответственные за инсценировку в 1946 г. бутафорского Львовского «собора» тем временем уже публично в печати сняли покров тайны с этого события.[23]

Кроме нескольких религиозных диссидентов, осужденных их собственными церковными властями, и некоторыми светскими доброжелательными учеными подобно Андрею Сахарову, медленно и неохотно некоторые дозы правды стали просачиваться на страницы некоторых официальных изданий Православных церквей лишь после того, как темой заинтересовалась мировая печать, ибо продолжение лжи могло вызвать противоположный эффект.

Тем временем Греко-католические церкви, (почти все общины в Галиции, Закарпатье и Словакии; значительно меньшее количество в Румынии, где история и обстоятельства были несколько другими), твердо стоявшие в своих убеждениях, вышли из катакомб, куда они были загнаны и начали требовать назад свое имущество и уличать во лжи систематические клеветнические слухи из их истории за последние пятьдесят лет. Так что не было никакого «возрождения униатства», а только конец преследованию и позорному заговору молчания.

Имея такой груз прошлого, никакой справедливый человек доброй воли не удивится существующим напряженным отношениям между византийскими католиками и православными в бывшем Советском Союзе, особенно в свете длительного православного отказа аннулировать окончательно и официально принудительные «воссоединения» 1946-1950 годов.

Выход из подполья преследуемых Восточных католических церквей неизбежно привел к конфессиональным конфликтам и всплеску традиционной православной антиримской истерии. Поскольку католики бьются над решением проблемы «униатства» через часто болезненное «испытание совести», множество православных статей, - написанных на данную тему и крайне тенденциозных,  - часто являются ничем иным как смесью истерии и лжи[24].

Все это выглядит очень болезненным  для любого человека с каплей здравого смысла и христианского духа, почти каждый (если не брать в расчет пару местных православных церквей, которые систематически бойкотируют любой диалог)  согласен, что диалог должен продолжатся. Но как? Люди доброй воли с обеих сторон диалога пришли к соглашению, что «униатство», в том виде как я описал это, должно быть отклонено как более не приемлемый метод в решении проблемы единства. Но с прошлым нужно также иметь дело, поскольку прошлое - реальная проблема, блокирующая любой потенциальный прогресс. Именно поэтому последний папа Иоанн Павел II неоднократно призывал к «исцелению и очищению памяти» как методу отношению к прошлому. С своей точки зрения, поскольку я историк, я должен сказать, что это требует, чтобы каждая сторона пересмотрела наше общее прошлое с  позиций исторической объективности и истины и признала свою ответственность за определенные события, чтобы испросить прощения, а затем перевернуть страницу и двигаться вперед к обнадеживающему и лучшему будущему.

Мы можем изменить будущее, но мы не можем изменить прошлое, и это - жестокое наследие нашего прошлого - блокирует экуменический прогресс сегодня. Враждебность, порожденная печальным прошлым, болезненно укоренилась в душах восточных христиан, как православных, так и католиков, настолько укоренилась, что обычный  западный обыватель находит ее озадачивающей, а иногда даже детской и нелепой. Все это лишь подчеркивает абсолютную необходимость «исцеления и очищения памяти». В этом процессе, который складывается из двух последовательных этапов: (1) мужественно пересмотреть прошлое и (2) переместиться к лучшему будущему, второй шаг - работа официального вселенского диалога между нашими двумя Церквями. Первый шаг, однако, «исцеление и очищение памяти», может сделать каждый.

Для взглядов некоторых, исцеление исторической памяти - наиболее трудный шаг. Наций и народы живут не историями, а мифами. Как сказал один историк - я думаю, что это был Тимоти Гартон Аш из Оксфорда – «Нация - это группа людей, которая придерживается одинакового ошибочного взгляда на свою историю». В этом контексте я хотел бы предложить некоторые интерпретационные принципы, которые мне кажутся основой к достижению сбалансированного представления о нашем общем прошлом.

Вопреки тому, что обычно представляется неисторикам, история - не прошлое, но видение прошлого, которое само по себе является сложной действительностью. Для того, чтобы продвинуться к экуменизму, мы должны отложить наше собственное ограниченное, часто идеализированное, представление о нашем прошлом, и стремиться понять, какими нас видят другие. Поскольку  критика, подобно милосердию, должна начаться с собственного дома, а я - иезуит, то я уже проиллюстрировал этот пункт, сделав испытание совести на примере участия нас, иезуитов, в проблеме «униатства».

Но если мы должны увидеть прогресс в экуменизме, то мы не можем ограничиваться прошлым иезуитов и католиков. Православные также должны достигнуть состояния, где они смогут сделать свое собственное откровенное испытание совести. Исторические дефекты западного христианства: склонность к империализму, власти и доминированию привели к историческим преступлениям, относительно которых  папа Иоанн Павел II просил прощения в Риме в первое воскресенье Великого поста 2000 г. Православный ответ не заставил себя долго ждать: Митрополит Пирейский Калинник, официальный представитель Элладской православной церкви[25],  и русский православный епископ Венский Павел (Пономарев) [26] в ответ на просьбу папы о прощении, не прощая, и не спрашивая о прощении в свою очередь, объявили, что Православная церковь не сделала ничего такого, за что требуется просить прощения.

Такие ответы вряд ли принесут пользу. Кроме того факта, что они попадают в печать, где их авторов подвергают сарказму и высмеиванию, они также не соответствуют истине. Короткий список того, над чем православные могли бы поразмышлять,  чтобы исследовать свою историческую совесть, следует начать, вернувшись в  византийские времена, с принудительного обращения евреев в христианство уже в IV-V столетиях, но особенно в VI-VII века; с преследованием армян и коптов после Халкидонского собора (451 г.); с принудительной унией армян с византийской церковью, например в 590 г. под началом императора Маврикия (582-602 гг.)[27],  ясный пример православного «униатства», повторенного в современные времена русской православной миссией среди ассирийцев[28] и «Православие западного обряда» созданное в Северной Америке, а ранее во Франции[29],  несмотря на неоднократные утверждения православных, что «униатство» - исключительно западное явление. К этому перечислению мы могли бы добавить включение в Константинопольский патриархат под давлением политической силы областей под Римом, которые принадлежали по древним канонам Западному Патриархату, и установление византийской юрисдикции  в завоеванных областях неправославного Востока[30]  или католической Южной Италии[31].

В последнем случае интересно проследить своеобразную параллель крестовым походам, о злодеяниях которых православные непрерывно повторяют, нарушая всяческую хронологию так, как будто крестовые походы случились только вчера. К концу VI столетия Италия была почти полностью латинской, за исключением греческих колоний в Калабрии и некоторых прибрежных городах. Эта ситуация резко  изменилась  с VII в., когда  в результате военной кампании Констанция II (647-668) против сарацинов, было установлена греческая имперская и духовная гегемония в Сицилии и Калабрии. Византийское завоевание Южной Италии было исполнено с завидной  последовательностью по всему социо-политическому горизонту, включая духовный. Те, кто сожалеет о вторжениях латинских крестоносцев на Восток и внедрении ими латинской иерархии в существующие старые восточные духовные структуры, для своего удобства забывают, что византийцы делали то же самое в Италии. Их военная помощь против вторжений арабов в Италии была не более бескорыстной, чем латинская помощь против турок и арабов в течение Крестовых походов, и византийская духовная политика в Италии также несла в себе соответствующую религиозную византинизацию областей, подпадших под их политический контроль. Например, к середине VIII столетия, византийцы изъяли из Римского послушания и ввели под юрисдикцию патриарха Нового Рима епархии в Калабрии, Сицилии, Восточной Иллирии, и возможно, Отранто - областях находившихся в пределах Патриархата Запада с исторически незапамятных времен[32].

Средневековые и современные примеры должны были бы содержать в себе латинские погромы в Константинополе в годы, предшествующие IV Крестовому походу (1204 г.), преследование русских старообрядцев XVI столетии, насильственное подчинение Грузинского католикосата в 1811 г., преследование и мученичество католиков в Российской империи после разделов Польши и активного сотрудничества некоторых православных иерархов в уже упомянутых событиях  после II Мировой войны.

Конечно, многие (хотя ни в коем случае не все) такие инциденты скорее были делом рук правительств и светских политиков, чем церкви или священнослужителей. Однако, то же самое можно сказать и о Крестовых походах. «Отделение церкви от государства» является современной «западной» концепцией, которая утрачивает смысл, если применяется к более ранним столетиям. Так что, мифологию и полемику следует отложить в сторону: ни «униатство», ни использование силы не были специфически католическим изобретением. Они были частью духа времен, и насилие над религиозным сознанием с успехом применялось кальвинистами, католиками и православными в равной степени[33]. Эти процессы протекали не только между разными исповеданиями, но случались также внутри самого православия. Поскольку Российская империя захватила территории, находившиеся под юрисдикцией других Православных церквей, местные славянские, грузинские и бессарабские православные были включены волей-неволей в Русскую церковь и подвергнуты  религиозной и культурной русификации. В некоторых областях Восточной Польши, поглощенной Россией, латинские католики были также подвергнуты этому процессу и некоторые даже лишились своей жизни в этой борьбе[34].  Ненависть, которую это неизбежно породило, аукнулась эхом и привела в последующем к не менее прискорбному гонению на православных и разрушению православных церквей в Восточной Польше, когда Речь Посполитая восстановила свою независимость по итогам I Мировой войны[35].

Перечисление этих исторических преступлений ничто не оправдывает, но, конечно, все  объясняет. Поскольку ничто не происходит без причины, и перечисление этих трагических событий без выявления причин того, что вызвало их, или упоминание только той половины истории, которая одобряет собственную сторону, - не история, а конфессиональная пропаганда. Так вместо возложения всей ответственности за существующую ситуацию на плечи Католической церкви, и даже предъявление обвинений человеку папе Иоанну Павлу II, как это сделано в недавнем заявлении Московского патриарха Алексия II[36], непредубежденный анализ фактов показал бы, что настоящая ситуация полностью является результатом советского гонения, и что те православные епархии, о разрушении которых говорит русский православный патриарх Алексий II, никогда не входили в состав Русской православной церкви вообще, а принадлежали украинским греко-католикам, и  православные принудительно усвоили их себе после упомянутых событиях 1946 г. Это подтверждается тем фактом, что в Болгарии, Венгрии, и Сербии, трех странах Восточного блока, где Греко-католические церкви не были включены насильственно в Православную, ни одна из этих проблем не возникла. Восточные католические церкви там продолжают жить  в относительном спокойствии и никакой угрозы никому не представляют.

Таким образом, любая правдивая история должна быть целостной, а не выборочной, и зрелые общины должны принять на себя ответственность за собственное прошлое во всей его полноте, а не только в тех выборочных эпизодах, которые выглядят привлекательно для поддержания их собственного имиджа. И относительно «униатства» католики должны мужественно примириться с тем фактом, что  вопреки собственной мифологии, в истории они часто действовали против христианского Востока как агрессоры, и горечь, которую это вызвало, должна  лечь прямо на их плечи.

Но православные, также, должны мужественно осознать свою собственную ответственность за явление, известное им как «униатство». Далеко не все «униатские» движения были результатом католических интриг. Болгарское «униатство» было, по крайней мере, частично спровоцировано константинопольским греческим православным империализмом против Болгарской церкви. Крошечный по численности, но, ни в коем случае, ни духовно и интеллектуально, Российский католический экзархат возник как непосредственное движение внутри самой Российской православной  церкви накануне Революции, в значительной степени среди интеллектуалов и людей высокого общественного положения, включая нескольких православных священников, которые были не удовлетворены состоянием их церкви, низведенной до положения департамента государственного исповедания, начиная с времени Петра Великого, и не собирались отказываться от родного религиозного наследия в угоду латинскому католицизму.

Только восстановление общения между Католическими и Православными церквями решит эти проблемы удовлетворительно. Но,  тем временем, возможны временные решения и временные ответы на пасторские и вселенские проблемы, в виде существования Восточных католических церквей, и эти решения должны сочетаться с милосердием, объективностью и реализмом, без анахронического однобокого упрощения истории, с которыми часто подходят до оценки «униатских» общин те, кто решил, что новая экуменическая эра позволяет откинуть на обочину истории тех, кого называют «униатами», кого делают доступным примером для насмешек, и в критике которых не считаются с обычными нормами человеческой порядочности, честности  и справедливости, не говоря уже о христианском милосердии.

Пока феномен «униатства», одновременно с его генезисом и факторами, которые стоят за этим происхождением, с его историей, и с существующей действительностью не станут рассматриваться с большей долей уважения к исторической правде, я не вижу большой надежды на сколько-нибудь длительное и существенное продвижение в православно-католическом экуменизме. И католики, и православные должны дозреть до необходимости рассматривать и обсуждать не только происхождение «униатства», но также его прошлую и настоящую историю  без того, чтобы тыкать в противоречивый характер некоторых (хотя и не  всех) случаев его происхождения, окончательного развития и идеологии, (к чему имеют тенденцию  католики); но также и без  избирательной памяти, двойных стандартов, истерии и прямой клеветы, (что часто можно встретить в православной литературе).

Следует вспомнить лозунг, который известный российский историк Рой Медведев поставил в заголовок своего разоблачительного исследования сталинизма: «На суд истории!» Нравится нам или нет, никакой другой принцип не может иметь категорической объективности в оценке человеческих дел. Это не означает, что мы не прощаем, но и  не подразумевает, что мы не можем, или не должны перевернуть страницу прошлого и двинуться вперед. Но я твердо убежден, что пока католики и православные не отбросят всю свою конфессиональную пропаганду, закамуфлированную под историю, и не посмотрят на эту реальность без шор или розовых очков, и не увидят ее такой, какая она есть, и пока каждая из сторон не возьмет на себя ответственность, где необходимо, за достойные суда страницы своей истории, мы ничего не достигнем.

Для православных требуется ясно признать правду про трагические события 1940-х гг. Пока православные не признают свое соучастие в этой истории открыто и безоговорочно,  пока они не признают и не осудят публично активную роль, которую сыграли некоторые из их лидеров в насильственной ликвидации греко-католических церквей, в их отказе возражать этому преступлению против человечности и в их дезинформации в течение более чем пятидесяти лет, на мой взгляд, реальное экуменическое продвижение будет заторможено. Время, когда страдания и чувства миллионов византийских католиков можно было игнорировать или замалчивать, закончились. Вряд ли можно считать реалистом того, кто думает, что роль официального осуждения коллаборационизма некоторых православных лидеров во время преследований восточных католиков может сыграть Баламандская декларация 1993 г. со своим признанием, что во время преследования Восточных католических церквей в 40-е гг. со стороны гражданских властей имели место определенные «неприятные методы» (хотя , конечно, сама по себе эта декларация, несомненно, является значительным шагом вперед).  Конечно, заявление о «неприятных методах» истинно, но в том же самом смысле, как если бы  описать Холокост как «деятельность не совсем приятную евреям». И как последняя дефиниция не достаточна для определения геноцида, так и Баламанда будет явно недостаточно для определения того, что в действительности было «экклезиоцидом».

Где выход? Позвольте нам понять одну вещь с абсолютной ясностью: пока адекватное, равноправное и взаимоприемлемое решение к этим проблемам, вызвавшим «униатство», не найдено, нельзя использовать дефекты в происхождении или истории любой церкви, чтобы подвергнуть сомнению ее естественное человеческое право на существование, на правосудие к ее собственной истории. Сказав что-либо в адрес «униатства», нельзя никоим образом подвергать сомнению его естественное и законное право на существование и свободу восточных католиков быть такими, какими они хотят быть, и как личности, и как церкви. Жизнь - не урок истории, и право на существование любого индивидуума, или группы, никогда не может зависеть от милости посторонних лиц. Это включает не только право на существование - то есть, право физически не истребляться. Это также включает право на идентичность и традицию и право на собственную историю - то есть, право иметь свое прошлое или настоящее не оклеветанным и не опороченным.

Мысль, что право на существование Восточных католических церквей может быть оспорена на основе того, что случилось триста или четыреста лет назад, является исторически и нравственно абсурдной. Политика и даже принуждение имели место в учреждении этих церквей? Конечно, имели место, так же, как они же имели место в учреждении лютеранства и англиканства. Или может быть кто-то думает, что Генрих VIII проводил плебисцит, чтобы увидеть, хочет ли большинство английских йоменов  отделиться от Рима? Или немецкие князья XVI века, перешедшие на сторону Реформации вместе со своими владениями и всеми католиками, жившими в них, сначала выносили этот вопрос на всенародное голосование?

Здесь я думаю, что мы можем многому научиться у «испорченного» современного светского Запада. Ведь именно «западная» культура, как указывают русский православный автор Александр Солженицын и другие, изобрела «современность» с ее традиционными ценностями: общественную жизнь, которая является и демократической, и гражданской; уважение к личности и ее гражданским и религиозным правам; традицию социального служения и благотворительности в пользу нуждающихся и обездоленных, и у себя дома, и за границей; научную, интеллектуальную, художественную и культурную жизнь, свободную от политических ограничений или манипуляций государственной идеологии и открытую для всех. Вот - только несколько из ее качеств. Те, кто получили образование в среде этой часто высмеиваемой "западной" культуры, должны  приобрести привычку к мысли и суждению, к таким способам поведения и действий и попробовать передать это всем тем,  с кем мы общаемся. Преднамеренно откидывая несдержанное осуждение и несправедливую карикатуру, ядовитый, грубый, эмоциональный, односторонний, бранный, грубый и постыдный язык, мы должны ответить на критику путем кропотливого изучения фактов.

Мы нуждаемся  в том, что «порочная» западная академическая культура поддерживает: в светской добродетели справедливости, взаимной открытости и способности последовательного, логического мышления. Эти идеалы имеют глубокие корни также и в восточной духовности. Недавняя статья об Отцах пустынниках в экуменическом журнале «Соборность» называется «Радикальная честность относительно самого себя». Эта добродетель лежит в основе всей истинной духовности, но вряд ли она может называться широко распространенной в христианском мире сегодня. Однако, это качество, разделяемые православными авторами диаспоры, впитало все лучшее в этой культуре. Сравните, например, заявление об отсутствии какой-либо вины с православной стороны, с другим заявлением, сделанным профессором Свято-Сергиевского богословского института в Париже Николаем Лосским во время 37-го заседания Православно-католического диалога во Франции. В нем содержится  призыв к «этике диалога», включающую «абсолютную интеллектуальную честность, особенно в переосмыслении нашей общей истории с учетом наших собственных ошибок...»

Я думаю, что эти качества честности, последовательности, самокритики, объективности, справедливости, умеренности и деликатности в тоне и языке даже во время спора - которые я невозмутимо называю "западными", потому что это  то, где, они произошли и где их воспринимают и ими живут - являются уже общими принципами и свершившимся фактом в англиканско-католическом экуменическом диалоге. Есть пункты на которые, мы никогда не согласимся. Что это лишь означает, что на официальном уровне, разногласия могут быть обсуждены правдиво и вежливо, без оскорбления, грубости и клеветы. Это - источник больших надежд, когда каждый знает, что еще несколько столетий назад католики и англикане убивали друг друга, что только недавно католики обрели основные гражданские права в Англии. Возможно, что есть надежда для православно-католических отношений тоже, но пока сердца и умы помрачены, ни одно из наших экуменических усилий не принесет пользы для единства Церкви Божьей. Я не сомневаюсь ни одной минуты, что это имеет особую важность для вопроса о христианском единстве и принесет плоды для всего человечества. Главнейшие уроки XX столетия, особенно Холокост, преподали нам, что не может быть никакого  идеологического нейтралитета. Каждый может стать или частью решения, или частью проблемы; либо инструментом мира и любви, либо идеологом разделения и ненависти.

Я  откровенно сказал правду и полагаю, что не ввел аудиторию в заблуждение. Как казал Конор Круиз O'Брайен, «уважение к истине и интеллектуальная смелость в выражении правды: вот - качества настоящего, живого университета». [37]

Спасибо за внимание.

 

 

 

© Русский перевод: С. Голованов, 2006 г.

 

Оригинал лекции находится:

http://www.saintelias.com/InfoTheo/TaftAnamnes is/TaftAnamnesis1.html

 

 

 

 

 

 

 

Дизайн разработан Обществом Святого Креста. Все права сохранены, 2001


[1] И это несмотря на чрезвычайно дипломатичный язык официальных пресс-релизов: SEIA Newsletter on the Eastern Churches and Ecumenism, no. 58 (July 20, 2000) 2.

[2] Слово «униатство» я беру в кавычки, поскольку это - неуважительный термин, который большинство восточных католиков воспринимают как незаслуженное оскорбление.

[3] Беспристрастный и объективный современный анализ этой проблемы с католической стороны см: Ernst C. Suttner, Church Unity. Union or Uniatism?  Catholic-Orthodox Ecumenical Perspectives (Rome: Centre for Indian and Inter-religious Studies/Bangalore: Dhamaram Publications, 1991).

[4] По этому поводу см. замечание Э. Зуттнера: Church Unity 5-6, and esp. 58-62.

[5] См., например, Буллу папы Григория IX (1227-1241) от 18 июля 1231 г. в сборнике: A.G. Welykyj OSBM (ed.), Documenta Pontificum Romanorum Historiam Ucrainae Illustrantia (1075-1953), 2. vols., (Analecta OSBM, series II, section III, PP. Basiliani, Rome 1953-1954), vol. I (1075-1700) 19-20, и множество других документов, опубликованных в: James J. Zatko, “The Union of Suzdal, 1222-1252,” JEH 8 (1957) 33-52,  36; A.M. Ammann, Kirchenpolitische Wandlungen im Ostbaltikum bis zum Tode Alexander Newski’s. Studien zum Werden der russischen Orthodoxie (OCA 105, Rome 1936) ch. III.3.

[6] Например, в XIII в. греки-киприоты, находившиеся под владычеством латинян, имели право выбирать своих епископов. 

[7] См.: K.T. Ware, “Orthodox and Catholics in the Seventeenth Century: Schism or Intercommunion,: in D. Baker (ed.), Schism, Heresy and Religious Protest (Studies in Church History 9, Cambridge 1972) 259-276.

[8] Среди недавних работ хотелось бы выделить 3 книги, из которых особенно очевидна какой трагикомической ошибкой была политика Католической церкви против христианского Востока, особенно в России: G. M. Croce, La Badia Greca di Grottaferrata e la Rivista "Roma e l’Oriente, 2 vols. (Vatican: Libreria Editrice Vaticana 1990); A. Tamborra, Chiesa cattolica e Ortodossia russa. Due secoli di confronto e dialogo. Dalla Santa Allianza ai nostri giorni (Cinisello Balsamo [Milano]: Ed. Paoline 1991); L Tretjakewitsch, Bishop Michel d’Herbigny SJ and Russia. A Pre-Ecumenical approach to Christian Unity (Das östliche Christentum, Neue Folge, Bd. 39. Würzburg: Augustinus Verlag 1990). В этом контексте обратите внимание, что в первых двух случаях это – обезоруживающая самокритика католических авторов.

[9] Это детально описано в статье: E. Chr. Suttner, “Jesuiten — Helfer und Ärgernis für die Kirchen des Ostens,” Der christliche Osten  49 no. 2 (1994) 80-95. Проф. Зуттнер, преподающий в Венском университете, католический священник и не враг иезуитам.

[10] Новейшие исследования, которые содержат в себе обективный взгляд на произошедшие события и их последствия: B.A. Gudziak, Crisis and Reform The Kyivan Metropolitanate, the Patriarchate of Constantinople, and the Genesis of the Union of Brest (Harvard Ukrainian Institute, Harvard Series in Ukrainian, Harvard University Press 1998). См. также: A. Jobert, De Luther à Mohila. La Pologne dans la crise de la Chrétienté, 1517-1648 (Collection historique de l’Institut d’études slaves, Paris 1974). Краткий, но не менее объективный взгляд можно найти: Sophia Senyk, “Vicissitudes de l’Union de Brest au XVIIe siècle,” Irénikon 65 (1992) 462-487; eadem, “The Background of the Union of Brest,” Analecta OSBM 21 (1996) 103-144; Silverio Saulle, “L’Unione di Brest. Genesi e sviluppi storici,” Studi sull’Oriente cristiano 2/1 (1998) 137-164, 2/2 (1998) 137-167.

[11] Книга вышла двумя изданиями в короткое время из-за того, что противная католичеству русинская шляхта скупила и сожгла первый тираж.

[12] См. сноску 10.

[13] Jobert, De Luther à Mohila 343. Православный взгляд на тот же самый вопрос см.: Jean-Claude Roberti, Les Uniates (Fides 44, Paris 1992) 75.

[14] Suttner, Church Unity 83; W. Lencyk, The Eastern Catholic Church and Czar Nicholas I (New York 1966). Указатель литературы по теме: Suttner, Church Unity 124-5 note 70.

[15] Перевод с французского из репортажа: Irénikon 73 (2000) 112.

[16] Лишь в свете этих фактов можно справедливо и в соответствующем контексте оценить заявления, подобно, сделанному Вселенским патриархом Варфоломеем I в его интервью, опубликованному в: Odyssey (August/Sept. 1993) 34. «Что касается России (патриарх имел в виду Украину, в тот момент когда уже прошло 2 года со дня достижения ей независимости (!) – пер.), то если до Сталина большинство церквей принадлежало униатам, то сегодня пропорция между униатами и православными изменилась. Сегодня там гораздо больше православных, чем униатов, поэтому последние не могут предъявлять свои права на здания – церкви ли это, или школы – и требовать их возвращения, ибо куда тогда денутся православные? Где они должны принимать причастие? На улице? Это же не по-христиански.» Относительно упомянутой территории Галичины, где греко-католики были и снова являются большинством, такие утверждения являются просто лживыми. Кроме того, я хотел бы спросить: а где, как не на улице, служат литургию большинство румынских греко-католиков, до сих пор лишенных своих храмов?

[17] Он был убит, вероятно, советскими агентами 20 сентября 1948 г.

[18] Ronald G. Roberson, CSP, Contemporary Romanian Orthodox Ecclesiology: the Contribution of Dumitru Staniloae and Younger Colleagues (неопубликованная докторская диссертация в Папском Восточном интитуте, Рим.- 1988 г.) 208-209; для детального ознакомления с вопросами см. сс. 206-212, где приведено немало из библиографии и даны цитаты с выражениями д. Станилоэ в поддержку насильственного «воссоединения». Робертсон, безусловно, позитивно относится к личности, о которой пишет, что делает эту документацию интереснее. Относительно негативных аспектов карьеры Станилоэ до и после коммунистического периода см: Olivier Gillet, Religion et nationalisme. L’idéologie de l’Église orthodoxe roumaine sous le régime communiste (Collection «Spiritualités et pensées libres», Éditions de l’Université de Bruxelles, Bruxelles 1997) 92, 136.

[19] Публикацию в западной, иногда даже в католической, периодике (например Irénikon 66, 1993; Sobornost 16:1, 1994) некрологов по этому апологету одного из самых тяжких преступлений против человечности , причем без малейшего указания на этот аспект биографии, можно расценивать разве что, как моральный соблазн.

[20] Mille anni di fede in Russia. Pimen, Patriarca di Mosca e di tutte le Russie intervistato da Alceste Santini (Cinisello Balsamo [Milano]: Edizioni Paoline, 1987.- 216.

[21] Новейшая публикация на эту тему: Werner Maser, Der Wortbruch. Hitler, Stalin und der Zweite Weltkrieg (Munich: Günter Olzog Verlag, 1994).

[22] Этот вопрос с исторической объективностью рассматривает автор, которого уж никак нельзя считать апологетом Католической церкви: Hansjakob Stehle “Sheptyts’kyi and the German Regime,” в P.R. Magocsi (ed.), Morality and Reality. The Life and Times of Andrei Sheptyts'kyi (Canadian Institute of Ukrainian Studies, University of Alberta, Edmonton 1989) 125-144.  r. Шептицкий был главой УГКЦ во время войны. Штеле пишет: “В то время как православный митрополит Поликарп [Украинской автокефальной православной церкви]  все еще в мае 1944 года молился за победу Гитлера над «еврейским коммунизмом», митрополит Шептицкий возлагал свою надежду исключительно на религиозную силу” (см. с. 139). См. также свидетельства самих евреев о попытках Шептицкого спасти львовских евреев от фашистских захватчиков в книге: Rabbi David Kahane, Lvov Ghetto Diary (Amherst: University of Mass. Press, 1990).

[23] См.: Serge Keleher, Passion ad Resurrection — The Greek Catholic Church in Soviet Ukraine 1939-1989 (Lviv: Stauropegion, 1993), с его богатым приложением исторических документов (сс. 187-298), все из советского периода истории, включая увлекательный материал: «Мы здесь, Господи», впервые опубликованном в хорошо известном советском журнале «Огонек» N 38 (сент. 1989 г.) сс. 6-8, дающий правдивую историю Львовского лже-собора 8-10 марта 1946 г. со свидетельством 60-летнего полковника органов госбезопасности, который лично брал участие в этом фарсе, иронически перекликающимися с современными утверждениями православного митрополита (ныне патриарха Украинской Православной церкви Киевского Патриархата) Филарета (Денисенко) Киевского и Галицкого (с. 264)  , который приводит обычную советскую политическую трактовку «добровольности» насильственного присоединения. См. также B.R. Bociurkiw, The Ukrainian Greek Catholic Church and the Soviet State (1939-1950) (Edmonton/Toronto: Canadian Institute of Ukrainian Studies Press, 1996) 179-80, особенно см. с. 127, и сс.  238-43; о Филарете с.  241.  Среди других документов, много впервые доступных по-английски: Артикулы Брестской унии; Постановления епархиального собора Греко-католической церкви в Петрограде, 29-31 мая 1917 г.; письмо Молотову от греко-католических священников, аннулирующих действия «Инициативной группы», сформированной в 1945 г., чтобы призывать к форсированному «воссоединению» с Православной церковью; Пастырское послание от 15/28 января 1950 г. православных епископов Западной Украины и Закарпатья относительно «консолидации»  «воссоединившихся» с Православием и отмены католических или латинских практик в литургии; «Жизнь Украинской греко-католической церкви», документ от января 1980 г. о катакомбной церкве, показывающий длительное существование церкви и преследование ее; «Открытое письмо к Его Святейшеству Иоанну Павлу II от епископов, священников, монашествующих и верующих Украинской греко-католической церкви об открытом объявлении их выхода из подполья» от 4 августа 1987 во время либерализации жизни при Горбачеве; Обращение  Горбачеву от 7 апреля 1989 г.; Письмо Украинского греко-католического митрополита Львовского Владимира (Стернюка)  украинскому греко-католическому епископу Торонто и Восточной Канады Исидору (Борецкому) от 7 апреля 1989 г.  и ответа последнего; Пастырское послание того же самого греко-католического митрополита Львовского и Галицкого Владимира (Стернюка) от 27 августа 1989 г. первое формальное публичное заявление;  открытое письмо Горбачеву известных представителей украинской интеллигенции от сентября 1989 г. Хаотическое перечисление этих документов является  доказательством неожиданного возрождения церкви в период правления Горбачева; добавлены документы относительно встречи Горбачева с  папой Иоанном Павлом II 1 декабря 1989 г.; Декларация Совета по делам религии дел  при Совете Министров Украинской Советской Социалистической Республики относительно намерения решать положительно проблему свободы для Украинской Греко-католической церкви; и, наконец, Заявление от 17 марта 1990 г. Синода епископов Греко-католической церкви в Украине о прерывании переговоров «Четырехсторонней комиссии по нормализации отношений между Православной и Греко-католической церквами в Западной Украине».

[24] Эта проблема может быть понята и решена только со вниманием к ее объективному историческому контексту. Многочисленные заявления из Московской Патриархии недвусмысленно выражают позицию РПЦ по этому вопросу. Следует привести недавний пример, который должен нас удовлетворить. Обвиняя Католическую церковь в прозелитизме в России и Украине, Московский патриарх Алексий II 10 июня 2000 г. сказал: «Я нахожу, что трудно понять, когда, в XX столетии я вижу три православные епархии, разрушенные католиками в Украине, когда людей выгоняют  из их церквей, священников избивают, святыни поносят…» Патриарх потребовал от папы Иоанна Павла II осудить действия членов «униатской» церкви, которые заняли множество русских православных церквей и осквернила ряд святынь Православной церкви. «Я не думаю, что таким образом следует обращаться с Церковью-Сестрой, как католики называют православных...Не должно быть места для прозелитизма, который переманивает людей, которые крестились в Православной церкви или кто связан с православием своими корнями, в католицизм - этого также не должно иметь места между церквями сестрами. Это делает наши отношения трудными сегодня. "  Цитируется по: SEIA no. 57 (June 27, 2000) 3. См в этом сообщении очень взвешенный, уважительный, умеренный , но прямой и открытый ответ епископа-помощника главы УГКЦ Любомира  Гузара, : “Risposta ad Alessio II,” Il regno. Anno XLV — N. 865 (15 settembre 2000) 512-15; id., “I greco-cattolic rispondon,” La nuova Europa N. 5 (settembre-ottobre 2000) 53-56.

[25] SOP 247 (avril 2000) 14

[26] “Bischof Pawel: ‘Mea cupa is der Orthodoxie unnötig’.” KNS press interview in Vienna as reported by Gertraud Illmeier in Pressespiegel pro Oriente Nr. 115 (2000) 19-20: см. также Glaube in der 2. Welt 28 (2000) Nr. 6, pp. 6-7.

[27] Nina G. Garsoïan, “Secular Jurisdiction over the Armenian Church (Fourth-Seventh  Centuries),” в C. Mango, O. Pritsak (eds.), Okeanos. Essays presented to I. Shevchenko (Harvard Ukrainian Studies 7, Cambridge, Mass. 1983) 228; eadem, “The Armenian Church between Byzantium and the East,” in Treasures in Heaven: Armenian Art, Religion, and Society. Papers Delivered at the Pierpont Morgan Library at a Symposium Organized by Thomas F. Mathews and  Roger S. Wieck, 21-22 May 1994 (New York 1998) 7, а также примечания  11 на с.  25. См. также: Suttner, Church Unity 39ff.

[28] См.: J.F. Coakley, The Church of the East and the Church of England. A History of the Archbishop of Canterbury’s Assyrian Mission (Oxford: Clarendon 1992) 216-234. 

[29] Roberti, Les Uniates 102-7; W.S. Schneirla, “The Western Rite in the Orthodox Church,” 2/2 (1958) 2045, и дискуссия там же. 2/4 (1958) 37-38, 3/1 (1959) 36-37; Missel orthodoxe. Rit occidental Gallican de s. Germain de Paris (6e siècle). Italique pré-Célestinien (début 5e siècle). Missel ou livre de la synaxe liturgique approuvé et authorisé pour les églises orthodoxes de rit occidental relevant du Patriarcat de Moscou. Version française officielle établie sur le texte latin original.  Édition revue et typique (Collection «Documents liturgiques», supplément de la revue «Contacts», n̊ 38/39, 2e/3e trim. 1962, Paris 1962) с дальнейшей библиографией на с. 96. Согласно последней информации, православный викариат западного обряда в юрисдикции Архиепархии Северной Америки Антиохийского патриархата насчитывает 27 приходов: Eastern Churches Journal 6/3 (1999) 150.

[30] Например в: Suttner, Church Unity 38-43.

[31] Vera von Falkenhausen, “I bizantini in Italia,” in G. Cavallo et alii, I bizantini in Italia (Antica Madre, collana di studi sull’Italia antica, a cura di G. Pugliese Carratelli, Milan 1982) 1-136.

[32] V. Grumel, “L’annexion de l’Illyricum oriental, de la Sicile et de la Calaabre au Patriarcat de Constantinope,” Recherches de science religieuse 40 (1951-52) 191-200.

[33] Для той отдаленной эпохи наши современные понятия о религиозной толерантности были совершенно чуждыми. См.: O.P. Grell and B. Scribner, Tolerance and Intolerance in the European Reformation (New York 1996).

[34] Suttner, Church Unity 85.

[35] Stephen Joseph Bachtalowsky, CSSR, Nicholas Charnetsky, CSSR. Bishop-Confessor, translated by George J. Perejda, CSSR (Yorkton, Saskatechewan: Publications of the Congregation of the Most Holy Redeemer, Redeemer’s Voice Press, n.d.) 89-95.

[36] См.прим к п. 23.

[37] New York Times Review of Books (Sept. 10, 2000) 45.

');