Орланду поднял бадью за веревки и двинулся вперед. Руки стонали от боли. Ничего не пролью, поклялся он. Он надеялся, что они не заметят его раньше времени, пока он не двинется в путь после второго привала, когда, возможно, сумеет найти в себе больше силы, чем у него есть. Он попробовал бежать короткими, пританцовывающими шагами, содержимое бадьи заходило волнами, а мышцы почти тут же снова обожгло. Лицо Орланду кривилось, легкие с хрипом втягивали воздух. Он глядел во все глаза, пытаясь понять, не заметили ли его трое мужчин, но он был в тени, а они на свету. Ему нужно отойти от стены. Он почувствовал, как веревки снова заскользили, остановился, поставил бадью на землю и обругал ее. Он подумал, что следующий марш должен привести его к Борсу даже ближе, чем нужно, тот, конечно же, окликнет его, представит Тангейзеру и Ле Масу, как это принято у друзей. Или же Орланду сам предложит им подкрепиться. И тогда Борс скажет Ле Масу, что это его добрый друг Орланду, который годен на большее, чем таскать бадьи с вином по дерьму и…

Странные горны затрубили, и возгласы облегчения, смешанные с неприличными шуточками, позволили предположить, что турецкая атака отброшена. Орланду поблагодарил Деву Марию, потому что теперь, наверное, солдаты смогут пойти и сами взять свои хлеб и вино. Три приятеля поглядели вверх на завал, откуда толпа защитников расходилась в стороны в образцовом порядке, открывая проход посередине. Тангейзер с Борсом передали свои длинные ружья ординарцам и надели перчатки. Каждый обнажил меч и размял плечи. Снова раздался звук горна, на этот раз это был христианский горн. Повсюду засвистели. Знамена с разными изображениями заколыхались, созывая свои отряды. Отряд Ле Маса выстроился клином. Клин нацелился острым концом в просвет на вершине залитой кровью насыпи, а резерв потянулся к парапетам через пелену горячего охряного дыма.

Неужели это означает, что битва не окончена? Неужели турки настолько безумны, что вздумают вернуться? Орланду подхватил свою бадью и потопал вдоль стены, чтобы все узнать.

* * *

Отряд Ле Маса выстроился вдоль пролома, а те, кто удерживал брешь до полуночи, отошли. Они увязали, словно в болоте, в липких результатах битвы, и облегчение сменялось в них внезапной усталостью. Испанцы Ле Маса приканчивали пиками турецких раненых, а тела сбрасывали в канаву внизу. Пока шла битва, турецкие саперы прорвались на некоторые участки рва и установили там короткие настилы. Еще они перебросили в качестве мостков корабельные мачты. Среди клубов кислого дыма осталось лежать растерзанными кучами не меньше четырех сотен свежих тел; некоторые из них до сих пор шевелились и бормотали слова Корана. Многие были обуглены и дымились в лужах греческого огня. Позади павших Тангейзер разглядел отряд, ковыляющий с поля боя. Турки уносили с собой покалеченных товарищей, направляясь обратно, где вскоре им предстояло выслушивать едкие насмешки своего аги.