Матиас обернулся, и перед ним предстало невиданное зрелище.

Человек, который был больше похож на бога, восседал на сером арабском жеребце; в струйках белого пара, вырывающегося из ноздрей животного, оба, и конь и человек, казались сказочными призраками. Всадник был молод, горд и темен лицом, с высокими тонкими скулами, с бородой, похожей на наконечник копья. На нем был багровый кафтан, подбитый и украшенный соболиным мехом, широкие красные штаны и желтые сапоги, по снежно-белому тюрбану рассыпаны бриллианты, вспыхивающие от каждого движения. На поясе висел кривой меч, рукоять и ножны которого казались живыми от мерцающих на них драгоценных камней. В руке он держал дымящийся длинноствольный пистолет, инкрустированный серебром. Он глядел своими карими глазами в глаза Матиаса, и в его взгляде читалось что-то похожее на восхищение и даже нечто большее. Матиасу показалось — хотя этого никак не могло быть, — что в глазах незнакомца сквозит любовь.

Всадник не отводил карих глаз, а Матиас не моргал. И в этот миг душа всадника и душа мальчика потянулись друг к другу и переплелись, по причине, которой никто не мог объяснить, и с силой, которой никто не мог противостоять, потому что такова была воля Господня.

Со временем Матиас узнал, что воин этот был капитаном Сари Бейрака, самого древнего и доблестного отряда воинов султана, и что зовут его Аббас бен-Мюрад. Потому что он все-таки просто человек. Человек, в чьем сердце не было и следа злобы.

Позади капитана остановились еще два багровых всадника. На улице за их спинами жители деревни тушили пожар, отчаянно метались взад-вперед, вытаскивая из домов пожитки, спасая из огня детей и стариков. Пробиваясь, как сквозь стадо овец, дюжина других красных всадников древками копий и кнутами быстро усмирила мародерствующих солдат. Аббас убрал пистолет в притороченный к седлу чехол. Он посмотрел на лежащее поперек лошади обнаженное и растерзанное женское тело. Снова поглядел на Матиаса и заговорил. Он говорил не на том языке, на каком говорили те дьяволы, и, хотя Матиас не знал слов, он понял вопрос.

— Это твоя мать?

Матиас глотнул и молча кивнул.

Аббас увидел кинжал у него в руке, заметил прилипшую к телу, пропитанную кровью рубаху. Аббас поджал губы и покачал головой. Он поглядел поверх Матиаса, и Матиас обернулся: первый негодяй, которого он ткнул кинжалом, лежал неподвижно. Второй, полуголый, корчился в грязи, ослепленный, лишенный лица, и скулил от жалости к себе, шевеля разорванными губами. Аббас махнул рукой. Один из сопровождавших его всадников выехал вперед, вытащив меч; Матиас в восхищении уставился на безупречный дамасский клинок. Всадник остановился над хнычущим негодяем, наклонился вперед. Узорчатый меч взлетел, опустился почти беззвучно, и окровавленная голова покатилась в канаву.