Но вот женщины, которых Матиас взял под свое крыло? Только одному Богу известно, какие неприятности они навлекут. Обе стояли рядом с Борсом у планшира, глядя на берег, графиня и девушка с дикими глазами. Он дал каждой по половинке лимона, чтобы забить исходящую от рабов вонь, и они подносили фрукт к носу грациозным движением. Графиня все время поглядывала на Матиаса, стоящего на мостике. Борс ясно видел, что все ее надежды — и кто знает, какие мечты? — теперь прочно связаны с его другом, а известно, что надежды и мечты женщины — самое тяжкое бремя для мужчины, особенно когда он идет на войну. Девушка, стоящая рядом с ней, совершенно не интересовалась кораблем, его зловонной оснасткой и устройством, она неотрывно смотрела на пламя — единственное, что было видно в темноте на далеком берегу, словно это пламя обладало чарующей силой, словно она могла разглядеть в нем что-то такое, чего не видели остальные. Женщины еще больше осложнят им жизнь. Принимать решения станет труднее. Любовь отравит и колодец, и того, кто из него пьет. Но священное призвание Борса состоит в том, чтобы прикрывать спину Матиаса, и он будет его прикрывать.

Двадцать или около того рыцарей в черных камзолах, стоя на почтительном расстоянии от женщин, глядели на удаляющийся европейский берег. На груди у них были нашиты шелковые восьмиконечные кресты, эти кресты призрачно светились в сиянии луны. Им всем перевалило за сорок, но выглядели они лет на тридцать. У всех были густые, воинственно торчащие бороды. Все бормотали вполголоса «Отче наш». Рыцарям полагалось повторять «Отче наш» по сто пятьдесят раз каждый день, но поскольку было сложно подсчитать точно, они редко останавливались и, выходя в море, молились часами, погружаясь в мистический транс. Каждый из них постепенно подстраивался под ритм остальных, пока они не начинали молиться в унисон. Борс ощутил, как холодок прошел у него по спине, потому что звук молитвы, повторяемой в слаженном ритме таким количеством убийц, мог бы вызвать дрожь даже у каменной глыбы. Он видел, что графиня начала повторять вместе с рыцарями их заклинание, а вот девушка этого не сделала.

Борс обернулся посмотреть на Сицилию. Они плыли навстречу кровавой бане, но он страстно ее желал — больше, чем золота, больше, чем славы. Только в бою рвутся оковы морали. Только на поле кровавой брани, где все былые знания и должности превращались в ничто, в пшик, и выявлялась настоящая суть человека. Только там можно было обрести превосходство. Большая часть человечества трудится и умирает, ни разу не испытав подобного восторга. А стоит познать его однажды, как все остальное теряет смысл… Страх, которого и так в мире избыток, — невысокая цена за то, чтобы познать его снова.