Тангейзер произнес:

— Лишь тщеславный боится уродства плоти, дон Игнасио. А из всех грехов тщеславие наименее всего приличествует человеку.

— Отлично сказано, капитан Тангейзер, отлично сказано. — Он скосил глаза. — Как я понимаю, это ваше nom de guerre.

— У вас врожденное чутье на искателей приключений, — ответил Тангейзер.

— Искателей приключений? — Дон Игнасио кивнул и скроил гримасу, которая, решил Тангейзер, должна была выражать удовольствие. — Да-да, хотя, глядя на меня сейчас, в это сложно поверить. Должен ли я понимать, что вы виновны в преступлении, совершенном где-нибудь в далеком уголке этого прогнившего и погруженного во тьму мира?

— Во многих преступлениях и во многих уголках.

Смех дона Игнасио был похож на карканье вороны над добычей.

— В таком случае будьте уверены, что найдете здесь приют. Я сражался с Карлом Пятым в Тунисе, тридцать лет назад. Под командованием Андреа Дориа. В те времена я знавал множество ландскнехтов. Разве они не сожгли Рим для Карла Пятого?

— И заперли Папу в его собственной тюрьме.

Снова сухое карканье.

— Храбрые бойцы эти германцы, но хороши настолько, сколько им платят. Ла Валлетт хорошо вам платит?

— Великий магистр не платит мне вовсе.

— Тогда он дурак, хоть это для меня и не новость. Если хотите указать на воплощенное тщеславие, назовите рыцарей. Религию. Ба! — Усмешка еще больше исказила его деформированный рот. — Можно подумать, Христос позволил прибить себя к кресту ради них одних. И прежде всего французов и тех, кто им подчиняется, хотя бы отчасти. В одном французе больше тщеславия, чем во всех адских вертепах. Прошу простить мне подобное богохульство, просто я знаю, что в глубине души германцы безбожники. В их душах слишком много лесов и диких земель. Но рыцари выводят меня из себя, они заполонили весь наш остров, они подстраивают нашу политику под свои нужды. Все было бы иначе, не будь их здесь. И не один я разделяю подобные чувства. Если бы не их Крестовый поход, турки оставили бы нас в покое. Корсары, да, ладно, мы терпим этих псов уже пятьсот лет. Но армия, которой довольно, чтобы завоевать Гранаду? — Он засопел, пустил слюни и поднес дрожащую руку ко рту. — Но я отнимаю у вас время. Чем же может умирающий старик помочь могущественной Религии?

— Я здесь не от имени Религии, — произнес Тангейзер, — я пришел по личному делу.