Карла была встревожена собственной реакцией. Просто встав на ноги, он залил ярким светом те сексуальные потемки, на которые она сама себя обрекла. Он волновал ее кровь так, как, ей казалось, уже никому не под силу. Она пригласила его в гостиную выпить чего-нибудь освежающего, он остановился, чтобы рассмотреть ее виолу да гамба, стоящую на подставке.

— Виола да гамба, верно? Это ваш инструмент.

Он произнес это так, словно знал, что он не может быть ничьим больше, и это ей польстило.

— Это была страсть моего детства и юности.

— Хвалю ваш выбор, — произнес он. — Я наслаждался музыкой да гамба в салонах Венеции, где выступали прекрасные исполнители, но я никогда раньше не слышал, чтобы в игру вкладывали столько силы и огня. — Он улыбнулся. — Я бы даже, пожалуй, сказал — ярости.

У Карлы похолодело в животе.

— А что это была за пьеса? — спросил он.

— Наша собственная импровизация.

— Импровизация?

— Вариация, сильно приукрашенная, на тему одной танцевальной сюиты во французском стиле.

— Ах, танец, — произнес он. — Если бы все танцы были такими вдохновляющими, я, наверное, сам бы выучился этому искусству, но в танцах я ничего не смыслю.

— Этому можно научиться.

— Только не в доках Мессины. Во всяком случае, если речь идет о тех стилях, которые вы смогли бы узнать. — Он протянул руку к грифу виолы, но не стал ее трогать. — Можно? — спросил он. — Я никогда раньше не видел вблизи такого чуда.

Она кивнула; он поднял инструмент с подставки и внимательно рассмотрел завитки и инкрустацию, а также фактуру нижней деки из клена.

— Поразительная геометрия, — пробормотал он. Потом посмотрел на Карлу. — Насколько я понимаю, форма инструмента задумана с тем, чтобы совпадать с концентрическими кругами, заходящими друг на друга. Гармония геометрическая способствует гармонии звука. Но разумеется, вы знаете это лучше меня.

На самом деле она этого не знала и была поражена странностью его рассуждений, но, хотя она не могла заставить себя согласно кивнуть, опровергать его она тоже не стала. Он вгляделся сквозь прорези в деке, стараясь разглядеть подпись мастера.

— Кто сотворил этот шедевр?

— Андреа Амати из Кремоны.

— Превосходно. — Он тронул струну и поглядел на ее колебания. — Перерождение движения в звук, вот вам загадка. Но перерождение звука в музыку — загадка гораздо большая, вам так не кажется?