Они сидели в двух великолепных креслах, которые Тангейзер спас из костра, и Матиас благодарил Ле Маса за то, что тот поручил доставку депеши Орланду. Он рассказал ему кое-что из истории мальчика, которую Ле Мас принял за байку, хотя и совершенно не похожую на те, что рассказывали о своих похождениях его товарищи, искатели приключений.

— Множество историй о невероятных, сумасшедших эскападах так и погибнут здесь, нерассказанные, — заметил Ле Мас. — В итоге жизнь каждого человека оказывается всего лишь байкой, рассказанной тому, кто прожил ее, и только ему одному. Поскольку все мы совершенно одиноки во всем, за исключением милости Божьей.

Они пили и беседовали о том, что было. Меньше четырехсот защитников были сейчас способны стоять в проломе, и из них всего горстка избежала серьезных ранений. За последний день, самый кровопролитный, были истреблены две тысячи мусульман, и, по подсчетам Ле Маса, семь тысяч или даже больше гнили сейчас в канаве за стенами. Общие потери Религии, как оказалось, составляют приблизительно полторы тысячи.

— Пять к одному, совсем неплохо, — сказал Ле Мас, — особенно если учесть, с какой силой нас обстреливали из пушек. Дадим твоим нехристям передышку. Если у них есть хоть капля здравого смысла, они завтра же отчалят домой.

Ни один из них ничего не сказал, но оба знали, что Мустафе было бы легче потерять еще семь тысяч, чем Религии лишиться этих полутора.

— Запасы здравого смысла на этом острове ограниченны, — заметил Тангейзер. — Хотел тебе сказать вот что: я собираюсь попасть в лагерь врага, прикинувшись одним из ваших турецких военнопленных. Если, конечно, этот маскарад получится…

Ле Мас посмотрел на него, глотнул бренди, снова посмотрел.

— Если принять во внимание тот факт, что ты германец, — сказал Ле Мас, — ты самый неукротимый боец, какого я когда-либо знал. Если бы ты был французом, я бы признал тебя равным самому Ла Валлетту.

— Значит, ты меня благословляешь.

— От всей души, — сказал Ле Мас и передал ему бутылку.

— Скажи-ка мне, — продолжал Тангейзер, — а сколько турецких рабов у нас еще осталось?

— Кажется, не больше дюжины, — сказал Ле Мас. — А что?

Тангейзер отпил глоток.

— Если они окажутся на свободе, то уже через месяц будут минировать стены Эль-Борго. Может быть, даже сражаться в рядах турок.

— Очень возможно, — согласился Ле Мас. — Я как-то совершенно упустил это из виду. К тому же будет весьма прискорбно, если кто-нибудь из этих грязных свиней испортит тебе всю игру, верно? — Он посмотрел на Тангейзера. — Наверное, даже больше чем прискорбно.