— Вы ничего не можете сделать, — говорил ей отец Лазаро. — Война всех нас превращает в дикарей.

Семьдесят два дня прошло с тех пор, как повесили старого кукольника. Каждый человек лишился какой-то части своей чистоты и своей души. Испуганные и изможденные, укрывающиеся по ночам в погребах и тоннелях, прячущиеся в развалинах от мушкетных пуль и стрел днем, горожане все сильнее приближались к краю отчаяния. Некоторые даже с надеждой ждали следующей атаки турок: тогда хотя бы нарушится изматывающее монотонное ожидание и, может быть, придет конец их испытаниям. Карла не входила в число этих последних. Она не забыла — и никогда не сможет забыть — последствий нападения на форт Святого Михаила.

* * *

Раненые начали поступать по окончании битвы, когда наконец-то устроили понтонный мост для несчастных. До тех пор раненых, которые с раннего утра превратились в иссушенную солнцем, истерзанную толпу, охраняли вооруженные стражники на дальнем берегу пролива. Отец Лазаро послал туда трех городских лекарей-евреев с просьбой сделать все, что в их силах, и, всего в трех сотнях футов от бушующей канонады, они трудились не покладая рук, словно ангелы среди испепеляющего кровавого хаоса. Карла была не одинока в своем желании помогать, но Лазаро словно знал, что должно произойти, и запретил своим работникам рисковать жизнью.

Но даже Лазаро был поражен тем, что началось потом. Исход раненых по скользким шатающимся доскам был настолько кошмарным, что не поддавался описанию. Рыцарей провели первыми, эта несправедливость воспринималась всеми остальными как нечто само собой разумеющееся. А затем прорвало поток, который военные полицейские пытались и не сумели сдержать. Люди соскальзывали между веревками в воду пролива и тонули. Некоторые падали в лодки и умирали там в беспорядочных, задыхающихся кучах тел. Некоторых просто затоптали насмерть. У понтонного моста на берегу Эль-Борго горожане укладывали раненых на одеяла и носилки и тащили в госпиталь, те, у кого еще оставались силы, ковылял или полз сам, среди и тех и других дорогу пережили не все. К тому времени, когда эвакуация завершилась, улицы по всему пути до госпиталя были от дома до дома залиты красновато-коричневой жижей.

Госпиталь «Сакра Инфермерия» обладал лучшими лечебными средствами и лучшим персоналом в мире — рыцари Иоанна Крестителя позаботились об этом, — а при наличии двухсот кроватей был еще и одним из самых больших. В самой по себе многочисленности жертв не было ничего нового, хотя чаще всего человеческие обломки оставляли умирать на полях сражений. Ни одно лечебное заведение до сих пор не пыталось принять такое количество увечных. Попытка спасти их всех уже являлась актом безумия, вдохновленным верой. Но они все равно пытались — и не преуспели.