Карла тоже улыбнулась, ее смятение прошло, развеянное его теплотой, ей сделалось любопытно, потому что он уже упоминал это имя раньше.

— Расскажите мне, кто такой этот Петрус Грубениус?

— Петрус был доктором, астрономом, алхимиком, философом, знатоком природной магии во всем бесконечном множестве ее проявлений, какое он только успел изучить: космология, физика, дистилляция лекарств и эликсиров, превращения металлов, устройство тайных шифров, секреты магнитов и линз. — Тангейзер развел руками. — Короче говоря, он изучал все, что находил чудесным. Злоба и гнев были ему неведомы, так же как и боязнь иного, которая обращает большинство из нас в животных. Но прежде всего остального Петрус был моим добрым другом. Квинтэссенция — тайны которой были его Граалем — в нем воплощалась телесно в самой высшей своей форме.

Страстность речи Матиаса и угадываемая за ней тоска тронули Карлу.

— Расскажите мне еще, — попросила она.

— Хорошо, — сказал Матиас, растирая руки. — Греки — в прежние времена, до того, как они превратились в тот достойный сожаления народ, какой мы знаем теперь, — определили четыре основных элемента, лежащих в основе Вселенной. Огонь, земля, вода и воздух — это вы, конечно, знаете. Пифагор открыл пятый, высший элемент, квинтэссенцию, которая, как он утверждал, возносится вверх при сотворении любых вещей, живых или мертвых, и из которой созданы сами звезды. В ней заключена сила не просто жизни, но бытия.

— Я имела в виду: расскажите о вашей дружбе с Грубениусом.

На мгновение он вроде бы пал духом, словно так и думал, что ее интерес к вещам обыденным окажется выше интереса к вещам вечным.

Она прибавила:

— Может быть, мой разум покажется вам слишком примитивным или слишком женским, но вы интересуете меня гораздо больше, чем Пифагор.

Матиас вдохнул воздух через нос, словно собираясь с духом перед тяжелой работой.

— Я тогда еще недолго пробыл на землях франков, — начал он. — Я сражался за Альбу против французов в Пьемонте и только что уволился из армии. Поскольку я мало чему учился с самого детства, я был просто-напросто солдатом, ожидающим еще одной войны. Петрус уже тогда был стариком, странноватого вида и странных привычек. Жил он совершенно один, мало заботился о своей внешности и манерах. У него были чудовищно косматые брови, пучки волос росли в ушах и ноздрях, руки у него были покрыты цветными пятнами, оставшимися после его удивительных экспериментов, и еще он прихрамывал из-за болезни берцовой кости. Я прогнал каких-то bravi, напавших на него на улице, и Петрус пригласил меня к себе на ужин. Не знаю, что он разглядел во мне той ночью, но я остался под его кровом на целых два года. Подобных лет уже никогда не будет в моей жизни.